Дуб

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дуб

В мифологических представлениях восточных славян дубу принадлежит видное место, начиная с языческих времен. В древности он был одним из наиболее почитаемых деревьев не только у славян, но и многих других европейских народов.

Ранние свидетельства о почитании дуба у славян относятся к X–XII векам. Константин Багрянородный в трактате «Об управлении государством», написанном в середине X века, описывает жертвоприношения россов около священного дуба на острове Xортица (остров Св. Георгия): «Пройдя это место [Крарий-скую переправу], они достигают острова, называемого св. Георгием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай».

Представление о виде священных деревьев древних времен подчас дают археологические находки XX века. Одной из них является причудливый мореный дуб, обнаруженный в 1975 году при расчистке русла Днепра. Поднятый со дна реки, дуб сохранился практически полностью. Высота дерева вместе с корнями достигает почти десяти метров, а диаметр его ствола составляет 65 сантиметров. Но необычным является не величина дуба, а то,

Лес и луна. А. Бенуа. Азбука в картинах (1904).

что на высоте шести метров, перед раздвоением ствола, в дерево вставлены девять кабаньих челюстей так, что снаружи видны только клыки, образующие симметричную композицию. Клыки расположены в правильном порядке: в три ряда, один под другим, и в каждом ряду — по три челюсти. Композиция представляет собой квадрат, стороны которого образованы восемью челюстями и имеют длину около 34 сантиметров, а в центре квадрата находится девятая челюсть. Исследователи считают, что этот необычный дуб являлся священным деревом, предназначенным для совершения ритуалов.

Дуб как место решения важных внуртиполитических вопросов упоминается в «Повести временных лет» при описании восстания смердов в 1071 году в Суздальской земле. После подавления бунта Ян Вышатич — воевода князя Святослава Ярослави-ча — отвозит пленных волхвов к священному дубу в устье реки Шексны и убивает их: «убища я и повесиша я на дубе». В Ипатьевской летописи под 1169 годом встречается факт обозначения конкретного дуба под Киевом именем собственным: «Ярополкъ же с Берендичи настигоша Володимира на Желяни оу Доброго доуба», — что свидетельствует об особом отношении к дереву.

Еще в XVIII–XIX веках у восточных славян в некоторых местах продолжали почитать дубы, хотя это почитание впитало также элементы христианства. Около них, как святынь, нередко устанавливали кресты. В XVIII веке возле них в дни церковных праздников служили молебны. Описание этого обычая на Украине того времени приводится Феофаном Прокоповичем в духовном Регламенте: «також на ином месте попы с народом молебствуют перед дубом и ветви онаго дуба поп народу раздает на благославление». Видя в таком проведении молебнов явные остатки язычества, Феофан Прокопович осуждает этот обычай и запрещает «пред дубом молебны петь». Однако пережитки языческого поклонения дубу у восточнославянских народов в некоторых местах сохранялись вплоть до начала XX века. Так, в Бобровском уезде Воронежской губернии еще в 1910-е годы молодые после венчания, выйдя из церкви, ехали к дубу, стоявшему недалеко от села, и трижды объезжали вокруг него. Украинцы вешали на дубы полотенца, мотки ниток в качестве обета. Рубить священные дубы, ломать ветки и даже брать сушняк из-под них у всех восточных славян считалось наказуемым грехом. Белорусы верили, что если начать рубить старый дуб, то из-под топора появится кровь — дерево заплачет кровавыми слезами.

В мифологической системе восточных славян дуб связывался с культом бога грома и молнии Перуна. Вспомним, что в древнерусских письменных памятниках, например в грамоте галиц-ко-волынского князя Льва Даниловича от 3 октября 1302 года, дуб называется «Перуновым». Соответствие именно этого дерева богу-громовержцу, по мнению исследователей, имеет индоевропейский характер. События основного мифа восточных славян о поединке Перуна с противником, который прячется под дубом, отразились в существующих до сих пор запретах находиться под дубом во время грозы и выращивать дуб около дома, так как, по поверьям, гром в первую очередь бьет в дуб.

В мифологических представлениях, нашедших отражение в фольклорных текстах, дуб воплощает образ мирового древа, которое являет собой модель мирового пространства. Ветви, ствол и корни мирового древа соединяют, соответственно, верхний, средний и нижний миры, а ветви — стороны света. Именно так выглядит дуб в русском заговоре: «Есть святое Акиян море, на том море остров, на том острову стоит дуб, от земли до небес, от востоку и до западу, от молода месяца и до ветху» Как мировое дерево дуб изображается и в русской загадке о мире, небесах и солнце: «Стоит дуб-вертодуб, на том дубе-стародубе сидит птица-веретеница; никто ее не поймает: ни царь, ни царица, ни красная девица».

