Артист-аферист Николай Маклаков

Артист-аферист Николай Маклаков

Многие петербургские газеты, выходившие в период с 1909 по 1916 год, довольно часто помещали краткие сообщения о Н. А. Маклакове, которого окрестили «международным аферистом» за операции, проведенные как в России, так и за рубежом. Многогранность и своеобразие афер невольно обращали на себя внимание и вызывали интерес к этому человеку.

Большую часть отмеченного периода Маклаков провел в «Крестах» — петербургском следственном изоляторе. Поэтому корреспонденты, к сожалению, уделяли больше внимание необычным сторонам жизни арестанта в тюрьме, и только немногие отрывочные сведения свидетельствовали об интересных, разнообразных и многочисленных аферах этого человека вне тюремных стен, что, естественно, весьма затруднило составление «полного портрета» махинатора. Несмотря на столь существенный изъян, мы все же попытаемся рассказать о наиболее характерных аферах Н. А. Маклакова.

Николай Александрович родился в 1879 году в семье военного. После смерти отца, имевшего высокий чин генерал-лейтенанта, воспитание юного Николая легло на плечи матери — Екатерины Петровны. Интересно, что в метрической справке, выданной Николаю, значилось: «Н. А. Маклаков является сыном жены генерала Маклакова». Эта формулировка всю жизнь возмущала Николая. Более того, он считал, что именно такая запись неграмотного священника всю жизнь приносила ему неприятности и даже довела до скамьи подсудимых.

По некоторым косвенным сведениям, Екатерина Петровна имела достаточно неуравновешенный и неуживчивый характер. Об этом, например, свидетельствует бесконечная перемена мест жительства в Петербурге. Так, в период с 1901 по 1906 год она, по данным справочника «Весь Петербург», переезжала с квартиры на квартиру 5 раз. Она же арендовала у городской столичной управы на 12 лет Василеостровский театр и сад для антрепризы, не имея ни опыта, ни достаточных средств, что свидетельствует о некотором авантюризме ее натуры. Этими чертами характера, только более ярко выраженными, обладал и ее сын Николай Маклаков. Так или иначе, но, по сведениям журналистов, Николай Маклаков к 26 годам совершил 52 преступления.

Будучи сыном генерала и обладателем известной в России фамилии, он мог бы занять высокое положение в обществе. Этому способствовали его аристократическое воспитание, отличное образование и безупречное знание европейских языков. Немаловажную роль могла играть и его приятная внешность. Маклаков был мужчиной высокого роста, всегда подтянутый, одетый изящно и по последней моде. Он тщательно за собой следил, носил прическу с пробором и маленькую «французскую» бородку, которая ему очень шла. Молодой Маклаков обладал незаурядным умом, талантом в решении сложных жизненных проблем, а также изумительной способностью не терять присутствия духа в самые критические минуты жизни. Однако движимый стремлением к роскошной жизни, заполненной женщинами, вином и кутежами, он все свои способности и таланты направил на проведение афер.

Первое время, работая по завершении учебы адвокатом, Николай Маклаков стал выдавать себя за своего однофамильца, известного присяжного поверенного Василия Алексеевича Маклакова. Вошел в историю, например, такой случай. Василий Алексеевич находился в гостях у своего друга и учителя, всемирно известного адвоката Ф. Н. Плевако. Последнему во время дружеского ужина принесли телеграмму из Воронежа следующего содержания: «Ваш помощник Маклаков обращается ко всем местным адвокатам с просьбой дать взаймы денег под предлогом „издержания в дороге“ и вообще престранно себя аттестует. Не мистификация ли это?» Плевако, разумеется, на этот вопрос тотчас ответил, что его помощник Маклаков находится рядом с ним и в Воронеж не ездил.

Когда скончался отец Василия Алексеевича, известный профессор Маклаков, то ко многим людям приходил Николай Маклаков, представлялся сыном покойного профессора и с грустным видом просил помощи, так как якобы остался без средств к существованию.

Однажды, находясь в Воронеже и оказавшись без денег, Николай Маклаков для получения места защитника в одном уголовном процессе также представился своим именитым тезкой — присяжным поверенным В. А. Маклаковым и, что интересно, добился оправдания обвиняемого.

И уже совсем курьезным был случай, когда Николай просил не путать его с… Николаем Маклаковым (то есть с самим собой).

Однажды жизнь столкнула авантюриста Н. А. Маклакова с его однофамильцем, знаменитым адвокатом, а впоследствии членом Государственной думы В. А. Маклаковым. Они, как это ни парадоксально, имели большое сходство, словно были братьями. Это произошло в Харькове, в центральной гостинице. Увидев Василия Алексеевича, хозяин гостиницы встретил его следующими словами: «Это ваш родственник, господин Маклаков, что не так давно остановился у нас? Он занял самый дорогой номер и дожидается своего отца-генерала уже две недели, чтобы расплатиться за проживание».

Хозяин, узнав всю правду о Николае и о том, что его отец давно умер, хотел сразу же выгнать наглеца, но Василий Алексеевич за него заступился и обещал уплатить долг. При встрече же в номере гостиницы в ответ на заслуженные упреки Василия Алексеевича Маклаков-аферист без тени смущения заявил: «Как я счастлив, что наконец-то вас вижу. Если б вы знали, какая клевета, какие инсинуации распространяются обо мне! А вина моя только одна: зачем я тогда в Воронеже выступил защитником, назвавшись вашим именем?»

Поверив в искренность афериста, Василий Алексеевич записал все его долги на свой счет. На другой день «симпатичный» молодой человек исчез из гостиницы, оставив хозяину пустой чемодан, а своему тезке — память о бессовестном обмане.

