КАК ДОБЫВАЕТСЯ НАСЛЕДСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КАК ДОБЫВАЕТСЯ НАСЛЕДСТВО

3 мая 1851 года в половине десятого вечера в Немедской усадьбе Кишша раздался выстрел. В окне угловой комнаты первого этажа разлетелось вдребезги стекло, а сама просторная комната сразу же наполнилась запахом пороха. На маленьком столике, стоявшем против окна, были разбросаны игральные карты.

На одном из кресел, обитых красным плюшем, сидела средних лет женщина. Она настолько испугалась звука выстрела, что у нее не хватило сил даже вскрикнуть, а не то, чтобы вскочить и убежать. Стоящее рядом с ней кресло было пусто. За,мгновение до выстрела на нем сидела девушка лет двадцати, которая теперь медленно сползала с него на ковер, покрывавший пол. Ее глаза закрылись, губы беззвучно шевелились, а на правой стороне груди на бледно-зеленом шелковом платье появилось быстро расползавшееся кровавое пятно.

Сидевшая в кресле Кальманне Пацолаи, оцепенев от страха, ждала, что за окном раздастся второй выстрел. Проснулся и ожил дремавший до этого дом. В коридоре, ведущем в комнату, послышались быстрые мужские шаги. Дверь распахнулась.

В низком дверном проеме появился хозяин дома, уездный начальник Лайош Кишш.

— Что случилось, мадам Жужанна? — спросил он задыхающимся от бега голосом.

— Убили бедную Анну, — прошептала она прерывающимся голосом и кивнула головой в сторону лежащей на полу девушки.

Ответ был не совсем точен. Двадцатилетняя Анна Таш-ши, свояченица уездного начальника, еще была жива.

Она прожила еще несколько часов и скончалась лишь на рассвете, так и не приходя в сознание.

Покушение в считанные мгновения превратило тихий дом в растревоженный улей. Отправившиеся уже спать члены семьи выбежали из своих комнат, загорелся свет и в комнатах прислуги. Во дворе кто-то громко закричал: «Огня!», и от этого крика в окрестностях долго звучало эхо. Вскоре возле уездного начальника оказался его дворецкий и доверенное лицо — Иштван Хегедюш. Из находившегося поблизости дома начальника почты запыхавшись прибежали игравшие там господа, и среди них Кальман Пацолаи, муж мадам Жужанны.

После совершения преступления уездный начальник Лайош Кишш как официальное лицо исполнил свои обязанности. Он сразу же направил одного слугу к местному судье, а второго — в близлежащую деревню Шимонторня, где находился недавно установленный пост императорской полиции.

К утру прибыла официальная комиссия. Медицинский эксперт по имени Лазар Аренштейн, дипломированный хирург, осмотрел труп девушки, а административные чиновники «провели необходимое расследование».

«Проведенное расследование» вначале не обещало быть очень объемистым.

На членов официальной комиссии обнаруженные следы в усадьбе Лайоша Кишша произвели, так сказать, однозначное впечатление. Под окном, через которое был произведен смертельный выстрел, обнаружили следы преступника; через сад они вели к высокой каменной ограде, за которой была найдена лестница, специально принесенная преступником из одного амбара. Именно этим путем преступник мог подобраться к освещенному окну и, встав на небольшую земляную насыпь, произвести смертельный выстрел.

Таким образом, было установлено, что двадцатилетняя девушка стала жертвой ошибки или неточного выстрела преступника. Данное предположение подкрепляла записка, которую спустя пять дней, 8 мая, нашел домашний учитель детей Лайоша Кишша в саду.

Следовательно, убийца возвратился на место преступления и оловянным карандашом на кусочке мятой бумаги косыми строчками написал:

«Подожди, собака Лайош Кишш», — таково было обращение, а из записки читатель мог узнать, что уездный начальник вновь избежал смерти, а «невинная молодая женщина» стала жертвой по ошибке.

«Не бойся, собака Лайош Кишш, в следующий раз я не промахнусь!» — так заканчивалась записка.

У убийцы, вероятно, были серьезные причины вновь проникнуть в охраняемый сад усадьбы и оставить угрожающее письмо.

За прошедшие после убийства дни произошло многое.

