УСТРИЦА, ВСКРЫТАЯ ТЕСАКОМ, ИЛИ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ГЕНРИ МОРГАНА

УСТРИЦА, ВСКРЫТАЯ ТЕСАКОМ, ИЛИ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ГЕНРИ МОРГАНА

«Мир — это устрица, которую занятно вскрыть тесаком», — говорил «пиратский адмирал» Генри Морган. Он почти сделал это. Удивительный жизнелюб и хладнокровный полководец, он мог осыпать грудами золота прекрасную креолку, причем совершенно бескорыстно. Но мог и спокойно смотреть, как его «ребята» насилуют женщин Испанской Америки, подвешивая их за ноги «в распор» и, в довершение издевательств, разрубая их пополам тяжелым пиратским тесаком.

«Жестокий» — такова была кличка Моргана даже среди видавших виды просоленных морских волков.

...Генри Морган родился в 1635 году в семье богатого английского откупщика из Уэльса. О детстве его ничего неизвестно. В стране, где волею судеб и удачной географии к тому времени взросло несколько поколений опытных и отчаянных моряков, маленького Генри не могли обойти стороной рассказы о добытом за морями золоте, о несметных сокровищах, судьба которых считалась не решенной окончательно, пока они не будут принадлежать Англии. А всякий мальчишка мечтал стать добытчиком сокровищ, не принадлежащих Англии.

Так или иначе, морская карьера Моргана началась с того, что он отправился юнгой на купеческом корабле в Барбадос. Парня по ходу дела обучали морской науке, похлопывая по крепнувшему плечу. Нравы были нехитрые, и в Барбадосе его проиграли в кости й отдали в рабство. Морган бежит, скитается и делает судьбоносный выбор: пристает к пиратской шайке. Представление о добре и зле, о грехе и праведности к тому времени сплавились в нем воедино, что, впрочем, было характерно тогда для всех слоев английского общества, незадолго до того в разбоях и интригах отметившего 400-летие старейшего в Европе парламента.

Судном командовал старый флибустьер Мансфельд, который так полюбил смышленого и немногословного юнгу, что через несколько лет назначил его «вице-адмиралом». Когда кто-то позволил себе намекнуть на возможную противоестественную связь Моргана со старым Мансфельдом, Генри «разобрался» с ним по-своему. Во-первых, продемонстрировал в ближайшем порту свою мужскую неукротимую состоятельность, уложив в постель сразу трех девиц и на глазах у всех доведя их до обморока, а во-вторых, выбрав удобный момент, связал обидчика, бросил в лодчонку, вставил ему между ног бутылку с порохом, поджег фитиль и оттолкнул лодчонку от берега...

Когда в 1668 году старого разбойника не стало, никто в команде не задавал вопросов насчет освободившейся вакансии. Отчаянная храбрость 33-летнего Генри и невозмутимость в самых трудных обстоятельствах произвели его в «адмиралы».

Шла борьба за торговое преобладание на морях. Островная Англия начала тянуться к далеким заморским странам, богатым золотом и серебром, которые инициативой своих мореплавателей успела закрепить за собой Испания. Нападения на ее прибрежные города в Америке, обстрел и грабеж их, захват испанских флотов — все это было для англичан обычным явлением и легко переходило из разряда банального грабежа в разряд национального подвига.

Обостряли распри и религиозные междоусобицы. Для фанатичных испанцев англичане были «проклятыми еретиками», которых не грех и сжечь на костре, тем более что Папа отлучил еще королеву Елизавету от церкви и освободил английских католиков от подчинения ей. Свобода или жизнь под папской пятой — так воспринимали ситуацию в Англии.

Как-то на рейде в Гибралтаре восемь английских купеческих кораблей заприметили испанский бриг, а на его борту — черные фигуры инквизиторов. Англичане напали. «Братьям» удалось бежать, но испанцы ухватились за повод: нарушен нейтралитет! И как по заказу на горизонте — испанская эскадра. Все восемь английских судов были захвачены. Команды их отправлены на галеры. Через девять месяцев из 240 англичан осталось в живых всего 90.

Англичане в долгу не остались. В Ла-Манше увидели испанское судно, шедшее из Антверпена в Кадис с сорока заключенными на борту. Капитан смекнул, что это пленники инквизиции, которых везут на аутодафе в Испанию из Голландии, тогдашней испанской колонии. Англичанин погнался за испанским кораблем и пленников освободил: это действительно были голландские протестанты. Испанского же капитана вместе с командой зашили в паруса и выбросили в море...

