Кукушка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кукушка

Кукушка — одна из самых загадочных птиц в традиционной культуре восточных славян. В русском фольклоре нашли отражение представления о ее человеческой природе, то есть о превращении человека в кукушку. В народных легендах происхождение кукушки обычно связывается с женскими персонажами — женой, матерью, сестрой, дочерью, девушкой, а превращение в нее чаще всего объясняется нарушением семейно-родственных или брачных связей и отношений. Кукушкой, например, становится вдова, безмерно тоскующая по утонувшему мужу, или жена, зовущая загубленного мужа. На Смоленщине известна легенда о том, что в кукушку превратилась дочь, проклятая матерью за то, что она вместе с братом потеряла ключи. В этой легенде обыгрывается особенность крика кукушки, передаваемого словами, — сестра, ставшая птицей, зовет брата: «Ку-куш, бра-туш, вер-нись, клю-чи наш-лись!»

Вот как о превращении проклятых детей повествует краснодарская сказка:

В одной семье было три дочки: одна пряха, другая — ткачиха, а третья — так, самая маленькая. И вот одна дочка сказала: «Если б меня взял замуж генерал, я бы ему все войско опряла». Другая сказала: «А если бы меня взял замуж генерал, я бы все его войско обткала». А младшая прядет и говорит: «А мне хоть уж, абы муж». Вот и пришли: одну посватал генерал, и вторую просватал генерал. А младшая осталась, и приходит к ней свататься красивый хороший парень. А его мать родная прокляла, так что днем он — человек, а ночью — уж. Просватал — пошла.

Поженились и живут. Она дойдет утром до гною, что за станицей, гукнет, уж вылезет, и они идут в поле работать. А как идут домой вечером, когда солнце заходит, он прячется в норе змеем, ужом. Стало у них двое детей: мальчик и девочка. И они знали, с кем их мать живет. Вот пошли брат с сестрой к детям материных сестер, а дети спрашивают: «Где ваш батько?». А они говорят: «Наш батько, как мы идем в поле, так он в гноях, вылезает к нам, и мы идем в поле. Он дома не ночует. А как доедем до станицы вечером, солнышко заходит, и он в гнои прячется». Ну и сказали, а братья их пошли, разрыли его ночью, порубали его и бросили. А жена встала утром, идет в поле, гукнула его, а он не выходит. Она пошла, а он разрубленный на три части. Тогда она набросилась на детей: «Кто сказал, что тут наш батька живет?» Дети признались. Она тогда сказала дочке: «Ну, лети кукуй и своего гнезда не знай, и своих детей не знай». Дочь: «Ку-ку, куку», — и полетела. «А ты, — говорит, — в болото иди и живи в болоте, крякай». Так вот лягушки крякают в болоте.

В народных представлениях образу кукушки приписываются черты, связывающие эту птицу с землей и подземным миром. В легендах женские персонажи, превращающиеся в кукушку, находятся в родственной связи с гадами — ужом и лягушкой. У белорусов и украинцев в некоторых местах считают, что кукушка на зиму никуда не улетает, а зимует под водой или прячется под землю. Появление кукушки после зимы воспринималось в мифологическом сознании как одновременное с выползанием из земли змей. В Полесье были известны поверья о том, что весной кукушка и уж «играют», как муж с женой.

В культуре восточных славян — в фольклоре, поверьях, обрядовой практике и быту — кукушка наделялась женской символикой. В некоторых местностях у русских слово «кукуша» использовалось для ласкового называния женщины. В смоленской балладе дочь, изгнанная родителями и тоскующая по родному дому, прилетает туда в облике кукушки.

Женская символика кукушки ярко выражена в южнорусском весеннем обряде «крещения» или «похорон» кукушки, распространенном в южнорусских берниях: Белгородской, Калужской, Курской, Орловской, Тульской. В некоторых местах его совершают и в настоящее время. Этот обряд представляет собой вариант троицкого ритуала кумления, в котором участвовали девушки и молодые женщины, не имевшие детей. Ими обычно руководила пожилая женщина, нередко — вдова.