В мифопоэтических текстах образ дуба часто выступает в качестве «дороги», по которой персонажи сами путешествуют, или их отправляют, в верхний или нижний миры. В сказке дуб оказывается волшебным деревом, по которому можно попасть на небо: «дерево все растет да растет и доросло до самого неба. Не стало у старика со старухой желудей, взял он мешок и полез на дуб. Лез-лез и взобрался на небо». В заговоре от ревности мучающие человека отрицательные чувства отсылаются в нижний мир:

Есть за морем Окияном дуб стоит. На том дубе сидит Нагой птица. У тое Ногой птицы ключи и замки, у того раба Божия (имярек) сердце, ревность, и ретость <…> Коли тот Ногой птица летит в Окиян море, под Латар камень, отомкнет ревность, и ретость, и сердце, и всякие злые дела, неподобные словеса. Тако той Ногой птице в Окияне море не бывати, ни клю-чев, ни замков не добывати, ни ревности, ни ретости, ни сердцу не отмыкивати Из этих примеров хорошо видно, что дуб в мифопоэтическом сознании воспринимался как образ-посредник между мирами.

В заговорах дуб выступает также как центр мира. Тот, кто произносит заговор, мысленно совершает сложное путешествие: «из ворот в ворота», «в чистое поле», в котором находится «Окиан-море», а в море стоит «остров Буян», а на острове лежит «Ла-тырь-камень», а на камне — «булатной дуб». Этот дуб оказывается границей между мирами, около которой находятся мифологические персонажи, воспринимаемые как представители верхнего или нижнего миров — царь, царица, Бог, Богородица, святые, в корнях дуба — змея. Именно к ним произносящий заговор обращается за помощью. Как пограничный пространственный объект дуб считался местом обитания мифологических персонажей. По восточнославянским поверьям, в купальскую ночь на огромные дубы слетались ведьмы; в полесской купальской песне поется: «Стара ведьма на дуб лезла, кору грызла» По украинским представлениям, в русальную неделю на дубах собираются русалки, и специально для них крестьяне приносили и вешали на дерево спряденные нитки и полотенца. В русских сказках дуб — обиталище бесов, а в былинах — Соловья Разбойника.

Значительность роли образа дуба в фольклоре и мифологических представлениях не случайна. У славян дуб всегда занимал первое место среди деревьев. У русских его даже называли Царь Дуб, и, согласно поверьям, на нем обитал царь птиц орел. В славянских языках и местных говорах слово «дуб» нередко выступает в родовом значении «дерево»; «дубравой» у русских называется не обязательно дубовый лес, но любой, находящийся на возвышенности, или в глубине лесного массива; слово «дубина» означает увесистую палку из какого угодно дерева.

Природные качества дуба предопределили и символическое значение его образа в традиционной культуре. В народных представлениях он выступает как символ мужского начала, главенства, силы, мощи, твердости. Обычно дубу приписываются положительные значения. В одном из русских апокрифов повествуется о том, что Иуда хотел повеситься на дубе, но, твердый и несгибаемый, «Божим повелением преклонился дуб и сохранен бысть». Связь дуба с Богом и его первенство среди всех растений репрезентируется в заговоре: «Дуб железный, еже есть пер-вопосажден от всего же корение, на силе Божией стоит».

В обрядовых действиях, устойчивых высказываниях дуб соотносится с хозяином дома, главой семьи. Так, например, известно нижегородское выражение «С дубу — кора!» — означающее приказ мужа, чтобы жена раздела его, сняла сапоги. В Тверской губернии вплоть до начала XX века существовал такой обычай: как только на свет появлялся мальчик, его отец отправлялся в лес и рубил несколько дубов, бревна из которых затем относили к реке и погружали в воду. Там они оставались до тех пор, пока сын не вырастал. Когда он намеревался жениться, дубовые бревна, превратившиеся уже в мореное дерево, столь крепкое, что его невозможно было рубить топором, доставали из воды и использовали как основание дома для новой семьи. Жители Полесья считали недопустимым, чтобы около жилища рос дуб: здесь верили, что если рядом с домом есть это дерево, то в хате не будет хозяина. Полещуки были убеждены, что если такое случится, то, как только дуб достигнет размеров, позволяющих сделать из него надгробный крест, хозяин дома сразу умрет. По местным поверьям, дуб, находящийся близ жилища, вообще «выживает» из него мужчин.