Прежде всего слух об убийстве распространился в Тольнских и Шомодьских деревнях, а там очень хорошо знали уездного начальника Лайоша Кишша. Не забыли его темных финансовых махинаций, злоупотреблений и предательства идей венгерского национального освобождения: во время вооруженной борьбы он перешел на службу к австрийцам.

«К убийству определенно приложил руку Лайош Кишш!» — повсюду звучал приговор общественного мнения. Это мнение дошло и до нижестоящих административных органов и судов.

Молодой юрист Янош Хертте был заседателем дуна-фельдварского районного суда. Хертте старался добросовестно выполнять свою задачу. Он не был бесчувственным к тем трагедиям, которые жизнь преподносила изо дня в день.

В лице Якаба Кути, дунафельдварского заместителя прокурора, он нашел хорошего помощника, который, подобно ему, был полон решимости докопаться до тайны преступления в Немеди.

Прошло приблизительно два месяца, пока удалось добиться возобновления расследования. Для дачи свидетельских показаний привели тех лиц, которые знали о подозрительных событиях до и после трагического вечера 3 мая.

Труп убитой девушки был эксгумирован 5 июля 1851 года. Это явилось исходной точкой, ибо при первом расследовании — только из чувства стыда — добропорядочный Аренштейн осматривал труп девушки в платье, а вскрытие, вообще не было произведено.

Эксгумацию и вскрытие произвели главный врач комитета Тольна Йожеф Трайбер и его коллеги.

С похвальной точностью в трупе вскрыли канал пули, вошедшей с правой стороны груди и вышедшей под лопаткой. С полной определенностью установили причину смерти: в трупе, а также в одежде обнаружили вызвавших смерть так называемых «мальчиков» («фиц-ко») — нарезанные кусочки олова продолговатой формы.

Проведением эксгумации и вскрытия медицинские эксперты завершили свою работу, но перед другими экспертами стоял еще целый ряд задач.

Заседатель Хертте, обладавший хорошей криминалистической интуицией, понял значение выяснения специальных вопросов, связанных с огнестрельным оружием — орудием совершения преступления. Поскольку убийство девушки было вызвано выстрелом, то вполне логично, что он стал искать оружие, из которого был сделан выстрел.

Исследование началось с учета ружей и пистолетов. Предположение, из которого исходил Хертте, было очень логичным: кем бы ни был преступник, он принадлежал к числу лиц, проживавших в доме. В доме оружие было только у Лайоша Кишша; таким образом, орудие убийства необходимо искать среди многочисленного оружия Лайоша Кишша. Предположение оказалось верным, но только опоздало на два месяца. Свидетели показали, что в вечер совершения преступления из правого ствола двуствольного охотничьего, ружья Лайоша Кишша стреляли. На следующее утро, хотя в усадьбе из-за траура и не готовились к охоте, Лайош Кишш приказал своему слуге выстрелить и из второго ствола, а затем прочистить ружье. Возможно, тем самым уничтожили следы преступления на орудии убийства или же это было случайное совпадение.

21 июля, то есть спустя два с половиной месяца после совершения убийства, Хертте вновь обыскал часть сада под окном. Он искал остатки бумажного пыжа. Но и их не обнаружил.

По распоряжению Лайоша Кишша стены дома побелили как снаружи, так и изнутри. Следы были уничтожены.

Однако в немедекой усадьбе были и другие следы. Их тоже подвергли новому изучению.

Чьи следы вели через обнесенный каменной стеной сад? Следы были оставлены сапогами с косостоптанными каблуками. У кого из жителей усадьбы есть такие сапоги? У уездного начальника.

Из Дунафельдвара послали стражника Галшаи, чтобы он изъял сапоги уездного начальника с косостоптанными каблуками. Однако стражник не мог один явиться в господскую усадьбу, он должен был взять с собой деревенского судью. Судья Янош Ковач находился в это время на лугу. Поэтому стражник должен был пойти за ним и позвать его домой.

В маленькой деревеньке все только и говорили о поручении, полученном стражником. Было три часа дня, когда стражник с судьей прибыл в дом Лайоша Кишша.

К этому времени сапог уже и след простыл. Слуги не отрицали, что такие сапоги были, но их «поглотила» земля или они сгорели в какой-нибудь печке. Все остальные сапоги изъяли, сравнили размеры с размером, снятым со следов. Размеры совпадали, но ни у одной пары не было стоптанных каблуков.