Адвокатская деятельность, хотя и приправленная рядом различных афер, через некоторое время все же приелась Маклакову. Его вдруг потянуло на театральные подмостки, где жизнь представлялась ему полной увлекательных интриг, легкой и беззаботной. Этому способствовала случайная встреча Маклакова в 1901 году в Екатеринославе (Днепропетровск) с антрепренером Шубиным, которому новый знакомый, красивый молодой человек с черными выразительными глазами, понравился сразу. Антрепренер узнал, что Маклаков, проживая в гостинице, должен уже за два месяца и хозяин не знает, как от него избавиться. Пришлось Шубину расплатиться за нового знакомого. Антрепренер собирал в то время драматическую труппу для выступления на Украине, в Бахмуте. Маклаков отправился с ней.

В Бахмуте антрепренера постигло сильное разочарование в отношении нанятого актера. Вместо серьезной работы Маклаков устроил себе «вечный праздник» — с подарками, гостями и постоянными угощениями. Несмотря на амплуа актера «на малые роли», Маклаков имел шумный успех у представительниц прекрасного пола. Вскоре на труппу стало приходить множество различных счетов из ресторанов и магазинов. Но и это еще не все. Руководители труппы узнали, что Маклаков занялся крупными аферами по продаже несуществующих поместий, домов и т. п., называясь при этом братом присяжного поверенного В. А. Маклакова, что обеспечило ему доступ в лучшие дома местного общества. После этого труппе пришлось распрощаться с красивым молодым человеком.

Последующие события в артистической жизни Маклакова (псевдоним Ржевский) были связаны с Народным домом попечительства о народной трезвости, который был построен в 1900 году в Александровском парке Петербургской стороны столицы. Драматическая труппа Народного дома специализировалась, особенно в первые годы, на постановке фарсов, и в ее составе были замечательные комики. Этот театр с невысокой платой за вход был рассчитан на зрителей из рабочих, ремесленников и других небогатых социальных слоев. Посещали спектакли также студенты, офицеры и дамы в «эффектных шляпках», как называли в то время женщин полусвета.

В февраля 1905 года в Народном доме был поставлен спектакль «Вий» — драматическая сказка по сюжету повести Н. В. Гоголя. Критика отметила хорошую игру артистов, в том числе Ржевского. Жалованье в попечительстве он получал небольшое, но жил широко, играл в карты, кутил… Проработав до конца 1905 года в театре Народного дома, Маклаков перешел в театр «Фарс», где в месяц вместо 70 рублей стал получать 375 рублей, сумму по тем временам немалую.

Театр «Фарс» под руководством В. А. Казанского был открыт 17 октября 1904 года в доме Елисеева (Невский, 56). Его зрителями были главным образом промышленники, коммерсанты, богатая молодежь. Театр пользовался большим успехом по причине некоторой фривольности актеров. Они свободно жили на сцене, сдабривая тексты французских пьес русской отсебятиной. Широко практиковались комические эффекты с переодеванием, раздеванием на сцене и двусмысленности в тексте. Афиши театра, не погрешив против истины, извещали о «беспрерывном хохоте» и «несмолкаемых овациях» в зале. Здесь Маклаков (Ржевский) вполне нашел себя. Его блестящая внешность, изысканные манеры и непринужденность на сцене вызывали громкие аплодисменты публики и поклонение женщин. Однако сценический успех и приличный заработок не устраивали Маклакова. Ему нужны были большие деньги, и он, бросив сцену, занялся коммерческой деятельностью по созданию Энциклопедического справочника славянских сценических и музыкальных деятелей.

Деятельность Маклакова в качестве издателя началась с 1905 года, когда он снял квартиру на Зверинской улице Петербургской стороны, в доме № 17, и повесил вывеску «Редакция Энциклопедического справочника». Новое дело аферист начал с распространения слухов о том, что непосредственное участие в выпуске столь необходимого для артистов издания принимает московский капиталист Бахрушин, вкладывая в него 200 тысяч рублей. Это было сделано не зря: Бахрушины занимали руководящее положение в московских банках и промышленных предприятиях и тратили крупные суммы на благотворительность. А один из членов их семьи, Алексей Александрович, был глубоким знатоком театра, основавшим первый в России Театральный музей. Этот слух, безусловно, сыграл большую роль в привлечении людей к работе в издательстве. Кроме того, Маклаков клятвенно заверял всех, что помимо Бахрушина в издании энциклопедии решили принять участие 90 американских предпринимателей, что также сыграло свою роль в успехе аферы.

Просторное помещение для редакции и кабинет издателя были обставлены шикарно, что позволяло пускать пыль в глаза нанимаемым служащим. Основой же аферы были крупные залоги (материальные гарантии) нанимаемых работников, которые им никогда не возвращались. Кроме того, Маклаков для своей редакции брал в кредит из магазинов дорогостоящее оборудование и даже антикварные изделия, при этом не возвращая деньги хозяевам. Продавец магазина Фаберже так рассказывал о деяниях афериста: «В сентябре 1905 года в магазин приехал шикарно одетый молодой человек, изящные манеры и светское обращение которого не вызывали подозрения. Он отрекомендовался издателем-редактором Энциклопедического справочника. Выбрав вещи, просил прислать их в редакцию. Денег за покупки мы так и не получили».

Редакционными делами Маклаков не занимался. Днем он разъезжал на рысаках или автомобиле, ночи же проводил в кутежах и карточной игре. А в редакции в это время сидели зачем-то нанятые кассиры, конторщики, переписчики и ждали, когда им дадут хоть какое-нибудь дело и когда приедет из Москвы Бахрушин.

