ЗАГОВОР ПРОТИВ ГИТЛЕРА

ЗАГОВОР ПРОТИВ ГИТЛЕРА

Вот Штауффенберг — это молодец! Его почти жаль. Какое хладнокровие! Какой ум, какая железная воля! Просто непостижимо, как он только связался с этим сборищем дураков!

Геббельс

Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг стал фашистом добровольно. И добровольно же перестал им быть, когда разочаровался в идеалах национал-социализма. На допросе он заявил, что в начале 1930-1940-х годов искренне одобрял идеи национал-социалистов в области внутренней политики, особенно идею об ответственности «только перед самим собой и компетентным руководством в сочетании с идеей здоровой субординации и народной общности». Импонировал ему также принцип «общественная польза выше личной», нравилась ему и «борьба с коррупцией», и «расовые идеи нацизма», но особенно импонировало ему «стремление к новому, определенному немецким национальным характером правопорядку». Однако у графа вызывали стойкое отвращение различные внешние проявления нацистского режима. К 1938 году, по его словам, он уже вполне сознательно ненавидел нацизм вообще и Гитлера в частности. Он пришел к выводу, что основные идеи национал-социализма «в процессе их осуществления режимом почти все были превращены в свою противоположность».

Впрочем, весь этот разнобой в мыслях не мешал ему быть исправным служакой. 1 октября 1936 года Штауффенберг в числе 100 избранных офицеров был направлен в Военную академию в Берлин. Курсы обучения офицеров службы генштаба он закончил с отличием.

Граф не разделял захватнические устремления Германии, однако, когда война началась, он счел своим воинским долгом принять в ней участие, ибо полагал, что война как бы олицетворяет судьбу всей нации, уклониться от которой просто нельзя. Однако ему был не по нутру террор германских войск против мирного населения захваченных территорий. С 1939 по 1943 год Штауффенберг работал в организационном отделе генштаба. В его деятельность входило инспектирование боеготовности войск, решение проблем офицерского состава и прочее. На его глазах блестяще начавшийся блицкриг превратился во вторую мировую войну, и, зная все резервы Германии, этот блестящий штабист, очевидно, высчитал, когда и чем закончится война — кошмарным поражением. Он, конечно, не мог предвидеть Нюрнберга, утрату Германией суверенитета, полувековое расчленение страны, Берлинской стены и многого другого, однако он понял, как можно сохранить величие и суверенитет Германии, уберечь ее от дальнейшего массового самоубийства и разграбления. На пути к миру стоял один-единственный человек, боготворимый немецкой нацией и дружно ненавидимый всеми остальными, — фюрер. Впрочем, и немцам он изрядно надоел своей бесконечной войной. Пока Гитлер стоял у власти, никто и не думал о скором завершении войны. Однако если его не станет, а новое правительство заявит о своем стремлении к миру… Вспомним, что в начале 1943 года никто еще не требовал от Германии «безоговорочной капитуляции». Второй фронт еще не был открыт, англичане побаивались немецких «фау» и, возможно, согласились бы с утратой Польши и Чехословакии. Вермахт еще мог бы отойти с гордо развернутыми знаменами на позиции 1940 года, сохранив и армию, и флот, и экономику, и мирное население, и награбленные богатства. А там, глядишь, лет через несколько, зализав раны и собравшись с силами, можно опять диктовать миру свою волю.

Наверное, когда этот план пришел в голову Штауффенбергу, он не мог уснуть несколько ночей. И дело было не только в том, что план этот был гениальным. Он был вполне выполнимым.

Будучи образцовым штабным офицером, Штауффенберг начал планомерно и методично осуществлять этот план. Первым делом следовало найти единомышленников. Однако среди высших офицеров соратников он не нашел. «Там, заявил он позже, сплошь бюргеры, охотники за теплыми местечками, подхалимы в генеральских чинах». Исход Сталинградской битвы окончательно убедил Штауффенберга в том, что война проиграна. Он набросал и несколько тезисов будущего правительства. Оно должно было провозгласить свободы слова, совести, собрания и, разумеется, выступить за сотрудничество разных рас. Но и с коммунистами Штауффенберг не вступил в контакт, хотя и был на пути к союзу с ними и с патриотическим движением «Свободная Германия».

1 октября 1943 года Штауффенберг перешел на службу в общевойсковое управление Главного командования сухопутных войск в Берлине. С этого дня, можно считать, началась подготовка заговора.