Проделанный эксперимент доказал, что у преступника после того, как он распрощался с игравшими в карты женщинами, и перед тем, как он вновь появился, было достаточно времени, чтобы выбежать в сад, произвести выстрел, а затем вернуться к несчастной жертве покушения и его очевидцу.

Петля вокруг Лайоша Кишша затянулась. 15 июля на основании возникших подозрений его арестовали, и спустя полтора года, 12 ноября 1852 года, Печским императорским уголовным судом был вынесен приговор по его делу.

«Лайош Кишш, заключенный первой категории, за совершенное им преступление и в назидание другим был приговорен к смертной казни через повешение».

Однако преступник в результате бездеятельности австрийской администрации и полиции сумел уничтожить почти все прямые улики. Именно поэтому приговор Печского областного суда основывался на восстановлении логической связи косвенных улик.

Суд прежде всего исключил вероятность того, что госпожу Анну Ташши убил преступник, не связанный с господской усадьбой.

В тот весенний вечер, после ужина, в огороженный двор усадьбы — его охраняла свора злых сторожевых собак — незнакомый человек не мог ни проникнуть, ни тем более покинуть его незаметно.

У девушки не было врагов ни личных, ни материально заинтересованных.

Смерть девушки была выгодна только ее шурину: заехавшая к нему погостить, она везла с собой 10000 форинтов, полученных от продажи скота.

Жертва не могла погибнуть и из-за промаха, из-за неточного выстрела. Игравшая с ней в карты Кальманне Пацо-лаи сидела ближе к окну и довольно далеко от девушки, да и кому нужно было убивать пожилую женщину?

Пока Лайош Кишш был в. доме, он находился в другом месте комнаты. И вряд ли с трех метров в освещенной комнате можно перепутать сидящую в кресле девушку со стоящим 45-летним мужчиной.

Подходящий для убийства случай создал сам Лайош Кишш. Под предлогом ремонта он снял с окна комнаты девушки жалюзи и он же почти насильно задержал Кальманне Пацолаи, чтобы она осталась играть в карты.

Хотя преступнику удалось уничтожить вещественные улики, связанные с огнестрельным оружием и следами ног, но эти обстоятельства были учтены как подозрительные.

На основании графологической экспертизы суд признал в качестве неоспоримого факта, что вводящие в заблуждение записки были написаны: одна — Лайошем Кишшем, а другая — по его поручению после ареста. Однако судьба уездного начальника — убийцы была решена судом тогда, когда прибыло письменное заявление Яноша Колонича, члена опекунского совета области Шомодь.

«С содрогнувшейся от боли душой, но с чистой и искренней верой переступаю я порог этого Высокого Суда», — начал он свое послание в патетическом тоне тогдашних официальных бумаг, однако очень скоро перешел к изложению обвинений против Лайоша Кишша:

«То, что он любым способом стремился погубить девушку и именно это было его намерением, выяснится из материалов процесса, согласно которым в прошлом он просил уже двух врачей за определенное вознаграждение убить девушку. Это ему не удалось, поскольку у врачей, к которым он обратился, совесть оказалась сильнее обещанной награды».

Утверждение члена опекунского совета подтвердили в своих показаниях перед судом и два указанных врача. Согласно этому, суд признал доказанным тот факт, что преступник уже 10 лет тому назад покушался на жизнь девушки.

О приговоре Печского суда дали подробные отчеты как местные, так и зарубежные газеты, и общественное мнение с удовлетворением встретило суровый приговор.

Однако ошибается тот, кто полагает, что этим приговором завершалось обратившее на себя внимание дело. После длившегося полтора года процесса и вынесения приговора в суде первой инстанции машина австрийского императорского правосудия завертелась с поразительной быстротой.

Через неполных два месяца после смертного приговора дворянин Лайош Кишш вновь предстал перед судом. Теперь приговор ему выносил императорский главный суд второй инстанции в Шопроне. И не надо забывать, что Шопрон был гораздо ближе к Вене! Спустя несколько дней появился новый приговор: Лайош Кишш за недостаточностью улик оправдывается от обвинения в убийстве, но его приговаривают к двум годам тюрьмы за совершенную десять лет назад попытку отравления.

(Г. Катона, И. Кертес. — По следам преступления. — М., 1982)