ДЕРЕВО

ДЕРЕВО

фундаментальный культурный символ, репрезентирующий вертикальную модель мира, фундированную парадигмальной фигурой бинариз- ма (см.). В традиционной культуре выступает основополагающим символом упорядоченности мироздания (“мировое Д.”) и метафорой генезиса как свершившегося и продуктивного.

В границах постмодернистской рефлексии фигура “Д.” оценивается как лежащая в основании культуры классического западного образца. Согласно Ж. Делёзу (см.) и Ф. Гваттари (см.), “Запад особенно тесным образом связан с лесом и обезлесением; отвоеванные у леса поля заполнялись растениями и зернами цель культуры линий древовидного типа; скотоводство, в свою очередь, развернувшееся на полях под паром, выбирает линии, которые формируют древоподобное животное” В противоположность этому, по их мысли, “Восток — это абсолютно иной тип: связь со степью... это культура клубней, которые развиваются отдельно от индивида, отступление в закрытые пространства специализированного скотоводства или вытеснение кочевников в степь” В этом контексте, с точки зрения Делёза и Гваттари, “западная бюрократия” также выступает как порождение логики Д.: “ее аграрные истоки, корни и поля, деревья и их пограничная роль” репрезентируют практически все феномены европейской истории: “великую перепись Вильгельма Завоевателя, феодализм, политику королей Франции, учреждение государства, военный передел земельных пространств, судебный процесс и супружеские отношения” По мысли Делёза и Гваттари, не случайно “короли Франции остановили свой выбор на лилии, поскольку это растение с глубокими корнями, пробивающимися на склонах” В противоположность этому, по мнению Делёза и Гваттари, на Востоке “государство осуществляет свою деятельность... не по древовидной схеме, основанной на предустановленных одеревеневших им укорененных классах; это бюрократия каналов, где государство порождает направляющие и направляемые классы. Деспот... подобен потоку, а не источнику...; дерево

Будды становится ризомой (см. — А. Г.)” Таким образом, оппозиция Восток Запад может быть артикулирована, согласно Делёзу и Гваттари, как оппозиция “потока Мао” и “дерева Луи”: хотя и “было бы слишком просто свести весь восток к... имманентности”

Делёз и Гваттари призывают обратить внимание на культур-формирующий потенциал характерной для культуры Востока фигуры “травы”: по их убеждению, развиваясь в границах иерархич- ных древовидных систем, “мы утратили ризому, или траву” Делёз и Гваттари цитируют размышления Г Миллера о Китае: “Китай — это вредная трава на капустной грядке человечества... Из всех мыслимых сущностей, которые мы относим к растениям, животным или звездам, это, может быть, наихудшая трава, которая, однако, ведет самое мудрое существование. Верно, что из травы не выходят ни цветы, ни авианосцы, ни Нагорные проповеди... Но в конце концов, она остается той травой, за которой последнее слово. В конечном счете все возвращается к китайскому государству Нет другого исхода, кроме травы. [...] Трава прорастает на огромных необработанных пространствах. Она заполняет пустоты. Она растет между и среди других. [...] ...Трава это заполненность, вот мораль” Если Запад представлен метафорой “Д.” а Восток метафорой “травы” то Америка в этом контексте выступает, согласно Делёзу и Гваттари, “перекрестком” “местом встречи” этих альтернативных традиций: с одной стороны, американская культура “не свободна от древесного господства и поиска корней” (“это видно хотя бы по литературе, по поиску национальной идентичности, а также по ее происхождению и европейской генеалогии”), с другой же стороны, “различие американской книги и книги европейской налицо, даже когда американец бросается в погоню за деревом. Различие в самом понятии книги. Листья травы”