Кто же поддержал Штауффенберга? Это были молодые офицеры генштаба: Мерц фон Квирингем, Штифф и Тресков, а также пожилые генералы из ОКХ и генштаба Ольбрихт, Вагнер и Линдеман. Преступления фашистов и надвигавшаяся военная катастрофа сделали их противниками нацистского режима. Кроме названных офицеров, игравших в заговоре ключевые роли, было еще несколько сочувствовавших заговорщикам, им отводились роли второстепенные. Таким образом, в конце 1943 и в начале 1944 года вокруг Штауффенберга образовалась группа патриотически настроенных офицеров и интеллигентов, готовая к восстанию. Был разработан план с красивым названием «Валькирия». Он существовал в двух вариантах — официальном, как план поведения войск в случае внутренних беспорядков, и предусматривал захват ключевых гражданских объектов и важнейших точек, сеть связи, радиостанций, транспортных артерий. В неофициальной же редакции предусматривалось и отстранение от власти нацистской верхушки, захват концлагерей, учреждений СД и гестапо, установление связей с ВМФ и ВВС. Был подготовлен список членов нового правительственного кабинета. Словом, Штауффенберг с чисто немецкой педантичностью предусмотрел абсолютно все, кроме того, что «Валькирия» окажется кривой на один глаз и ее карающий меч промахнется.

В четверг 20 июля 1944 года, около 6 часов утра, полковник граф фон Штауффенберг в сопровождении брата Бертольда вышел из своей квартиры в берлинском пригороде Ванзее. Автомашина доставила обоих в город, где к ним подсел обер-лентенант фон Хефтен. Затем они поехали дальше — на аэродром Рангсдорф, где уже ждал генерал-майор Штифф, чтобы вместе отправиться в ставку фюрера. Самолет «Хейнкель-111», находившийся в распоряжении генерала Вагнера, стартовал около 7 часов утра. В портфелях находились две бомбы с бесшумными химическими взрывателями. Одну положил в свой портфель Штауффенберг, другую взял Хефтен. Тем временем Бертольд фон Штауффенберг отправился в здание ОКХ на Вендлерштрассе.

Пролетев примерно 560 километров, самолет около 10 часов 15 минут приземлился в Растенбурге.

Штауффенберг поручил командиру самолета быть с полудня готовым к обратному полету в Берлин. На служебной машине Штауффенберг и его спутники отправились в ставку фюрера. Там Штауффенберг доложил о своем прибытии коменданту. После завтрака с его адъютантом ротмистром фон Мёллендорфом Штауффенберг направился к генералу Фельгибелю, начальнику связи вермахта, посвященному в заговор. Около 12 часов Штауффенберг вместе с генералом Буле явился к начальнику штаба ОКВ генерал-фельдмаршалу Кейтелю, чтобы еще раз обсудить с ним предстоящий доклад. Хефтен остался в приемной в том же помещении. Кейтель сообщил, что совещание, первоначально назначенное на 13 часов, переносится на 12 часов 30 минут ввиду визита Муссолини. Доклады должны быть краткими. Затем Кейтель сказал, что обсуждение обстановки состоится в предназначенном для этой цели картографическом бараке с деревянными стенами, усиленными бетонной обшивкой. Когда до 12 часов 30 минут осталось совсем немного, Кейтель вместе со своим адъютантом фон Фрейендом, Буле и Штауффенбергом вышел из кабинета, чтобы направиться в картографический барак, расположенный минутах в трех ходьбы. Но тут Штауффенберг сказал, что хочет сначала немного освежиться и переменить сорочку. В прихожей его ожидал Хефтен. Фон Фрейенд указал им свою спальню, куда Хефтен вошел вместе со Штауффенбергом, так как должен был помочь однорукому полковнику. Им необходимо было остаться наедине, чтобы щипцами вдавить взрыватель бомбы, спрятанной в портфеле.

Взрыв должен был произойти 15 минут спустя. Тем временем Кейтель уже прошел довольно далеко вперед. Пока оба они находились в комнате Фрейенда, Фельгибель связался по телефону с бункером ОКВ и попросил передать Штауффенбергу, чтобы тот еще раз позвонил ему. Фон Фрейенд тут же послал оберфельдфебеля Фогеля сообщить об этом Штауффенбергу. Позже Фогель рассказывал, что видел, как Штауффенберг и Хефтен что-то прятали в портфель, а на койке лежала куча бумаги. Очевидно, его визит помешал им уложить в портфель Штауффенберга обе бомбы. Вероятно, Штауффенберг, как следует предполагать, намеревался взорвать обе эти бомбы.

