НЕВОЗМОЖНОСТЬ

НЕВОЗМОЖНОСТЬ

— понятие, обретающее категориальный статус в философии постмодернизма; обозначает модальность бытия, радикально альтернативную не только действительности, но даже и самой возможности.

Термин “Н.” обрел распространение в русле постмодернистских концепций нонсенса (см.) и трансгрессии (см.): “невозможное” это понятие, которое постмодернизм, по оценке М. Бланшо (см.), “сделал знаменитым” Данное рассуждение Бланшо относил прежде всего к творчеству Ж. Батая (см.): подзаголовком работы последнего “Ненависть поэзии” явилось слово “Невозможное”

Согласно постмодернистскому видению мира, главным его основанием является идея “совозможности как правила мирового синтеза” (Ж. Делёз). Эта фигура, восходящая к концепту ветвления процессов эволюции у А. Бергсона [см. “Бергсонизм” (Делёз)], выступает у различных философов-постмодер- нистов в разнообразных версиях: “сеть” и “ветвящиеся расширения” ризомы (см.) у Ж. Делёза и Ф. Гваттари (см.), “решетка” и “перекрестки бесконечности” у М. Фуко (см.), смысловые перекрестки “выбора” у Р Барта (см.), “перекресток”, “хиазм” и “развилка” у Ж. Деррида (см.), “лабиринт” (см.) в творчестве У Эко (см.) и т. д.

Так, по мысли Деррида, “все проходит через... хиазм, все письмо им охвачено — практика. Форма хиазма, этого X (“икса” т. е. “неизвестной величины” А. Г.), очень меня интересует не как символ неведомого, но потому что тут имеет место... род вилки, развилки (это серия перекресток, carrefour от лат. quadrifurcum — двойная развилка, qrille решетка, claie — плетенка, cle — ключ)”

Важнейшей интеллектуальной предпосылкой формирования постмодернистской трактовки Н. явилась идея X. Л. Борхеса (см.) о пространстве событий как “саде расходящихся тропок” Борхес осмысливал перманентное вероятностное ветвление разворачивания событийности: “скажем, Фан владеет тайной; к нему стучится неизвестный; Фан решает его убить. Есть, видимо, несколько вероятных исходов: Фан может убить незваного гостя; гость может убить Фана; оба могут уцелеть; оба могут погибнуть, и т. д. Так вот, в книге Цюй Пэна реализуются все эти исходы, и каждый из них дает начало новым развилкам” Такое положение вещей, по Борхесу, образует основание вероятностного по природе своей мира: “в большинстве... времен мы не существуем; в каких-то существуете вы, а я — нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в мой дом; в другом вы, проходя по саду, нашли меня мертвым... Вечно разветвляясь, время идет к неисчислимым вариантам будущего”

В рамках номадологии (см.) Делёза и Гваттари рассматривается феномен “расхождения” событийных серий: ими фиксируются “узловые пункты”, “точки расхождения серий” (Делёз, Гваттари), “двусмысленные знаки” (Делёз), дающие начало все новым процедурам ветвления. Так, по Делёзу, “есть условия, необходимым образом включающие в себя “двусмысленные знаки” или случайные точки, т. е. своеобразные распределения сингулярностей, соответствующие отдельным случаям различных решений; например, уравнение конических сечений выражают одно и то же Событие, которое его двусмысленный знак подразделяет на разнообразные события — круг, эллипс, гиперболу, параболу, прямую линию” Важнейшим итогом постмодернистского осмысления феномена ветвления выступает в философии постмодерна (см.) формирование акцентированно плюралистической модели реальности: “сама по себе ризома имеет различные формы, начиная от ее поверхностного ветвящегося расширения и до ее конкретного воплощения” (см. Ризома).

В контексте осмысления “событийного” и “смыслового” “ветвлений” нома- дология дает новое толкование проблемы модальности: расхождение таковых серий в узловой точке ветвления потенциальных траекторий обусловливает возможность эволюции различных миров равновозможных (“со-возмож- ных” у Делёза), но исключающих друг друга версий мировой динамики. Согласно Делёзу, “там, где серии расходятся, начинается иной мир, не-совоз- можный с первым”

Постмодернизм радикально пересматривает феномен Н., которая придает дополнительное измерение фигуре “нонсенса”: то, что в одном из не-со- возможных миров возможно и обладает смыслом, в другом выступает как “нонсенс”, т. е. бессмысленно и невозможно. Таким образом, по мысли Делёза, “нонсенс и смысл покончили со своим динамическим противостоянием и вошли в со-присутствие” Тем не менее каждый из не-совозможных миров, с точки зрения Делёза, в равной мере может быть возведен к определенному состоянию, которое может трактоваться его генетическим истоком. Из этого следует, что “не-совозможные миры, несмотря на их не-совозможность, все же имеют нечто общее нечто объективно общее — что представляет собой двусмысленный знак генетического элемента, в отношении которого несколько миров являются решениями одной и той же проблемы” (Делёз).