Вскоре выяснилось, что все предприятие было создано на залоги доверчивых людей, а роскошная обстановка, пишущие машинки и оборудование, взятые в кредит, впоследствии перекочевали в ломбард.

В результате десятки людей потеряли последние сбережения. По официальным данным, от издательской аферы 13 человек были ограблены на сумму от 130 до 1000 рублей каждый. Потерпели убыток и ряд фирм и магазинов, в том числе антикварные — Овчинникова и Фаберже.

Служащие издательства сначала робко, затем более настойчиво и наконец открыто стали требовать выплаты жалованья и возвращения залогов. Тогда издатель собрал всех служащих и сообщил, что «начатое дело кончилось неудачно и что все залоги пошли в это дело». После этого аферист был таков, и никто ничего и никогда от него не получил.

Исчезнув для залогодателей, пострадавших от авантюры, Маклаков «воскрес» для новой группы доверчивых людей, поверивших в возможность получения хорошей работы в Русской торговой конторе хлебного экспорта. Так назвал Маклаков новое фиктивное предприятие, созданное в Петербурге, в районе Лиговки. Учитывая опыт прошлой аферы, мошенник развернул работу по доверенности своей матери, генеральши Екатерины Петровны. Это давало ему возможность впоследствии снимать с себя ответственность и перекладывать ее на плечи старой женщины.

О существовании конторы свидетельствовали большая вывеска с ее названием на дверях арендованной квартиры и объявления о срочном найме служащих. Немедленно был распущен слух о том, что петербургская контора является филиалом огромной Московской хлебной конторы, ведущей торговлю ни много ни мало как с Америкой и даже с Индией, а для этого, само собой разумеется, требуется большой штат. С поступающих в контору служащих взимался залог от 200 до 750 рублей.

Несмотря на всевозможные ухищрения, служащие в этот раз вербовались в контору плохо. И аферист, испытывая потребность в деньгах, прибег к обману различных столичных торговых фирм. Его жертвами стали продавцы пишущих машинок. Их приобрели очень много, хотя на них никто и ничего не печатал, да и печатать-то было нечего. Даже фирма «Павел Буре» попалась на удочку с продажей часов для служащих конторы. Контора получила 15 пар часов с серебряными цепочками. Излишне говорить, что уже на следующий день все часы, как, впрочем, и пишущие машинки, оказались в ломбарде.

В истории «хлебного дела» самой курьезной была проделка Маклакова с «собственным рысаком». У афериста денег на приобретение своего выезда, необходимого для обмана хозяев различных магазинов, не было. И тогда Маклаков придумал следующее: условился с одним извозчиком, что тот за 150 рублей в месяц будет подавать каждый день к подъезду «собственного рысака». На этом выезде Маклаков стал делать набеги на магазины, хозяева которых ни в чем не могли отказать богатому барину на прекрасном рысаке. Он же, забирая в кредит мебель, картины, бронзу, серебро, иконы, машинки, часы и весы, естественно, не планировал рассчитываться за товар или возвращать его.

Комизм предприятия состоял в том, как был обманут нанятый извозчик. Целый месяц он, работая на Маклакова, изо дня в день подавал рысака. Когда же извозчик стал требовать заработанные им деньги, Маклаков ему ответил: «Ко мне из Рыбинска целый вагон овса прибывает, и я уж тебе, братец, хорошо овсом заплачу». Ждет извозчик привоза овса месяц, другой… Наконец овес прибывает, но вместо возврата долга Маклаков говорит ему: «Видишь, братец, овес уже прибыл. Однако только за привоз 100 рублей заплатить нужно. Ты уж, братец, его выкупи, а я уж тебе овса…» Овес извозчик выкупил, а на другой день после этого он ни овса, ни барина не обнаружил. Не нашли афериста Маклакова и другие обманутые им люди.

Один из интересных эпизодов похождений Маклакова несколько лет скрывался от огласки друзьями и знакомыми известной итальянской актрисы Кавальери. Лина Кавальери в 1906 году вторично приехала на гастроли в Петербург в составе итальянской труппы. Ее лирические партии, которые исполнялись с искренним чувством, обаяние, непринужденность и, наконец, миловидность приносили ей заслуженный успех, и поэтому ее окружало множество поклонников.

Маклаков, в совершенстве владея итальянским языком и постоянно вынашивая планы новых афер, применив всю свою напористость, с большим трудом добился свидания с актрисой. При этом он отрекомендовался братом итальянского премьер-министра Сиднея Соннино, и, как это ни странно, актриса ему поверила. Приятный во всех отношениях молодой человек, да еще с таким «родством», заинтересовал доверчивую женщину и уже во время следующего визита сумел вымолить у нее автограф на специально поднесенной для этого бумаге.

Больше в этом доме Маклаков не появлялся, а дней через десять после его визита Лина получила от одного из своих поклонников, занимавшего видное положение в обществе, письмо следующего содержания: «Рад был исполнить Вашу просьбу и выдал господину Соннино просимые Вами 10 тысяч рублей».

Вначале Кавальери никак не могла взять в толк содержание письма, но потом пришла в ужас. Актриса тотчас по телефону вызвала к себе поклонника. Оказалось, что Маклаков над автографом написал якобы от Лины несколько строк, заключавших в себе просьбу вручить подателю письма понадобившиеся ей на короткий срок 10 тысяч рублей. Добытые Маклаковым путем обмана деньги составляли чуть ли не годовой гонорар артистки. Поэтому и скрывался от огласки такой случай, ставивший Кавальери в смешное и нелепое положение. Как говорили, Кавальери с тех пор категорически отказывала в своем автографе всем, домогавшимся его.

