Он считал себя властелином мира

Он считал себя властелином мира

Летом 1911 года начальник сыскного отделения города Одессы Н. П. фон Кюгельген, вступив на свой пост и ознакомившись с городской криминальной жизнью, пришел к выводу, что среди местного высшего общества имеются лица, сумевшие благодаря своему привилегированному положению оставаться в тени, вне подозрений и безнаказанно совершать преступления. Неуклонно работая в этом направлении, ему удалось установить, что одно такое подозрительное лицо, вращающееся в кругу городской знати и местных тузов, везде представлявшееся инженером Михаилом Мишицем, в Одессе являлся известным деятелем сербской колонии.

Михаил Мишиц был весьма элегантным мужчиной 3 5 лет, который вел широкий образ жизни, посещая театры и рестораны. Как большой любитель спорта он появлялся на всех скачках, бегах, автомобильных гонках, авиационных праздниках и состязаниях.

Для того чтобы снять с Мишица маску и разоблачить его, решено было установить за ним непрерывное наблюдение. Эту роль было поручено выполнить двум личным секретным агентам Кюгельгена — интеллигентным молодым людям, которые получили хорошее образование и владели несколькими иностранными языками. Главным же козырем было то, что их никто не знал в Одессе.

Как-то на ипподроме, отрекомендовавшись приезжими иностранцами, им удалось познакомиться с Мишицем. Молодые люди оказали ему небольшую услугу, что содействовало их сближению. Завязавшееся знакомство удалось поддержать, и мало-помалу оба агента стали входить в доверие к инженеру, но полностью у них это сразу не получилось. Едва знакомство стало укрепляться, как сыщики обнаружили, что за ними учрежден тщательный надзор: за каждым из них неуклонно следили по два человека, осторожно шедших по их следам. Эти агенты самого Мишица часто появлялись то в роли посыльного, то в качестве торговца. Было ясно, что они изучали жизнь молодых людей, их знакомства и поведение. Дабы уничтожить всякие подозрения и недоверчивость инженера, сыщики прекратили всякие сношения с начальником сыскного отделения, лишь изредка сообщая ему закодированно по почте результаты своих наблюдений. Наконец, очевидно, инженер убедился в искренности своих новых друзей и снял с них надзор. С этого времени он стал больше и больше доверять молодым людям, соблюдая все же крайнюю осторожность.

Однажды Мишиц послал за своими друзьями, уведомив, что хочет им сказать нечто важное. Когда они немедленно прибыли по его приглашению и удобно расположились в его шикарном кабинете, он заявил:

— Господа. Я хочу сделать вам некое предложение, ибо доверяю. Вы знаете, какими обширными связями я располагаю. Каждому из вас известно мое положение, и я гарантирую вам блестящую карьеру… Но помните, я требую никогда ни о чем меня не спрашивать. И вообще беспрекословно всему, что я прикажу, подчиняться.

Естественно, что мнимые друзья дали клятву выполнять все требования инженера и заверили в полной своей преданности. С этих пор Мишиц стал уже использовать молодых людей в качестве своих агентов по поручениям. Оба «Шерлока Холмса» исполняли все его распоряжения аккуратнейшим образом и вели себя внешне во всех отношениях безупречно.

Сыщикам удалось довольно быстро установить, что инженер для связи с приходившими в его квартиру сообщниками применил оригинальную сигнализацию. Для этого на безупречно выбеленной стенке балкона у него всегда висела довольно большая связка ярко-красных перчиков. Они рельефно выделялись на светлом фоне, и даже на далеком расстоянии их можно было различить невооруженным глазом. Если вход к нему для его сообщников не рекомендовался, перчики принимали соответствующее положение, предупреждая о том, что не следует подходить близко к дому.

Мишиц занимал большой дом-особняк, на дверях которого красовалась медная дощечка с выгравированной надписью: «М. Н. Мишиц — уполномоченный Дигорского горного дела братьев князей Тугановых».

Квартира инженера была изящно обставлена скульптурами и картинами известных живописцев. Многие произведения искусства были выполнены самим инженером, у которого, безусловно, был большой талант художника и скульптора. На одном из гипсовых бюстов он был в виде мечтавшего о покорении мира Наполеона Бонапарта. Но особенно бросалась в глаза висевшая в кабинете картина, на которой Мишиц изобразил себя во весь рост под распластавшим крылья черным орлом. Гордый и пронзительный его взгляд был обращен в сторону бушующего моря. Всем сразу же становилось ясно, что на картине был изображен «Властелин мира». Таким видел и чувствовал себя Мишиц. В этом и заключалась сущность этого афериста.