Итак, Морган с братией на двенадцати кораблях подходит к кубинскому городу Эль-Пуэрто-Дель-Принсипи брать то, что плохо лежит. От него сбегает пленный испанец и сообщает об опасности губернатору города. Против 700 «нерегулярных» англичан губернатор высылает 800 солдат. Четыре часа идет рубка на суше, и большая часть испанских солдат вместе с губернатором остается на поле битвы. В это время жители города увозят все имущество в леса и за болота, швыряют в колодцы, прячут под тяжелые плиты и бегут из города. Морган ищет беглецов. Их приводят каждый день и запирают в церкви, принуждая уплатить выкуп.

Пытки были изощренными. Между пальцев загоняли горящие фитили; подвешивали на петле, пока глаза не выкатывались из орбит; разжигали костры под ногами, предварительно смазанными салом; подвешивали за разные места и кололи саблями — и это невзирая на пол, возраст и положение.

— Чтобы все вывалили на следующий день! — рычал Морган, изображая бешенство, в которое на самом деле никогда не впадал.

Взяли шесть знатнейших жителей города в залог, 50 тысяч пиастров, 500 голов скота...

Вскоре Моргану удалось собрать флотилию из девяти судов. Возросшее самомнение и желание сорвать большой куш диктовали Генри Моргану сделать следующий шаг: перейти от разбоя на островах к разбою на земле Испанской Америки.

Город Порто-Белло на северной стороне Панамского перешейка насчитывал три мощных форта, которые вот уже двести лет защищали богатейший в мире серебряный рынок. Якоря бросили ночью. Сняли часовых и первый форт взяли быстро. Нес давшийся гарнизон взорвали вместе с пороховым складом. Но ворота других фортов были из цельного железа: из не пробивали даже ядра. Со стен сыпались камни и горшки с порохом. Штурм длился от зари до полудня. Испанская твердыня не поддавалась. Но Морган мог так настроить свою разношерстную публику, что им казалось, они ведут последнюю битву за высокие идеалы, — качество, отличающее прирожденного полководца.

Из окрестных монастырей привели монахов и монахинь. Сколотили деревянные лестницы с широкими пролетами — так, чтобы в ряд могли идти по четыре человека. Лестницы приставили к стенам и, прикрываясь священнослужителями, пошли на штурм. Испанцы стушевались. Пираты снайперскими выстрелами лишили их возможности использовать пушки. Истошные мольбы монашек смутили было губернатора, но в конце концов он приказал стрелять. Несчастные десятками падали в ров. И вот пираты — на гребне стены. В оттесненных испанцев посыпались глиняные ядра с порохом. Весь гарнизон, без исключения был безжалостно изрублен в куски.

400 человек под предводительством Моргана взяли фактически две крепости, не имея на вооружении ни одной пушки. Это было неслыханно по тем временам. Затем начался обычный разгул победителей и кошмарные насилия над пленными. Две недели грузили добычу...

Аппетиты Генри Моргана росли. Он отправил двоих пленных к панамскому президенту с требованием выкупа в 100 000 пиастров, иначе город Порто-Белло будет сожжен. Президент пообещал передать ответ лично... вместе с 1500 солдат. Тогда Морган решил встретить панамские войска с учреждением — и победил! Не на море, а в теснине. Троекратно превосходящие силы. Президент Хуан Перес де Гусман, сам воевавший во Фландрии, попросил через невольников оружие, с которым была одержана победа. Ему передали обыкновенный пистолет. Президент выразил сожаление, что воинский дар Моргана находит применение не в законной войне...

Улов был велик: масса товаров и драгоценных камней, серебра и золота, четверть миллиона пиастров. Все поделили по пиратским законам (очень жестким) на Кубе и отправились на Ямайку, свою военно-морскую базу.

Здесь победа Моргана произвела впечатление. Со всех сторон к нему стеклись «охотники». Губернатор предоставил пиратам 36-пушечный корабль, который Морган тут же объявил флагманским. Честолюбие его было удовлетворено так, что он совершил не столько разбойный, сколько своего рода патриотический поступок: взял французское судно в открытых водах за крейсировку против англичан, на что у тех был соответствующий патент британского правительства. Неукротимая энергия Моргана требовала выхода. Нужно было новое дело. И он его задумал. Но произошла небольшая осечка. «Ребята» готовились взять богатый испанский флот. Морган отнесся к их инициативе с понимаем. Однако, предвкушая богатую добычу, пираты на радостях устроили небывалую даже для них пьянку. Палили из пушек и пили, пока не попадали замертво. Флагман практически потерял управление, а тут что-то случилось на пороховом складе, и красавец-корабль, подарок губернатора, взлетел на воздух. 320 англичан и все пленные французы предстали перед Всевышним не отпетыми даже по морским немудреным обычаям. В живых остались лишь 30 человек команды. И Морган.