Обобрав в Петербурге доверчивых людей на солидную сумму денег, Маклаков скрылся за границей. Его путь лежал через Гельсингфорс во Францию.

В Париже, пользуясь именем своего однофамильца В. А. Маклакова, он успешно выдавал себя за крупного политического деятеля из России. Одно время он даже вошел в моду, с ним, как говорят, «носились», его всюду любезно приглашали и он благосклонно принимал эти приглашения. Ему довелось бывать на самых престижных светских парижских мероприятиях. С ним раскланивались при встрече люди с видным общественным положением.

Когда роль «депутата Госдумы Маклакова» ему страшно наскучила, он с не меньшим успехом стал выдавать себя то за ответственного представителя Министерства финансов, то за русского агента Министерства иностранных дел. Играя все эти роли вполне правдоподобно, аферист ни разу не «сорвался», чему способствовало, ко всему прочему, отличное знание французского языка. Маклаков, ведя широкий образ жизни, сумел запутать и обобрать не одного рантье.

Он жил в отеле, занимая четыре комнаты, и ни в чем себе не отказывал. В результате бесшабашной жизни в Париже дела его сильно пошатнулись, и он, предварительно очистив от вещей занимаемое им помещение в отеле, скрылся, оставив администрации на память о себе и в счет причитавшихся с него 9400 франков лишь пустые чемоданы.

Покинув роскошный отель, аферист занял маленькую уютную квартиру с обстановкой. Одной из причин выбора именно этой квартиры явилось ее расположение по соседству с домом, где проживал премьер-министр Франции Жорж Клемансо. По-соседски Маклаков «счел своей обязанностью» на следующий день после переезда нанести ему визит. Соблюдая правила приличия, Клемансо в ответ через несколько дней оставил соседу свою визитную карточку. Она впоследствии очень помогла Маклакову при осуществлении многих афер.

Некоторые подобные операции Маклаков проводил вместе со всемирно известным аферистом, соотечественником корнетом Савиным. Последний, совершая турне с аферами по различным странам, оказался в Париже в одно время с Маклаковым. Можно представить, какие грандиозные аферы были проведены совместными усилиями этих гениальных мошенников. К сожалению, в ряде российских газет был приведен только один подобный случай.

В русское посольство в Париже явились два господина, просившие свидания с послом. Один из них представился маркизом Тулуз де Лотреком, а на визитке его спутника значилось: «Брат члена Государственной думы Н. А. Маклаков». Посол Савина и Маклакова, конечно, не принял, а на встречу с ними направил секретаря. Последнему они представились шефами одного русского благотворительного общества во Франции и попросили на нужды этого общества 3 тысячи франков. Их доводы были столь убедительны, что секретарь не смог им отказать и выдал просимую сумму. Аферистам осталось только поделить выручку: Савину досталось 2 тысячи франков, а Маклакову — 1 тысяча франков.

Кстати сказать, легенда Маклакова о том, что он брат члена Госдумы В. А. Маклакова, использовалась им за границей не единожды. Для подкрепления этой версии он даже послал своему высокопоставленному однофамильцу в Россию телеграмму такого содержания: «Пьем твое здоровье с местным комитетом Социал-демократической партии. Твой брат Николай Маклаков». Сенатору Василию Алексеевичу Маклакову, получившему такую телеграмму, осталось только развести руками и еще раз удивиться ловкости афериста.

В конце концов Николая Маклакова уличили в мошенничестве, и он был вынужден бежать из Парижа в Швейцарию. Ускользнув от преследования французской полиции, Маклаков в Швейцарии начал с того, что обманул хозяина одной гостиницы, не заплатив за проживание. Оказалось, что по швейцарским законам такой человек считался «обманувшим доверие» и подлежал суровой уголовной ответственности. Маклакова арестовали недалеко от французской границы в одной из шикарных гостиниц. Отбывая наказание в швейцарской тюрьме, Маклаков, не выдержав строгого тюремного режима, обратился к прокурору Петербургского окружного суда с ходатайством о переводе его в одну из тюрем России, так как якобы хотел повиниться в содеянном.

Осенью 1909 года швейцарскими властями было принято решение выдать Маклакова русскому правительству. Под усиленным конвоем он был доставлен вначале в Берлин, затем в Варшаву и, наконец, в Петербург, где был помещен в следственный изолятор «Кресты».

В следственном изоляторе, или, как его раньше называли, Доме предварительного заключения, Маклакова поместили в камеру одиночного корпуса. При заключении в тюрьму у Маклакова отобрали бывшие при нем 5 тысяч рублей.

Однако, зная законы, он сумел выхлопотать у тюремного начальства некоторую сумму денег на личные расходы. Кроме того, он добился разрешения на прогулки в тюремном дворе вместе с уголовниками. Эти два обстоятельства если не скрашивали жизнь заключенного, то, во всяком случае, ее заметно разнообразили.

Во время прогулок Маклаков познакомился с видным ученым-синологом Зельцером, с которым беседовал о древней истории Китая и Вавилона. Оказалось, что уровень знаний и культура афериста таковы, что он мог на равных вести с ученым споры об истории народов. Более того, для Зельцера Маклаков оказался весьма занимательным собеседником и серьезным оппонентом.