Мишиц всем, в том числе и следившим за ним молодым людям, говорил, что по национальности он серб. Он владел свободно не только европейскими языками, но и многими восточными. Одевался изящно, причем нередко носил форму инженера, иногда военного врача.

Инженера часто навещали известные только ему посетители. При этом визитеры были самые разнообразные: то к нему подкатывал в автомобиле известный банкир, то стучались какие-то негры и китайцы и даже иезуитские монахи. Держался Мишиц всегда с особенным достоинством, редко повышая голос и почти никогда не волнуясь. В Одессе он вращался как в высшем кругу, так и в кругах интеллигентной молодежи. Инженер не только прекрасно рисовал и лепил, но и читал красиво и профессионально стихи, уделял много внимания изучению философии, обнаруживал глубокие познания в литературе. И все это уживалось с преступлениями от крупных до самых мелких, словно в инженере жили два человека, два существа.

Приблизительно в сентябре 1911 года Мишиц дал указание своим помощникам, к этому времени заручившимся его полным доверием, купить 2 бутылки крови. Сказав дома, что уезжает на так называемое Стрельбищное поле испытывать новый аэроплан собственной конструкции, Мишиц с одним из молодых людей поехал в экипаже в указанное место. Приехав на Стрельбищное поле, Мишиц вместо испытания аэроплана, которого, естественно, здесь не было, стал имитировать его аварию, для чего вымазался грязью с ног до головы и приказал сопровождавшему его помощнику облить его голову и костюм припасенной кровью, а затем забинтовать. Дома его помощники наложили ему на ногу и руку гипсовые повязки. Последние выполнялись таким образом, что они свободно надевались в случае прихода к Мишицу посетителей, а также легко снимались после их ухода.

Известие о «несчастье» с инженером быстро распространилось среди его знакомых. Он под наблюдением неотлучно дежуривших «врачей», весь «забинтованный и загипсованный», лежал в постели, принимая многочисленные соболезнования. Ввиду того что Мишиц не двигался, у сыщиков появилась значительно большая возможность связи со своим настоящим начальником фон Кюгельгеном, ему стали известны все детали мнимой катастрофы, и он усилил поиск материалов, связанных с аферами Мишица в России и за границей.

Пользуясь «болезнью» Мишица, сыщики следили за каждым его шагом и старались изучить все уголки и закоулки обширной квартиры. Последний, однако, был бдителен и не спускал с них глаз, чем затруднял их действия. Однажды они принесли фотографический аппарат и, как бы шутя, предложили снять своего больного хозяина. Увидев аппарат, Мишиц схватил его и разломал на мелкие куски.

Этот случай зародил, очевидно, некоторое подозрение у инженера, и он стал еще более внимательно следить за своими «друзьями-помощниками». Однажды, указав на баночки с разнообразными иглами, как бы предостерегая, заявил им:

— Ныне только дураки стреляют из револьверов. Видите, тут один укол — и смерть быстрая и верная. Эти яды я вывез из Индии, и только ими надо пользоваться для убийства.

Тем временем, изучая прошлые криминальные дела Мишица, начальнику сыскного отделения удалось установить некоторые факты, характеризующие этого человека. Вот один из них: несколько времени тому назад в Одессу по коммерческим делам приехал один богатый итальянец. Узнав об этом, Мишиц вскоре познакомился с толстосумом и, как бы между прочим, предложил свои услуги женить его на своей знакомой миллионерше. Как известно, жадность предела не имеет — богачу захотелось познакомиться с этой девушкой, которая, по словам Мишица, была к тому же очень красива. Для этой цели аферистом была найдена какая-то женщина легкого поведения, которую нарядили в шелк и бархат, а также увесили взятыми напрокат дорогими бриллиантами. При состоявшемся знакомстве красота и «богатство» молодой женщины буквально сразили жениха, и он, долго не раздумывая, сделал ей предложение, которое с радостью было принято. Вскоре была сыграна пышная свадьба итальянца с «миллионершей», а Мишиц в виде вознаграждения за такую большую услугу получил 100 тысяч рублей, что составляло чуть ли не все состояние иностранца. Но это его не печалило — он уже мечтал о миллионах своей жены. Финал этой истории для неумного человека был печальным. Бедняга очень скоро понял, что сделался жертвой афериста и оказался разоренным, Мишица же и след простыл.