Однако Хефтен засунул сверток со второй бомбой в свой портфель, а затем, покинув Штауффенберга, быстро вышел, чтобы позаботиться об автомашине. По пути в картографический барак Штауффенберг несколько раз отказывался от предложения своих спутников понести его портфель. Вместе с уже проявлявшим нетерпение Кейтелем Штауффенберг несколько позднее 12 часов 30 минут вошел в картографический барак. Перед тем как войти, он громко, так, чтобы его услышал Кейтель, крикнул фельдфебелю-телефонисту, что ожидает срочного звонка из Берлина. В момент появления Штауффенберга на совещании генерал Хойзингер как раз докладывал о положении на Восточном фронте. Кейтель на минуту прервал его, чтобы представить Штауффенберга Гитлеру, который приветствовал полковника рукопожатием. Затем Хойзингер продолжал свой доклад.

Помещение для оперативных совещаний находилось в конце барака и имело площадь примерно 5x10 м. Его почти полностью занимал огромный стол с картами, вокруг которого после прихода Штауффенберга и Кейтеля собралось 25 человек. Напротив двери было три окна — из-за жары их открыли настежь. Гитлер стоял у середины стола, лицом к окнам и спиной к двери. Стол представлял собой тяжелую дубовую плиту, положенную на две массивные деревянные подставки. Штауффенберг поставил портфель с бомбой у той подставки, которая находилась в непосредственной близости от Гитлера.

Вскоре вслед за тем он доложил Кейтелю, что ему необходимо переговорить по телефону, вышел из помещения и направился прямо к генералу Фельгибелю, где его уже ожидал с автомашиной Вернер фон Хефтен. «Ни один специалист не сомневался в том, что в помещении с толстыми или тонкими стенками предназначенная для этой цели взрывчатка… сделает свое дело до конца». Однако человек предполагает, а Бог располагает.

Тем временем Хойзингер продолжал доклад. Полковник Брандт, заместитель Хойзингера, желая подойти поближе к карте, задел ногой помешавший ему портфель Штауффенберга и переставил его по другую сторону подставки стола — подальше от Гитлера.

Поскольку Штауффенберг должен был докладывать сразу же после Хойзингера, но все еще не вернулся, Буле вышел из помещения, чтобы позвать его. Однако телефонист сказал ему, что полковник ушел. Пораженный Буле вернулся в помещение, В 12 часов 42 минуты — Хойзингер как раз произносил заключительные слова — бомба взорвалась.

Штауффенберг, Хефтен и Фельгибель увидели пламя взрыва и были твердо убеждены в том, что Гитлер убит. Взрыв был такой силы, словно в комнате разорвался 150-миллиметровый снаряд, заявил позже Штауффенберг в Берлине.

Штауффенберг и Хефтен вскочили в машину, которая через минуты две остановилась у офицерского караула. Охрана сначала отказалась пропустить их, но Штауффенберг сослался на вымышленный телефонный вызов и заявил, что имеет разрешение на выезд. У наружного поста с южной стороны обоих офицеров снова остановили. Однако Штауффенберг не растерялся и тут же позвонил ротмистру фон Меллендорфу, который по телефону подтвердил дежурному шарфюреру СС наличие разрешения на выезд. Чуть позже 13 часов Штауффенберг достиг аэродрома. По дороге Хефтен демонтировал запасную бомбу и выбросил ее. В 13 часов 15 минут самолет поднялся в воздух и взял обратный курс на Берлин, где должен был приземлиться около 16 часов. В течение почти трех часов Штауффенберг вынужден был бездействовать, и эти три часа оказались роковыми для предпринятого им дела. Что же произошло за эти три часа в Берлине — в центре заговора?

Взрыв в помещении для совещания произвел большое разрушение: стол разлетелся на куски, потолок частично рухнул, оконные стекла были выбиты, рамы вырваны. Одного из присутствовавших взрывной волной выбросило в окно. И тут генерал Фельгибель, который должен был по телефону сообщить на Бендлерштрассе об успешном покушении, к ужасу своему увидел: покрытый гарью, в обгорелом и изодранном в клочья мундире, опираясь на Кейтеля и ковыляя, Гитлер выходит из дымящеюся барака! Кейтель довел Гитлера до своего бункера и приказал немедленно вызвать врачей. Гитлер получил ожоги правой ноги, у него обгорели волосы, лопнули барабанные перепонки, правая рука была частично парализована, но в целом травмы оказались легкими.