На прогулках Маклаков сумел завести знакомства и с уголовниками Петербурга. Благодаря юридическим знаниям и жизненному опыту он стал среди арестантов большим авторитетом, и его хотели избрать тюремным старостой. Однако он не принял это предложение, так как его натура не воспринимала порядок в любом его проявлении. Зато наш аферист охотно оказывал юридические консультации всем, особенно новичкам «предвариловки». Для заключенных он был воистину ходячим Сводом законов.

Маклаков заявлял всем, что доволен своим пребыванием в «Крестах», так как ему необходим продолжительный отдых для укрепления «расшатанных нервов». С этой же целью он занялся натиркой полов в административных помещениях тюрьмы, считая, что этот труд является в условиях заключения лучшим видом гимнастических упражнений.

Разнообразила тюремную жизнь Маклакова и корреспонденция, которую он изредка получал из-за границы. Это были преимущественно письма из Парижа от его прежних приятельниц. Одна из них писала, что непременно приедет в Петербург ко дню разбора его дела, чтобы присутствовать при его торжестве над врагами, запятнавшими его как политического преступника и посадившими в Бастилию. Другая дама предлагала узнику 1 тысячу франков для борьбы с его врагами. Маклакову эта сумма, возможно, показалась незначительной или же верх взяло великодушие, но от помощи он отказался. Однако не упустил случая прихвастнуть, написав, что для этого дела у него найдется «не один десяток тысяч франков».

Эти письма показывают, что за границей Маклаков представлял себя жертвой политических интриг в России, а парижские дамы полусвета не могли даже допустить мысли, что такой милый и респектабельный господин мог оказаться уголовником.

Маклаков отказался от предложения матери нанять защитника, считая, что «он их сам за пояс заткнет». Несмотря на серьезность и многочисленность предъявленных Маклакову обвинений, он, к удивлению всех, рассчитывал на оправдательный приговор.

Просидев в Доме предварительного заключения около двух лет, Маклаков был выпущен на свободу до заседания суда, дав подписку о невыезде из Петербурга. Тюремная жизнь нисколько не уменьшила энергии предприимчивого и талантливого афериста. Недолго думая, он решил заняться до суда… частной адвокатурой, благо у него уже был некоторый опыт. В доме № 1 по Офицерскому переулку, что на Петербургской стороне, Маклаков снял несколько комнат и организовал контору по ведению гражданских и уголовных дел. У него появилось много клиентов, дела конторы шли успешно, и она получила даже некоторую известность в столице. Однако такая работа не могла удовлетворить Маклакова, так как в ней полностью отсутствовали риск и элементы аферы. И он решил заняться денежными займами, то есть, по существу, тем же, за что его собирались судить.

Понимая, что для проведения операций по займу денег ему необходим широкий круг нужных знакомств среди богатых и светских людей, мошенник в первую очередь направил на это свои усилия и талант. Вращаясь среди «золотой молодежи» из гвардейского офицерского общества, он часто выдавал себя то за бывшего улана лейб-гвардии, то за кавалергарда, то за выпускника Пажеского корпуса. При этом он рассказывал такие несусветные небылицы о воинских традициях частей, где он якобы служил, что у слушателей часто возникало недоверие к нему. Но когда Маклакова уличали во лжи, он, ничуть не смущаясь, грозился привлечь обидчиков к суду «за клевету».

Несмотря на все это, аферист продолжал оставаться своим человеком в столь нужном ему светском обществе, где вообще-то допускались привирания и в умеренных дозах ложь. Например, долго в кругу веселящейся молодежи вспоминали и шутили над блестящим корнетом Юдиным, которого ловко провел Маклаков.

Корнет Юдин, в очередной раз разбазарив деньги, присланные ему богатыми, но очень жадными родственниками, оказался в затруднительном положении. Узнав об этом, Маклаков выбрал его жертвой своих махинаций. Он пообещал корнету достать в долг чуть ли не 50 тысяч рублей на самых льготных условиях у одного богатого монаха. Об этом монахе, который был невероятным скрягой, ловкий Маклаков поведал целую историю (вероятно, почерпнутую из книги). Доверчивый Юдин поверил небылице, убедительно и красочно поведанной аферистом, и отдал Маклакову 500 рублей на «предварительные расходы». История с мифическим монахом-скрягой тянулась довольно долго и закончилась для бедного корнета не только потерей последних денег, но и неприятными насмешками его друзей-кутил, доводивших его до крайней степени раздражения. Маклаков же был представлен, как ни странно, в качестве героя.

Такой же суммой денег завладел Маклаков после аферы с метрдотелем ресторанного бара, французом Луи. Однажды, появившись в этом баре, Маклаков, подойдя к метрдотелю, представился присяжным поверенным, которому дела не дают покоя ни днем, ни ночью. Во время беседы он, как бы между прочим, обронил, что знает ресторан, где требуется метрдотель на исключительно выгодных условиях. Естественно, Луи загорелся желанием работать в этом ресторане. Без колебаний Луи выложил требуемые 500 рублей на расходы по устройству и стал разъезжать с Маклаковым по столичным канцеляриям. Тот оставлял Луи ожидать в пролетке у подъездов этих канцелярий, а сам, очевидно, дальше передней не ходил. Когда же однажды Луи решил зайти в канцелярию и узнать о судьбе своего прошения, там, конечно, только руками развели, а изумленный Луи услышал: «Да у нас и дела-то такого нет». Тогда Луи с негодованием бросился к Маклакову и стал требовать вернуть деньги, в ответ тот в издевательском тоне предложил потраченные деньги — 500 рублей — востребовать через суд.

Суд над Н. А. Маклаковым. Иллюстрация из газеты «Петербургский листок» от 11 апреля 1912 года.