В Мишице было много контрастного и загадочного, что влекло к нему многих людей, особенно женщин, которые не видели в нем авантюриста и афериста, а он представлялся им обаятельной и прекрасной личностью. Это всегда помогало Мишицу добиваться своих целей, в частности, входить в дома богатых одесситов и быть у них своим человеком. Но однажды, несмотря на ряд попыток, ему не удалось проникнуть в дом крупного одесского коммерсанта Михеева. Это объяснялось тем, что члены его семьи были воспитаны в старом аристократическом духе и не любили завязывать новые и тем более случайные знакомства. Поэтому планы инженера потерпели фиаско. Но не таким был Мишиц, чтобы «без боя складывать оружие», — он всегда бился до конца в поисках путей реализации намеченного плана. И ему повезло — удалось узнать, что летом прошлого года, купаясь в море в районе курорта Аркадия, утонул единственный и горячо любимый сын Михеева. Эту печальную информацию Мишиц и решил использовать в своих корыстных интересах.

Придя однажды в субботу на кладбище, госпожа Михеева нашла на мраморной плите могилы сына прелестные свежие цветы, положенные, как ей показалось, любящей рукой, и материнское сердце невольно дрогнуло. Когда же, придя вновь на могилу, она нашла новые цветы, на глазах ее выступили слезы благодарности тому, кто, как и она, бережно хранит и лелеет память о погибшем. В то время как таинственные розы, лилии, фиалки и гвоздики делали свое дело, госпожа Михеева находилась под постоянным и неотлучным наблюдением… агентов Мишица.

В одно прекрасное утро госпожа Михеева, придя на кладбище, застала на могиле сына какого-то элегантно одетого молодого человека, который, облокотясь на мраморную плиту памятника, горько плакал. Взволнованная и растроганная этим зрелищем женщина стала утешать незнакомца. Придя якобы немного в себя, молодой человек сквозь слезы тихо сказал:

— Странно видеть взрослого человека, который плачет, как ребенок, а я… без слез не могу вспоминать своего погибшего друга.

Симулируя волнение, бессовестный аферист рассказал бедной женщине, что ее сын был его лучшим другом. И он, приехав в Одессу и узнав о его гибели, не может до сих пор прийти в себя. И «лучший друг» сына, таким образом, все же проник в дом Михеева и, познакомившись с семьей, смог осуществить все свои замыслы. Это убедительно доказывает, что у Мишица, с его «утонченной натурой», при реализации намеченных аферных планов такие понятия, как совесть и честь, полностью отсутствовали.

Во время так называемой болезни Мишиц продолжал получать массу писем и телеграмм от ряда высокопоставленных лиц европейских и азиатских государств. В этот же период следившим за ним сыщикам удалось обнаружить большое количество печатей и штемпелей, которые привез ему какой-то иезуитский монах. Было ясно, что инженер, несмотря на то, что не выходил из квартиры, подготавливал какую-то преступную акцию.

Пролежав «больным» 20 дней, Мишиц совершенно неожиданно для сыщиков написал три письма, в которых сообщал адресатам, что решил покончить счеты с жизнью. Одно из писем предназначалось влиятельному лицу в Америке, другое — консулу европейского государства и, наконец, третье — высокопоставленной даме при иностранном дворе. Трогательно прощаясь с этими людьми, инженер их уведомлял, что 30 октября его уже не будет в живых.

Начальнику сыскного отделения стало ясно, что какой-то преступный план должен быть реализован буквально в ближайшие дни. Упреждая его и опасаясь возможного внезапного исчезновения Мишица из Одессы, он решил 23 октября провести операцию по его аресту с одновременным обыском у лиц, имевших подозрительные с ним контакты. В этот день в 12 часов повсюду, в том числе у дома, где жил Мишиц, были расставлены полицейские и агенты сыска.

Неотлучно дежурившие у инженера «Шерлоки Холмсы» получили указание до последней возможности разыгрывать роль его сообщников. В полдень под видом посетителей через черный ход в дом вошли агенты сыска во главе с Р. М. Тунебергом — помощником начальника сыскного отделения. Инженер, ожидая знакомых, лежал в постели, как обычно, «загипсованный» и в присутствии своих «друзей» с увлечением читал исторический роман.

Быстро распахнулась дверь, и Мишиц, не успев даже повернуть голову, был схвачен за руки и лишен возможности двигаться. Он даже не вскрикнул, хотя, видимо, несколько растерялся, но быстро пришел в себя и даже без дрожи в голосе сказал «друзьям»:

— Не беспокойтесь, господа доктора, это, вероятно, ошибка.

В присутствии приехавшего фон Кюгельгена с Мишица были сняты гипсовые повязки, под которыми, конечно, оказались совершенно здоровые рука и нога. Инженер метнул на «друзей» гневный взгляд, давая им понять, что теперь все ему понятно — они предатели и легавые.