Соотнесение дуба именно с мужским полом прослеживается в восточнославянских представлениях и обрядах. Так, на Гомельщине мальчику, который спрашивал, откуда он появился на свет, обычно говорили: «Ты на дубочку сидел». Здесь же воду после купания новорожденного мальчика выливали под дуб. Согласно традиционным предписаниям, родившемуся ребенку, в зависимости от его пола, перерезали пуповину на каком-либо мужском или женском предмете, то есть связанном с мужским или женским занятием или признаком. На Витебщине повитуха обрезала пуповину мальчику на дубовой плахе: это объяснялось желанием, чтобы он вырос крепким. У гуцулов существовала примета: видеть во сне дубовый лес — предвестие смерти мужчины. На связи дуба с мужской символикой строились некоторые магические действия. Так, в любовной магии с целью свести парня и девушку использовали отвар, настоянный на щепках дуба и березы, отколотых в том месте, где эти деревья срослись.

В восточнославянской народной культуре существуют представления о взаимосвязи дуба и человека вообще. В поверьях, распространенных в некоторых районах Полесья, жизнь ребенка ставилась в зависимость от особенностей роста посаженного дерева. Если мальчик сажал дубок ниже своего роста, и со временем деревце его перерастало, то это сулило ребенку здоровье и хорошее развитие. Если же дубок не рос, то верили, что и мальчик заболеет. У восточных славян известен запрет выращивать дубы из желудей: считалось, что человек, посадивший желудь, умрет, как только дерево сравняется с ним ростом.

Повсеместно дуб считался самым крепким деревом и поэтому воспринимался как символ силы, твердости, мощи. Не случайно в заговорах его постоянные эпитеты — «железный» или «булатный», а в пословице о нем говорится: «За один раз дуба не свалишь». Слово «дубеть» в русских говорах означает «быть твердым» или «становиться твердым». В Рязанской губернии «дубком» называли ребенка, который набрал жизненной силы столько, что уже встал на ножки. У русских широко было распространено восклицание «Ну, дубки-дубки!» Так всегда говорили, когда ребенок только-только начинал вставать и пробовать ходить. Это радостное словесное поощрение имело, вероятно, и магическое значение: способствовало тому, чтобы ребенок закрепил свое умение и развивался дальше.

Крепость дуба использовали в имитативной магии, на которой основан, в частности, восточнославянский обычай прикасаться спиной к дубу во время первого грома или при виде первой весенней птицы. Это делали для того, чтобы в течение сезона сельскохозяйственных работ, начинавшихся ранней весной, не болела спина.

Свойства дуба учитывались в народной лечебной практике. В заговорах от самых разных болезней образ дуба — один из наиболее часто встречающихся. К нему обращались не только в заговорах, но и использовали дубовые деревья в самом лечении. Так, в Воронежской и Саратовской губерниях больных детей относили в лес и трижды протаскивали через расколотый надвое молодой дуб, после чего раздвоенный ствол дерева связывали ниткой. Для такого «пронимания» больных обычно выбирали молодые деревья, специально расщепленные, или такие, которые расколоты надвое ударом молнии. Болезни на дуб переносили и другими способами. Белорусы выливали под молодое деревце воду, которой мыли больного. В украинской традиции было принято оставлять на дубе одежду страдающего той или иной болезнью.

В народной медицине образ дуба связывается с болезнями горла и легких. Так, в южнорусских говорах «дубоглотом» называли сильный кашель, при котором произносили специальный заговор: «Дуб, дуб, возьми свой дубоглот и глот, и мокрую жабу, сухой дубоглот, и глот». Вероятно, эта связь построена на соотнесении горла человека и дупла дерева, что видно из слов тамбовского заговора: «Заря, скалистая балка, дуб дуплистый, возьми свой дубоглот».

Крепость дуба обусловила широкое применение его в погребальной обрядности: издавна из него изготавливали гробы, в прежние времена представлявшие собой выдолбленную колоду, и намогильные кресты. Упоминание дубовой «гробовой доски» или «колоды белодубовой» является общим местом в похоронных причитаниях:

Столько вийте-тко вы, буйны ветероченьки,

На эту на могилу на умершую!

Раскатите-тко катучи белы камешки,

Разнесите-тко с могилушки желты пески!

Мать сыра земля теперь да расступилась бы,

Показалась бы колода белодубова!

Распахнитесь, тонки белы саватиночки!

Покажитесь, телеса мне-ка бездушные!

Пограничная роль образа дуба в мифологической картине мира обусловила соотнесение его в народных представлениях с идеей смерти. Это прослеживается в бытующих в современном языке словах и устойчивых сочетаниях слов, обозначающих переход в иной мир: «глядеть в дуб» — умирать; «дать дуба», «одубеть» — умереть. Выше уже приведены поверья и приметы восточных славян, демонстрирующие взаимосвязь дуба и смерти. В русских загадках смерть загадывается чаще всего через образ дуба:

На рубеже татарском

Стоит дуб веретянский,

Никто не обойдет, не объедет:

Ни царь, ни царица,

Ни красная девица.