За время, предшествовавшее суду, Маклаков совершил множество других афер и махинаций. Наконец, после завершения следствия, в апреле 1912 года состоялось заседание суда. Маклаков был приговорен к «лишению некоторых прав состояния и отдаче в арестантские отделения на 1 год с зачетом шести месяцев предварительного заключения». Таким образом, хитрый и талантливый мошенник за все свои многочисленные аферы отделался легким испугом.

После освобождения из тюрьмы Маклаков вновь принялся за свои аферные операции. На этот раз он придумал выпускать еженедельный «Журнал-справочник для гостиниц и меблированных комнат». В афишах, развешанных повсеместно, он обращался к владельцам меблированных комнат и гостиниц с предложением выписать полезный им журнал. Он обещал бороться с разными аферистами (он по себе знал, каковы они), которые останавливаются в гостиницах, пользуются полным содержанием, а затем исчезают, не уплатив по счетам. Наш герой также обещал, что будет печатать списки лиц, ранее замешанных в мошенничестве с владельцами гостиниц и меблированных комнат.

Самым курьезным было то, что издатель журнала, назначением которого была борьба с мошенниками, сам попался на этом. Ему предъявили иски пятеро хозяев гостиниц за неуплату по счетам. В результате его судили, он получил срок и был выслан из столицы. Досрочно возвратившись из ссылки, Маклаков вновь принялся за свои проделки.

Осенью 1914 года состоялся очередной суд над аферистом. Помимо мошенничества он обвинялся в самовольном возвращении в Петроград. Присяжные заседатели признали Маклакова виновным в содеянном, но… «заслуживающим снисхождения». Суд опять приговорил его к одному году тюрьмы с зачетом предварительного заключения.

После заседания суда, на котором аферист развлекал многочисленную публику своей талантливой и остроумной защитой, он с гордо поднятой головой, важно раскланиваясь с присутствующими, вышел из зала — он был свободен. Не теряя ни минуты, он сразу же после нудной тюремной жизни в «Крестах» приступил к новым мошенническим операциям.

Решив, что ему требуется некоторое разнообразие в обстановке, герой повествования двинулся за границу.

Посчитав, что слух о его аферных операциях в России вряд ли дошел до далекой Италии, Маклаков направился в южную страну на Апеннинах, где ему импонировал и приятный теплый климат, и темперамент южан. Последнее имело немаловажное значение для проведения аферных операций.

Владея достаточно хорошо итальянским языком, имея всегда элегантно-изысканный внешний вид, а также необыкновенный дар нравиться людям, он молниеносно вошел в свет итальянского общества и стал в нем своим человеком. Здесь все его знали как русского князя Багратион-Мухранского. Такой титул и громкая фамилия открывали ему доступ в лучшие дома общества и немало помогали аферисту в его делах.

Из многочисленных аферных операций, проведенных в различных итальянских городах, осталась в анналах истории операция по хитроумному обману Маклаковым не кого-нибудь, а самого русского консула в Милане барона А. Г. Фиттингоф-Шелю. Для обмана такого высокопоставленного лица, как консул, с его опытно-прожженным чиновничьим аппаратом, Маклаков стал заранее и тщательно готовиться. Какими-то совершенно невероятными путями он изготовил на почтовом бланке города копию телеграммы о денежном переводе ему из России на сумму 200 тысяч лир.

Появившись в один из воскресных дней в русском консульстве, Маклаков с независимым видом передал секретарю свою визитную карточку и попросил доложить барону, что князь Багратион-Мухранский просит об аудиенции. Конечно, барон не смог отказать такому «знатному» соотечественнику и он был немедленно принят в кабинете консула.

Прежде чем перейти к делу, связанному с приходом «его светлости», барон предложил вначале скрепить знакомство рюмкой коньяка, который только на днях был ему доставлен из Франции.

После обмена обычными фразами вежливости, относящимися в основном к жизни князя в Милане, Маклаков со смущенным видом, показав копию телеграммы, попросил одолжить ему на несколько часов, а точнее, до 12 часов следующего дня 70 тысяч лир. Эти деньги, сказал он, необходимы на одно дело чести, а почта в связи с воскресным днем закрыта. Барон любезно ответил, что готов оказать эту небольшую помощь человеку — ведь в жизни чего только не бывает и он в молодости был не безгрешен.

Секретарь консула принес немедленно требуемую сумму денег и готов был взять расписку с князя, но барон заявил, что ему достаточно и честного слова «светлейшего». Последний, извиняясь, взял деньги и, любезно раскланявшись, вышел… и был таков.

Когда консул понял, что у него был аферист, да еще такой необыкновенно наглый, он несколько дней был в гневе и распекал ни в чем не повинного секретаря да и других своих сотрудников за халатное исполнение их обязанностей.

Что касается Маклакова, то он, прекрасно понимая, что с консулом шутки плохи и нужно срочно исчезать, без промедления выехал в Париж.

Об аферных похождениях Маклакова в Париже удалось узнать из воспоминаний художницы Елизаветы Сергеевны Кругликовой, почему-то опубликованных в «Петроградской газете» и московской газете «Русское слово» в конце 1916 года.

Елизавета Сергеевна, как известно, прославила себя неповторимыми, необыкновенно жизненными, гениальными своей своеобразной простотой силуэтными рисунками, которые много раз с большим успехом экспонировались на зарубежных выставках, в том числе и на персональных. Она имела в Париже салон, в котором по пятницам собирались известные русские и французские художники. На этих встречах живо и темпераментно обсуждались новые направления в искусстве, рассматривались и оценивались вновь созданные произведения живописи и графики.