Обыск в квартире афериста продолжался более суток, в результате которого была найдена масса компрометирующих его документов и вещей. В тайнике агенты нашли ящик с поддельными штемпелями и печатями как российских государственных организаций, так и американских, французских, итальянских, турецких и многих других. Обнаружили и пачку бланков дипломов различных университетов, русских и иностранных, со свободными местами для внесения фамилий. В тайнике хранились и десятки паспортов на различные имена и титулы. Здесь же хранились фотографические карточки, а на фотографии бельгийской королевы стояла ее дарственная надпись… Мишицу. В потайном месте удалось обнаружить сверток, в котором оказалась художественной работы маска, изображающая Мефистофеля, причем так «естественно», что даже неробкий человек при виде ее невольно вздрагивал и шарахался в сторону.

Результаты обыска в квартире у Мишица были ошеломляющими — особенно много было изъято корреспонденции. В сыскном отделении пришлось выделить для нее с целью изучения преступных связей арестованного две комнаты, в которых работники прокуратуры изучали переписку с утра до ночи. На основе ее удалось выявить проживавшего в Одессе очень важного сообщника Мишица. Этот сообщник и еще 10 одесситов, связанных с аферистом, были арестованы.

В сыскном отделении арестованный Мишиц ежедневно допрашивался членами прокуратуры. На допросах он держался весьма хладнокровно, театрально позировал и иронизировал над представителями власти. Без какого-либо принуждения он признался, что уже четыре раза был приговорен к смертной казни и счастливо избегал этой участи, при этом все время твердил:

— Пустяки. Я ничего не боюсь. Четыре раза уже осуждался на смертную казнь за преступления, совершенные за границей. Кроме того, я был приговорен к сто одному году каторжных работ. Бежал из-под виселицы и теперь убегу. Из тюрьмы я выйду когда захочу.

Расследованием деятельности уникального авантюриста-преступника были заняты следственные органы не только Одессы, но и многих европейских и американских городов, куда после его ареста были посланы соответствующие извещения. Благодаря совместным активным действиям удалось установить, что арестованный инженер Мишиц был не кто иной, как воспитанник Московского университета Счатов — болгарин по происхождению. Он проводил свои аферные операции во всех странах света, проживал под различными фамилиями, каждый раз выдавая себя то за одно, то за другое лицо. Несколько лет расследования не хватило бы на то, чтобы установить только крупные проведенные им преступные акции, а для описания их потребовались бы десятки томов. Поэтому целесообразно привести всего лишь несколько примеров аферной деятельности Мишица — Счатова, выявленных в результате только предварительного следствия и опубликованных с разной степенью полноты в одесских газетах.

Мишиц, умевший легко сходиться с людьми и добиваться их доверия, сумел войти в законспирированную организацию революционеров-македонцев, штаб которой находился в Софии. Главной его задачей было отслеживание решений и действий македонцев путем перехвата писем. Благодаря своему художественному таланту он умело копировал письма, содержащие ценную информацию о революционерах, а подлинники отправлял в Константинополь турецкому султану Абдул-Хамиду II, получившему прозвище Кровавый за неимоверную жестокость по отношению к народам Османской империи. За свои «блестящие» заслуги перед турецкими хозяевами Мишиц удостоился должности личного агента султана по политическому сыску. Затем он стоял даже во главе турецкого «черного кабинета» и имел доступ к султану. Но этого оказалось мало наглому аферисту, и он умудрился поднять руку на своего благодетеля султана, участвуя в покушении на его жизнь. Его ожидала смертельная опасность, но он все же сумел скрыться от преследования турецкой охранки. Однажды на пароходе, следовавшем из Одессы в Константинополь, он, несмотря на отлично выполненный грим, был опознан и задержан. Но и здесь счастье ему не изменило — Мишиц сумел подкупить охранников и совершил побег.

Среди многочисленных и разнообразных аферных операций Мишица наиболее сильное и незабываемое впечатление произвела и продолжает производить выполненная в Лондоне под его руководством экспроприация и жестокое убийство полицейских, а также последующие за этим трагические события.

Все началось в ночь на 4 декабря 1910 года в Лондоне, когда по сигналу тревоги, полученной из Гаундсдига, пять полицейских поспешили на место преступления — ограбление большого ювелирного магазина Гарриса. Грабители знали, что полицейские не вооружены, но, несмотря на это, без всякого предупреждения с расстояния в несколько шагов открыли огонь из револьверов. Трое полицейских были убиты сразу, двое других умерли в больнице. Это трагическое событие буквально взорвало традиционно спокойную и уравновешенную жизнь англичан. На поиск преступников были мобилизованы все, как теперь принято говорить, силовые ведомства. Вначале было выдвинуто предположение, что ограбление магазина осуществлялось русскими революционерами-анархистами, которых, по данным английского сыска, в Лондоне было предостаточно.