«Ребята» не стеснялись: вылавливали трупы товарищей и обирали их — от перстней и цепочек до трубок и пуговиц камзолов.

Во флотилии оставалось еще 15 кораблей. Правда, самый большой из них имел всего 14 пушек. «Армия» Моргана насчитывала в тот момент 960 человек. А тут вдруг буря. Дикая, редкостная по ярости, многодневная. Она разметала 8 кораблей с пятью сотнями пиратов. На месте встречи — для экстренных случаев — в Оакском заливе Морган не обнаружил никого. Даже после стольких потерь Морган не подумал возвращаться на Ямайку. Его целью была испанская крепость Маракайбо. Флотилию Моргана встретили пушечной пальбой. Но пираты спокойно начали высадку: помимо дикой жестокости их отличало бесшабашное мужество.

Морган отдавал команды с отрешенной задумчивостью. Испанцы в ужасе бежали.

Когда сам Морган вошел в хранилище боеприпасов, он обнаружил горящий фитиль, от которого осталось не больше фута. Генри смотрел на шипящий огонек, флегматично скапливая слюну. Фитиль был потушен тяжелым «адмиральским» плевком. Здесь находилось, кроме ружей и пик, три тысячи фунтов пороха.

Испанцы отдали Маракайбо и форт Де-ла-Барра, но увезли и спрятали на далеком озере все ценности и скот. Морган разослал по лесам своих «орлов». Три недели те вылавливали несчастных и буквально выпытали 50 мулов с разным недешевьш скарбом. Вскоре был взят и порт. 250 пленных ^о смерти. Пираты Моргана здесь резвились вовсю. Отрезали уши, выдавливали глаза, вытягивали жилы, выворачивали суставы... Вакханалия длилась четыре дня. В конце концов Морган приказал уничтожить всех, раздосадованный тем, что добыча оказалась неожиданно мала.

Собравшись выйти из залива Маракайбо через узкий проход в океан, Морган обнаружил поджидавших его испанцев: три корабля с 48, 38 и 24 пушками на бортах соответственно. На недавно взятой пиратами крепости вновь-развевался большой флаг Испании. Морган поступил в этой ситуации так, как никто кроме него, наверное, не поступил бы. Он обратился к адмиралу дону Альфонсу дель Кампа-и-Эспинола не с просьбой, а с требованием... выкупа^ за Маракайбо 20 000 пиастров. Испанцы отвергали это издевательское предложение и дали два дня на размышление.

И Морган якобы задумался над ответом. В один из кораблей стали стаскивать всю имевшуюся смолу, деготь и серу, мешками тащили порох. Бока корабля истончили так, что он уже еле держался на воде. На палубу установили чучела. Вместо пушек вставили бревна. Подняли флаг. Наконец 30 апреля 1669 года, еще затемно, изготовленный брандер «поймал ветер» и пошел на испанцев. Те начали стрелять. В ужасе испанский адмирал понял, как был обманут. Брандер пылал и стремительно летел на флагманский корабль. Через несколько секунд колоссальной силы взрыв потряс залив Маракайбо. Флагман взлетел на воздух, а вздохнувшие с облегчением «ребята» (они боялись, что брандер взорвется раньше) в ту же минуту ринулись на второй корабль. Третий «испанец» затонул, напоровшись на рифы.

Общая добыча от этого похода составила 250 тысяч пиастров. Дележ был произведен под контролем Моргана. Тридцать убитых увеличили доли оставшихся в живых. Сорок раненых получили причитающиеся им «инвалидные». А взаперти было самое дерзкое предприятие пиратского адмирала — взятие Панамы.

Испанцы имели в Панаме четыре полка: 240 пехотинцев, 400 кавалеристов, а кроме того 2000 диких быков, которых намеревались пустить на нападавших.

Морган понимал, что вопрос встал ребром: или-или. И, как всегда бывало с ним в подобные минуты, утратив всякую чувствительность, хладнокровно отдавал короткие точные приказы.

Вперед были высланы стрелки, которые с колена методично обстреливали пехоту и конницу. Когда индейцы погнали свирепых быков, он велел показать свое умение охотникам, гиканьем и особенным посвистом они отогнали всесокрушающую массу. Через два часа под стенами Панамы все было кончено. 600 испанцев лежали бездыханными. Монахов, вдохновлявших оборону, расстреляли. Штурм был для Моргана уже делом техники — на него ушло три часа.

Он приказал поджечь город без всякой видимой цели, по-нероновски. Может быть, тоже хотел полюбоваться пожаром, ощутить свое величие и поразмышлять над бренностью существования?