Все приезжавшие во французскую столицу из России люди искусства считали своим долгом посетить салон Кругликовой, хозяйка которого к тому же отличалась необыкновенной любезностью и гостеприимством. Поэтому, когда в один из вечеров к ней пришел молодой человек, представившийся корреспондентом газеты «Голос Москвы» Кашириным, и предъявил удостоверение редакции этой газеты, она восприняла это без удивления как должное.

Молодой человек высказал огромное желание принять участие в салоне Елизаветы Сергеевны. Кроме того, он сделал ей от имени редакции предложение войти в состав художественного отдела. Об этом же он передал и личную просьбу знакомого Кругликовой Федора Ивановича Гучкова — редактора газеты. В ответ на это предложение художница ответила согласием.

Располагающий к сближению внешний вид и манеры Каширина сыграли свою роль, и он стал одним из частых посетителей салона, почти другом Елизаветы Сергеевны. Она поверила, что крупный общественный деятель В. А. Маклаков является его родным братом — это также содействовало их сближению.

Но вот однажды в один из визитов Маклаков — Каширин сообщил художнице, что ему из редакции выслали деньги, которые он не может получить, так как в праздничные дни почта не работает. Со смущенным видом попросил выручить его деньгами всего на один день. Добрая женщина не смогла ему отказать. Поняв эту черту характера Кругликовой, нахальный аферист стал под разными предлогами выманивать у нее деньги в долг и… не отдавать. Дальше — больше. Он безнаказанно присвоил золотое кольцо и, наконец, золотую брошь с бриллиантами. Тут уж по настоянию друзей Елизавета Сергеевна обратилась в парижскую сыскную полицию. Но опытный и хитрый аферист, почувствовав угрозу, сумел вовремя скрыться.

Из проведенного полицейского дознания выяснилось, что жертвами афер Маклакова — Каширина стала не только Елизавета Сергеевна, но и многие художники, проживавшие в Париже, причем он во многих случаях действовал якобы от имени Елизаветы Сергеевны, чем бессовестно запятнал ее безупречно честное имя.

Наконец, из воспоминаний художницы Кругликовой удалось узнать, что по просьбе Маклакова — Каширина она нарисовала его портрет, который у нее хранился: «Я нарисовала портрет Маклакова — Каширина, а через несколько дней он меня обокрал. Я не сомневаюсь, что и другие лица стали жертвами этого ловкого гипнотизера-афериста».

К этой характеристике трудно что-либо добавить.

После ряда мошеннических операций в российских провинциальных городах Маклаков, несмотря на объявленный розыск его персоны, без каких-либо серьезных препятствий осенью 1916 года возвратился в Петроград. Здесь он загримировался и, присвоив себе одну из известнейших громких фамилий, поселился не где-нибудь, а под самым носом полиции — в гостинице «Европейская».

Весть о появлении столь известной личности, как теперь говорят, темного бизнеса моментально распространилась среди дельцов мелкого пошиба. Одним из них был представитель так называемой «золотой молодежи» дворянин Рахманинов. Шикарная жизнь требовала больших денег, а их у Рахманинова не было — его родичи были из числа обедневших известных дворянских фамилий. Когда Маклаков предложил ему должность своего секретаря и пообещал хорошие деньги, молодой человек без раздумья с радостью ухватился за такое будто с неба свалившееся выгодное предложение.

Рахманинов, внешне выглядевший очень скромным и интеллигентным человеком, на самом деле был наглым мошенником. Такого помощника давно не было у Маклакова. С ним он мог значительно расширить масштабы своих операций, представляя Рахманинова в качестве своего личного секретаря. Аферист решил с его помощью одурачить нескольких выдающихся представителей российской культуры — Ю. Ю. Бенуа, П. Ю. Сюзора и Н. К. Рериха. Он совершенно правильно посчитал, что мысли таких людей сконцентрированы в созидательном направлении и, как правило, далеки от банальных жизненных проблем добывания продуктов питания. Для проведения такой аферной операции Маклаков обладал широким культурным кругозором.

Академик архитектуры Юлий Юльевич Бенуа, имевший чин действительного статского советника (соответствует генерал-майору), являясь придворным архитектором, проживал в квартире дома Главного дворцового управления (набережная Фонтанки, дом № 50). Расположение квартиры Бенуа в доме, находившемся под особым надзором, не смутило наглого афериста, и он однажды октябрьским утром в мундире флигель-адьютанта с золотыми аксельбантами, т. е. в форме придворного офицера, подъехал в автомобиле к его дому.

Вытянувшегося перед ним лакея он попросил передать академику, что его желает видеть граф Голенищев-Толстой. Перед такой именитой фамилией двери моментально были распахнуты, и он был любезно встречен хозяином.

После обычных, принятых при визитах, общих фраз собеседники незаметно перешли к злободневной теме о состоянии искусства в тяжелые годы войны. Наконец Маклаков с разрешения хозяина перешел к цели своего визита. Он сказал следующее:

— Мне удалось с большим трудом выбраться из Рима, где я был застигнут войной. Несмотря на огромные сложности, мне удалось вывезти оттуда целую коллекцию картин знаменитых художников, и теперь я намерен выстроить небольшой музей. Поэтому я решил просить вас, господин академик, создать действительно художественное здание, достойное стать музеем великих художников.