В границах постмодернистской концепции “трансгрессии” категория Н. истолковывается в качестве онтологической модальности бытия. Трансгрессия есть выход за рамки “действительного” не к иной (новой) возможности, но к тому, что в наличной системе отсчета мыслится как Н. Вскрываемый трансгрессивным прорывом новый горизонт является новаторским в том аспекте, что по отношению к предшествующему состоянию он вовсе не является очевидным и единственным следствием, напротив, новизна в случае осуществления трансгрессии обладает по отношению ко всему предшествующему статусом отрицания. Данный горизонт (результат трансгрессии) определялся Бланшо как “возможность, предстающая после осуществления всех возможных возможностей, как такая возможность, которая низвергает все предыдущие или тихо их устраняет”, т. е. как состояние Н. Трансгрессивный переход, по формулировке Бланшо, “требует... движения, которое не относится к строю возможности”

Предел, преодолеваемый в акте трансгрессии, в рамках наличного опыта мыслится как непреодолимый, а поэтому как само осуществление трансгрессии, так и ее результат (у Фуко “опыт-предел”), не может быть осмыслено иначе, нежели посредством категории Н.: по словам Фуко, “внутренний опыт целиком опыт невозможного (поскольку невозможное есть то, на что он направлен и что констатирует его” Как писал Бланшо, “следует понять, что возможность не единственное измерение нашего существования... да, словно бы невозможность... дожидалась нас позади”.

По мысли Батая, именно переход к “невозможному” с точки зрения наличного состояния и составляет содержание трансгрессии: вербальная сфера наделяется “мощью смысла... лишь представляя невозможное”. Бланшо, в свою очередь, артикулирует Н. как “то, над чем мы не властны властвовать” т. е. не можем ни уклониться от него, ни “сделать это своим испытанием” как то, что человеку “не дано ни предвидеть”, ни “предотвратить” Бланшо настаивает на определении “опыта-предела” посредством оборота “потеря сознания” или близких ему (в данном контексте) “экстаза” (процедуры выхода за границы нормы) и “незнания” (как отказа от признанных стратегий трактовки мира). В этой ситуации как “экстаз” так и “незнание” оказываются функционально связаны в единый модус существования человека. В такой ситуации существовать “невозможно”: “незнание сообщает... экстаз” (Бланшо).

Фуко отмечал и обратное: по его мысли, экстаз в режиме цепной реакции порождает незнание, ибо “то и дело трансгрессия переступает одну и ту же линию, которая, едва оказавшись позади, становится беспамятной волной, вновь отступающей вдаль — до самого горизонта непреодолимого” Речь идет о ситуации отсутствия возможности не только предсказать, но даже выразить в наличном языке феномен перехода к тому, что не обусловлено наличным бытием и в рамках последнего мыслится как Н. Как пишет Фуко, трансгрессия реализует себя как “игра пределов” “она выводит... в область недостоверности” где очевидные реалии возникают, чтобы вновь — при изменении условий породить хаос (см.), чреватый “недостоверными” реалиями: “эта игра не просто играет своими элементами; она выводит их в область... то и дело ломающихся достоверностей, где мысль сразу теряется, пытаясь их схватить” Фуко таким образом акцентирует, в частности, разрыв постмодернистского миропонимания с парадигмой классической философии, где под

Н. понималась совокупность онтологических состояний и логико-познавательных конструкций, осуществление которых противоречит “законам” природы и общества или законам логики.

В этом контексте феномен перехода к состоянию Н. сопрягается у Бланшо с метафорическим “безнадежным и неведающим вожделением... вожделением того, чего невозможно достигнуть, и вожделением, отвергающим все то, что могло бы его утолить и умиротворить, стало быть, вожделением того бесконечного недостатка и того безразличия, которые суть вожделение, вожделением невозможности вожделения, несущим невозможное... вожделением, которое есть достижение недостижимого”

А. А. Грицанов