В поджоге Морган, естественно, обвинил испанцев. Горела Панама четыре недели. Все это время «ребята» рылись в подвалах и насиловали женщин. За этим увлекательным делом упустили целый галеон, на котором вместо балласта были золотые и серебряные слитки. «Дикий» Морган же пребывал в странной задумчивости. Вскоре причина этого открылась: жена испанского купца, имя которой история не сохранила, отвергла «пиратского адмирала», а взять ее силой он не захотел.

Она гордо восседала на охапке соломы в своем ярко-красном платье и даже не поворачивала головы, когда Генри входил и сваливал к ее ногам несметные богатства.

— Отдай их крысам, проклятый еретик! — твердила прекрасная креолка.

Несколько раз Морган тайком подходил к двери и в окошко любовался ее точеным профилем, высокой грудью. Когда же случайный луч света из зарешеченного окна падал на ее лицо и губы красавицы на мгновение вспыхивали, Морган чувствовал, что теряет сознание.

Наверху, за стенами губернаторского дворца, насиловали и пытали, орали грязные песни и дрались. Все это — в смрадном, тлеющем городе, еще недавно цветущем, но уничтоженном по его воле. И сам он не раз таскал за волосы непокорных красавиц, имел, а затем наслаждался их мучениями, отдавая на растерзание «ребятам». А здесь... Его не узнавали. Он помиловал мужа креолки и две сотни горожан, приговоренных к смерти. Он обещал в случае ее согласия бросить разбойную жизнь и поселиться на одном из островов — в неземной роскоши и богатстве. Она оставалась непреклонной. Но креолке не была уготована судьба персидской княжны Степана Разина. На пути из Панамы Генри Морган вернул креолке свободу и дал охрану, чтобы ее сопровождали домой и доставили в целости и сохранности.

... 175 лошаков еле тащились со взятой в Панаме добычей.

600 пленных испанцев и рабов погоняли прикладами. Время от времени за выкуп некоторых освобождали. Никакой медицинской помощи пленным не оказывали, и потому большая часть их умерла в пути.

9 марта караван Моргана прибыл в Чегер. Здесь произошел дележ добычи. «Адмирал» приказал обыскать все платья и ранцы и сначала дал обыскать себя, даже снял сапоги.

Добыча была колоссальной. Только серебра насчитали больше четырехсот тысяч фунтов (на четыре миллиона пиастров). Но в результате каждый получил всего по двести пиастров: «адмирал» явно всех облапошил. Чтобы не дожидаться ненужного ему ропота, Морган тайком сел на свой корабль и отправился на Ямайку. Он мыслил создать пиратскую базу на острове Св. Екатерины, нечто вроде своего государства, чтобы оттуда руководить дальнейшими, все более масштабными, операциями.

Но по возвращении на «базу» Морган обнаружил на рейде английский линейный корабль. На берегу он узнал, что заключен мир с испанским монархом и его подданными в Америке. Морган был арестован и вместе с губернатором Ямайки отправлен в Англию.

Все знавшие Моргана уже воображали его тучнеющее от рома тело, болтающееся на виселице, когда до Ямайки дошла весть: «адмирал» вместе с губернатором отпущен на свободу под честное слово. История умалчивает, сыграли ли свою роль добытые в Панаме сокровища или разбой согласовывался с английской внешней политикой, но известно, что в течение трех лет Генри Морган был самой популярной фигурой в Лондоне. Всякий светский салон считал за честь принимать его в качестве гостя, придворные дамы наперебой оказывали ему знаки внимания и даже занимали очередь, чтобы провести ночь с пиратом.

Наконец, состоялся суд, и, якобы, справедливость восторжествовала. «Виновность не доказана», — таково было решение суда. Морган возвратился на Ямайку вице-губернатором и главнокомандующим ее военно-морскими силами. Более того, он был назначен еще и главой Судебного ведомства и прославился в качестве преследователя прежних друзей и собутыльников. Наступила новая эпоха и Морган, как стратег, раньше своих изумленных «ребят», которые еще надеялись на новые походы, понял это.

В пятьдесят лет Генри Морган стал болезненным толстобрюхим стариком: «подвиги молодости» воплотились в туберкулез и цирроз печени. В 1688 году, окруженный детьми и внуками, «пиратский адмирал» отдал богу душу, но она, по всей вероятности, принята не была — ТАМ бессильны и горы земных сокровищ.

Вице-губернатор был отпет в церкви Св. Екатерины — одноименной с островом, на котором в свое время мечтал создать пиратское государство, — и похоронен с подобающими почестями в Порт-Ройале.

Четыре года спустя произошло сильное землетрясение, и скала с могилой Моргана была вскрыта, точно устрица: развалилась надвое. Мощи «Жестокого» Генри проглотило море, с которым была связана вся его жизнь. (И. Дьяков // Уголовное дело. — 1996, № 10)