Далее Маклаков продолжал врать о том, что ему удалось приобрести землю на Каменноостровском проспекте, а также строительные материалы, но дело остановилось из-за отсутствия опытного руководителя строительства, такого, как Бенуа. На это Юлий Юльевич ответил, что благодарит за предложение, весьма сочувствует благородному делу, предпринимаемому флигель-адъютантом, но, к сожалению, строительными работами он уже давно не занимается. Очевидно, гость перепутал его с родственником — Леонтием Николаевичем Бенуа, который может взяться за стройку. Такой ответ не устраивал афериста, однако, не растерявшись, он воскликнул:

— Помилуйте, я вашего однофамилица превосходно знаю. Но мне хочется просить вас, потому что вы зодчий, знакомый со старинными стилями, которые мне хочется воплотить в своей постройке. Пятьдесят тысяч рублей — вот вам первое, что я могу предложить.

Несмотря на лесть, уговоры и предлагаемые большие деньги, академик все же от предложения-ловушки отказался. Он, как истинный интеллигент, никогда не искал наживы. Таким образом, Маклаков, привыкший ловить рыбку на золотую приманку, на этот раз просчитался.

Вместе с тем у него еще остался маленький шанс на обман. Аферист незаметно перевел разговор на тему о так называемой конной ферме, к которой академик относился с любовью и на которой недавно был пожар. Перейдя к любимой теме, Юлий Юльевич сказал:

— Ферма сравнительно легко пострадала, но в настоящее время большой бедой является другое — отсутствие фуража.

Этого оборота разговора и ждал аферист. Он предложил на самых выгодных условиях оказать пустяковую услугу Бенуа и достать ему сколько угодно корма, а также ячменя по сходной цене.

При разговоре о судьбе любимой фермы Юлий Юльевич, очевидно, полностью потерял бдительность и стал настойчиво предлагать аферисту деньги в задаток. Но тот, продолжая хитрую игру, вначале отказался от них, говоря, что за деньгами пришлет своего секретаря. Затем, как бы уступая уговорам, взял все же 700 рублей задатка на фураж и, наконец, 700 рублей — на ячмень. После этого аферист Маклаков, любезно раскланявшись с одураченным академиком Ю. Ю. Бенуа, удалился и больше не появлялся.

К академику архитектуры Павлу Юрьевичу Сюзору, имевшему, как и Бенуа, высокий чин действительного статского советника, Маклаков явился на следующий день после своего посещения Юлия Юльевича. Павел Юрьевич жил на 1-й линии Васильевского острова, которую в то время называли Кадетской, в одной из квартир дома № 21. Аферист явился к академику все в той же форме флигель-адъютанта и с громкой фамилией графа Голенищева-Толстого.

Сразу же принятый академиком, аферист не только не скрывал своего визита к Бенуа с предложением о постройке музея картин, но и использовал это обстоятельство для обмана хозяина. Развивая тему о музеях и галереях, в дальнейшей беседе посетитель показал большие познания в архитектуре и живописи, тем самым подкупил доверие Павла Юрьевича, полностью расположив его в свою пользу. Любезный хозяин по просьбе гостя рассказал об особенностях хранения предметов искусства и о тех трудностях, которые наблюдаются в военное время. Незаметно тема разговора перешла на вопросы продовольственных трудностей, что и нужно было Маклакову. Павел Юрьевич сделал акцент на проблемы, связанные с обеспечением продовольствием «Общества поддержки хронически больных детей», председателем которого он являлся. В ответ на это аферист заявил, что он является уполномоченным одной организации, поставлявшей провиант, и вызвался доставить Сюзору крупу, муку и сахар. При этом он обещал прислать к академику своего личного секретаря, с которым следует оговорить все вопросы.

Действительно, на следующий день к Сюзору прибыл «секретарь» Маклакова. Им был помощник Рахманинов. Внешняя показная скромность, любезность и умение себя держать расположили к нему хозяина дома, и он, составив перечень всех заказываемых продуктов с их стоимостью, получил в качестве задатка 200 рублей.

Почувствовав, что продешевил, аферист Маклаков через день-два снова заглянул к Павлу Юрьевичу и предложил заказ увеличить, то бишь увеличить задаток. Но осторожный архитектор, почувствовав что-то неладное, попросил вначале все же выполнить первый заказ. В душе зло выругавшемуся Маклакову осталось только внешне любезно попрощаться в академиком и навсегда исчезнуть из его жизни.

Так наглый аферист Маклаков умудрился обмануть не столько академика П. Ю. Сюзора, сколько больных и несчастных детей, причем в тяжелый период их жизни. Таким образом, аферист взял на свою душу очень большой грех.

Николай Константинович Рерих с 1906 года являлся директором «Школы императорского Общества поощрения художников», куда принимались только способные и трудолюбивые люди всех сословий. Во время Первой мировой войны в этой школе также обучались художественным ремеслам инвалиды войны. В начале ноября 1916 года в квартиру Николая Константиновича Рериха, проживавшего в доме руководимой им школы (дом № 83 на набережной реки Мойки), явился представительный господин в куртке защитного цвета со знаком об окончании Императорской военно-юридической академии и Пажеского корпуса. Он попросил горничную тотчас же передать хозяину визитную карточку, на которой значилось, что он профессор Киевского университета по уголовному праву Михаил Михайлович Обольянинов.

Мнимый Обольянинов — аферист Маклаков произвел на Рериха впечатление хорошо воспитанного светского человека, прекрасно владеющего французским языком и, главное, хорошо осведомленного в искусствоведческих делах. От посетителя Николай Константинович узнал, что тот является уполномоченным благотворительного так называемого «Татьянинского комитета». При этом Обольянинов заявил:

— Ясостою в особой организации Комитета по устройству сети школ художественно-промышленнго типа для обучения инвалидов. К вам, как руководителю такой могучей школы, я обращаюсь за помощью.