Из участников совещания один — стенографист Бергер — был убит на месте; трое — полковник Брандт (как уже указывалось, заместитель Хойзингера), генерал Кортен, начальник штаба оперативного руководства ВВС, генерал-лейтенант Шмундт, шеф-адъютант вермахта при Гитлере и начальник управления личного состава сухопутных войск — вскоре скончались от полученных травм. Генерал Боденшац, офицер связи главнокомандующего ВВС при ставке фюрера, и полковник Боргман, адъютант Гитлера, получили тяжелые ранения. Все остальные отделались легкими ранениями или же не пострадали.

Убиты или тяжело ранены оказались почти исключительно те, кто стоял справа от подставки стола. Совершенно ясно: в результате того, что полковник Брандт переставил портфель с бомбой к правой стороне подставки стола, направление взрыва в значительной мере изменилось.

Только так можно объяснить, почему Гитлер, который к тому же в момент взрыва так наклонился над столом, что почти лежал на нем (он был близорук), остался в живых. Оправившись от шока, Гитлер и его окружение стали готовиться к намеченному на послеобеденное время визиту Муссолини в ставку Верховного главнокомандования. Увидев Гитлера живым, Фельгибель от условленного звонка в Берлин отказался. Ведь по имевшейся договоренности он должен был сообщить, состоялось ли покушение или нет. Но то, что Гитлер уцелеет, предусмотрено не было. Штифф решил, что ввиду этого государственный переворот начинать не следует и теперь надо лишь позаботиться о безопасности — своей собственной и других заговорщиков. Так центр заговора в Берлине больше трех решающих часов не получал никаких известий. Через полчаса после покушения в «Волчьем логове» появился извещенный о происшедшем Гиммлер, который находился в своей ставке на озере Мауэрзее, и сразу же начал расследование. Он потребовал от Главного управления имперской безопасности в Берлине прислать самолетом специалистов-криминалистов. Геббельс, который в это время был в Берлине, получил после 13 часов телефонное сообщение, что произошло покушение, но Гитлер жив. Затем всякая связь между Растенбургом и внешним миром на два часа прекратилась. Гитлер приказал запретить передавать любую информацию из ставки. Это обстоятельство могло бы даже сыграть на руку заговорщикам, поскольку Фельгибель и без того имел задание не допустить никакой связи со ставкой.

В результате начатого Гиммлером расследования все серьезнее стали подозревать Штауффенберга: его поведение, а особенно внезапное исчезновение казалось теперь подозрительным и Кейтелю. Но пока еще никто из окружения Гитлера не предполагал, что речь идет не о покушении одного отдельного лица, а о заговоре.

А тем временем в ОКХ на Бендлерштрассе генерал Ольбрихт и его ближайшие соратники тшетно ожидали сигнала действовать — телефонного звонка из Растенбурга. И все-таки они начали действовать по плану «Валькирия» — захватывать узлы связи, транспортные артерии, радиостанции. Но и эти действия были непоследовательны, поскольку спустя два часа стало известно, что Гитлер жив, и часть участников заговора предпочла отсидеться, ничего не предпринимать, авось пронесет нелегкая.

Разрабатывая план, Штауффенберг и Ольбрихт рассчитывали, что войсковые части будут действовать быстро и точно, а это зависело от офицеров, которые, узнав о воскрешении Гитлера, засомневались.

В тот же вечер заговорщики были схвачены. Тогда же состоялся военно-полевой суд, который приговорил четырех вождей восстания к расстрелу: полковника Мерца Квирингема, генерала Ольбрихта, полковника Штауффенберга и Хефтена. Четырех приговоренных вывели во двор около полуночи. Хефтен поддерживал ослабевшего от ранения Штауффенберга. Место казни освещалось фарами военного грузовика. Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг погиб с возгласом: «Да здравствует священная Германия!»

Он погиб накануне своего 37-летия, и пророческими оказались слова его соратника Фрица Шуленбурга, сказанные в тот вечер незадолго до ареста: «Немецкому народу, видно, придется испить эту чашу до дна. Мы должны пожертвовать собой. Позже нас поймут».

Подверглись пыткам и были казнены еще сотни и сотни других людей, участников заговора прямых и косвенных и вовсе не имевших о нем представления, просто Гитлер решил заодно избавиться от всех своих врагов (как Сталин после убийства Кирова). Но Германию уже ничем нельзя было повернуть с гибельного пути.