Но в последующем, на основе сопоставления ряда фактов, удалось установить, что это событие осуществлено хорошо организованной международной преступной организацией. Более того, удалось выяснить, что руководителем этой неслыханной экспроприации был человек, проходивший по каналам Интерпола под кличкой Петр-художник. Фамилия этого человека, предположительно уроженца России, не была известна, но зато имелись следующие его приметы: возраст около 30–35 лет, темные глаза, шатен, усы черные. Все это подтверждало, что руководителем этого преступления был Счатов — Мишиц.

Лондонские власти, всерьез озабоченные и возмущенные не столько наглым ограблением, сколько беспрецедентной расправой над полицейскими, решили во что бы то ни стало найти и публично наказать преступников, осмелившихся нарушить традиционные устои спокойной и уравновешенной жизни жителей туманного Альбиона. Наряду с прочими мероприятиями была выделена большая премиальная сумма для тех лондонцев, которые окажут какое-либо содействие в поиске Петра-художника и его сподвижников. Это помогло властям — в Лондоне нашлось много добровольных «Шерлоков Холмсов», которые не жалели труда и времени для поиска знаменитого экспроприатора. С их помощью удалось 20 декабря выяснить, что преступники скрываются в невзрачном трехэтажном доме № 100 на Майд-стрите в восточной части Лондона, недалеко от Сити. Уже 21 декабря в 2 часа ночи была предпринята первая попытка ареста преступников, но те забаррикадировались и открыли стрельбу, нанеся некоторый урон нападающим. В 5 часов утра уже большой сформированный отряд полицейских вторично попытался ворваться в дом, но осажденные и его заставили отступить. После этого было принято решение начать планомерную осаду дома. Прежде всего полиция провела скрытно операцию по эвакуации жильцов близлежащих домов и плотным кольцом из 1000 (!) полицейских окружила дом № 100. Но и этого показалось мало — у страха глаза велики, — в помощь полиции был вызван отряд шотландской гвардии. Располагая такой огромной силой, нападающие начали массированный обстрел осажденных из стрелкового оружия. Но те не сдавались и отвечали выстрелами из окон дома. Нетрудно представить себе картину происходящего, когда огромная масса полицейских и солдат непрерывно стреляла в самом центре столицы Англии по дому, который начал гореть. Конечно, мальчишки, да и не только они, облепив крыши высоких домов, с огромным любопытством наблюдали за незабываемым зрелищем боя.

Время шло, но, несмотря на пожар, осажденные не сдавались. Около полудня на место происшествия вынужден был прибыть министр внутренних дел. Когда ему доложили, что в доме заблокирован большой отряд преступников, вооруженных пулеметами, он вызвал отряд королевской конной артиллерии из трех орудий. Только артиллерийский обстрел дома заставил в 2 часа дня осажденных прекратить сопротивление. В статье «Лондонская трагедия» газета «Петербургский листок» от 25 декабря 1910 года писала: «Осажденные выдержали правильную осаду почти трехтысячной армии полицейских в течение 10 часов».

Когда пожарные проникли в горящий дом, они обнаружили три обгоревших трупа защитников, покончивших с собой в последний момент боя. Никаких пулеметов в доме не оказалось, были обнаружены только два револьвера. Тщательное обследование трупов криминалистами показало, что среди погибших не было организатора акции Петра-художника и его ближайших сподвижников. И как писали газеты, он продолжал гулять на свободе, «играя с полицейскими в кошки-мышки».

Итак, Мишиц, он же Счатов, он же Петр-художник, он же… в декабре 1911 года оказался в руках российского правосудия. Несмотря на настойчивые требования турецкой стороны о его выдаче, было принято решение вначале судить его в России, где он успел совершить много различных преступных дел. Очевидно, судили Мишица в обстановке полной секретности, так как в печати никаких следов по этому делу больше найти не удалось.

Рассказ можно завершить мнением многих видных российских деятелей, с которыми нельзя не согласиться, о том, что Мишиц, располагая редким разносторонним талантом и огромными организаторскими способностями, мог бы занять видное и почетное место в истории нашей страны. Он же промелькнул, как интересный и своеобразный аферист, о котором некоторое время все говорили, его похождения широко освещались в печати, а затем о нем начисто забыли.