Сопоставляя Запад и Восток, соответственно, как культуру “Д.” и культуру “Травы” Делёз и Гваттари пишут: “Америка представляется посредником. Ибо она развивается за счет внутреннего подавления и истребления (не только индейцев, но также и фермеров и др.) и одновременно иммиграции извне. Столичный поток образует безграничный канал, определяет количество власти, и каждый, как умеет, перемещается в этом потоке власти и денег (здесь берет начало миф-реальность о бедняке, который становится миллиардером, чтобы вновь превратиться в бедняка); все это объединяется в Америке дереве и канале, корне и ризоме одновременно-” Внутри же североамериканской культуры, по их мысли, также могут быть выделены различно “настроенные” в отношении древовидной структуры локосы: так, Восточное побережье это “поиски древоподобного и возврат к дряхлому миру” “Запад, с его безродными индейцами, с его блуждающими рубежами, подвижными и смещаемыми границами” определяется Делёзом и Гваттари как отчетливо “ризоматический” В этом отношении, согласно их оценке, ризоморфна сама американская культурная топография: “Америка смешала все направления, она передвинула свой Восток на Запад, как будто Земля стала круглой именно в Америке; ее Запад примкнул к Востоку” Тем не менее, американский менталитет отчетливо демонстрирует западный стиль мышления, трактуемый постмодернистской философией как “древовидный”

Согласно Делёзу и Гваттари, “дерево подчинило себе весь западный мир и западное мышление, от ботаники до биологии, анатомию, гносеологию, теологию, онтологию, всю философию” Более того, по их мысли, “у нас дерево вонзилось в тело, оно стратифицировало и очерствило даже пол” По Делёзу и Гваттари, сексуальность как таковая принципиально различным способом акцентируется в культурах Запада и Востока: “зерновые растения, объединяя два пола, подчиняют сексуальность модели размножения” В этом контексте Делёз и Гваттари цитируют А. Одрикура, который “усматривает именно здесь истоки оппозиции морали и трансцендентной философии, столь ценимой на Западе” с одной стороны, и “имманентной философии на Востоке” с другой. По оценке Делёза и Гваттари, “трансцендентность болезнь чисто европейская”

В целом, по оценке Делёза и Гваттари, вся культурная традиция западного образца может быть оценена в своем содержании и по типу своей организации как “древовидная” Постмодернизм подвергает фигуру “Д.” жесткой критике, как:

1) привносящую в европейский менталитет идею принципиального существования сквозной “от корней до кроны” — логики развития мироздания;

2) отстаивающую идею вертикальной организации бытия, предполагающую наличие пространственного и командного центра: по Делёзу и Гваттари, “дерево или корень вдохновляют печальный образ мысли, которая, не переставая, имитирует множественное, начиная с высшего единства, с центра... Древовидные системы — это иерархические системы, которые включают в себя центры значения и субъективации, центральные автоматы как организованные памяти”;

3) презентирующую в западные модели мироустройства идею “корня” (“корень- основание”, “Grund, roots и fundations” у Делёза и Гваттари) как внечувственно- го фундамента и “истока” феноменального мира (см. Корень).

Согласно Делёзу и Гваттари, собственно понимание процессуальности в западной культурной традиции несет в своем содержании признаки влияния фигуры “Д.”: “Единое раздваивается: каждый раз, когда мы встречаемся с этой формулой, провозглашена ли она стратегически Мао или диалектически выведена из мира, мы имеем дело с самой классической и самой продуманной, самой древней и самой усталой мыслью” По их убеждению, характерная для европейской культуры “бинарная логика — это духовная реальность дерева-корня”: по оценке Делёза и Гваттари, “бинарная логика и двузначные отношения все еще господствуют в психоанализе (дерево мании в интерпретации 3. Фрейда, П. Шребера), в лингвистике, в структурализме и даже в информатике”

Возможными альтернативными интеллектуальными ходами, способными преодолеть метафору “Д.” в качестве основания традиционной культуры Запада, Делёз и Гваттари полагают:

1. Противопоставление системам, жестко центрированным и артикулированным в кибернетическом ключе, номадологических “нецентрированных систем” где “коммуникации осуществляются от одного соседа к другому, где стебли или каналы не существуют заранее, где все индивиды... определяются исключительно по их состоянию в данный момент таким образом, что локальные действия не согласованы и общий конечный результат синхронизируется независимо от центральной инстанции” Подобным образом должна быть изжита ситуация, когда “в иерархической системе индивид воспринимает лишь одного-единственного активного соседа, который располагается выше его по иерархической лестнице” а в целом “древовидная схема предшествует индивиду, который включается в нее в строго определенном месте” (П. Розенталь, Ж. Петито). Сходным образом, по Делёзу и Гваттари, психоанализ “подчиняет бессознательное древовидным структурам, иерархическим графикам, резюмирующей памяти, центральным органам, фаллосу, дереву- фаллосу”

2. Элиминирование из оснований культуры принципа бинаризма, пресекающего реализацию потенциала креативности систем и осуществляющегося посредством процедур дублирования и повтора: “вся логика дерева — это логика кальки и размножения. ...Она упорно декалькирует нечто, что дается уже готовым, начиная с перекодирующей структуры или оси, лежащей в ее основании. Дерево объединяет и иерархизирует кальки, подобно листьям”

3. Отказ от постулата “генетизма”, деформирующего и ограничивающего свободу процессуальности, а также не обладающего креативным потенциалом: “каждый раз, когда желание принимает форму дерева, налицо определенные внутренние последствия, которые ведут к его смерти”

По убеждению Делёза и Гваттари, в отсутствие жесткой детерминации со стороны “древовидных” оснований западной культуры многие явления по природе своей оказываются устроены принципиально иначе: “мысль не древоподобна, а мозг не корневая или разветвленная материя. То, что несправедливо называют дендритами, не обеспечивает связь нейронов в непрерывной ткани. Прерывность клеток, значение аксонов, функция сближения клеток (синапсов), существование синаптических микротрещин, перескакивание сообщений через эти трещины образуют мозг множественности, который погружен в собственный план консистенции... всецело вероятностная, переменчивая, неопределенная нервная система” И хотя, согласно Делёзу и Гваттари, “у многих людей дерево проросло в мозгу” “сам мозг — это трава, которая гораздо больше значит, чем дерево” Аналогично, по их оценке, “короткая память это тип ризо- мы... тогда как длинная память — древовидна и централизованна”

В этом контексте Делёз и Гваттари делают вывод о том, что “мы пишем благодаря короткой памяти... Короткая память включает в себя забвение как процесс; она отождествляется не с мгновением, а с коллективной ризомой, временной и легко возбудимой”; процедуры чтения (см.) при этом предполагают “длинную” память: мы “читаем и перечитываем с длинною памятью длинные мысли... Длинная память (семьи, расы, общества или цивилизации) декалькирует и переводит, но то, что она переводит, продолжает действовать в ней издалека, невпопад, несвоевременно, не мгновенно” в отличие от “блеска короткой Мысли”

Осмысливая соотношение фигур “Д. и “ризомы” в границах которого “поперечные коммуникации между дифференцированными линиями запутывают генеалогические деревья”, Делёз и Гваттари фиксируют их существенную несоизмеримость. Если, по их мысли, “де- рево-корень и ризома-канал... противостоят друг другу как две модели”, то на самом деле это не так: “Д.” действительно, “функционирует как модель и как трансцендентная калька” т ризома же “развивается как имманентный процесс, который оспаривает модель и намечает карту, даже если он устанавливает свою иерархию или образует деспотический канал” По оценке Делёза и Гваттари, “существуют самые различные устройства карты-кальки, ризо- мы-корни, с различными коэффициентами детерриториализации. В ризоме есть структуры дерева или корней, и, наоборот, ветка дерева или деление корня могут появиться в ризоме. [...] в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома. Или, скорее, микроскопический элемент дерева-корня, корешок, который инициирует производства ризомы” Но, так или иначе, в целом, согласно Делёзу и Гваттари, “мы устали от дерева” и в силу этого “не должны больше думать о деревьях”, ориентируясь на качественно иные версии осмысления текстуальной и бытийной процессуальности.

А. А. Грицанов