Основным атрибутом обрядовых действий являлась кукла-«кукушка» или ряженый «кукушкой» персонаж. Чаще всего «кукушку» изображали в виде антропоморфной куклы, реже — в виде птицы. Ее изготавливали из растительного материала: из травы «кукушкин цвет», или «кукушкины слезки», ветвей березы, соломы. Человеческую или птичью фигурку украшали пестрыми лоскутками и платком. В качестве обрядового атрибута иногда использовали чучело кукушки или живого воробья. Куклу, как правило, обряжали в одежду одной из участниц или в специально сшитое платье, элементы которого соответствовали девичьему костюму.

Обязательными деталями наряда являлись нательный крест и украшения — ленты, бусы, мониста. Иногда «кукушку» пеленали и перевязывали лентами, как ребенка, или наряжали в венчальное платье с фатой. В Калужской губернии куклу одевали, как вдову или сироту — в сарафан темных тонов и черный платок; при этом в ритуале подчеркивалось отсутствие у «кукушки» брачной пары. В таких случаях говорили: «Кукушка — вдова, потому что ей мужа не достало». На Белгородчине, напротив, в обряде участвовали две куклы, изображающие брачную пару: «кукушку» одевали в девичью одежду, а «кукуна» — в мужскую. Бывало, что куклу укутывали в саван, подобно покойнику.

Птица Гамаюн. В. Васнецов.

Обряд начинался с коллективного изготовления «кукушки»: каждая участница приносила для куклы по лоскуту и ленте. Девушки сообща собирали необходимые растения, шили одежду для «кукушки». В складчину собирали деньги на покупку материала для куклы и продуктов для трапезы. Готовую куклу нередко укрепляли на сплетенных ветвях берез или под деревом. Сверху ее покрывали платками и полотенцами. В ряде мест «кукушку» укладывали в гробик небольшого размера, снаружи окрашенный краской, а внутри обитый тканью; его девушки изготавливали сами или заказывали. Иногда вместо него использовали коробку из-под конфет или мыла. Укладывая «кукушку» в гроб, одни участницы обряда голосили, как будто оплакивали покойника, другие рядом пели и плясали.

Особенностью обряда было шествие девушек и молодух с «кукушкой» по деревне. Во время обхода девушки собирали с каждого жителя по яичку или деньги для своей трапезы. Шествие сопровождалось песнями:

У ле-ле-ле, мы в лужок идем,

У ле-ле-ле, мы кокушку несем

У ле-ле-ле, а кокушка ряба

У ле-ле-ле, а кому ж ты кума.

В некоторых местностях шествие с «кукушкой» напоминало похоронную процессию. При этом гроб с «кукушкой» несли задворками, чтобы не встретить односельчан. Во главе процессии шла девушка с крышкой от гроба на голове, за ней следовала другая, изображая священника и заунывно исполняя молитвы. Две участницы несли на плечах палку с привязанным к ней полотенцами гробом.

Шествие направлялось в лес, в поле, к реке или на кладбище, где «кукушку» «крестили» или «хоронили». При «крещении» на куклу вешали один или несколько крестиков, трижды совершая над ней крестное знамение и окуная в воду. При этом для «кукушки» выбирали «кума» и «куму» — мальчика и девочку, после чего девушки сами кумились с «кукушкой».

При «похоронах кукушки» в лесу или на ржаном поле отыскивали укромное место, выкапывали там ямку, устилали ее красивыми лоскутками и затем закапывали «кукушку» с «отпеванием». Ряженная «священником» девушка читала молитвы, а остальные пели специальные песни:

Прощай, прощай, кукушечка,

Прощай, прощай, рябушечка,

До новых до берез,

До красной до зари

До новой до травы.

Девушки-голубушки

Кумушки-подруженьки,

Свейте вы веночки

Из плакучей травки,

Из белой березки

В Орловской губернии гроб с «кукушкой» зарывали около ограды кладбища, где обычно хоронили нечистых покойников, или в чьем-нибудь огороде. В некоторых местах «кукушку» просто бросали в реку.

Время и место проведения обряда, а также саму «кукушку» девушки тщательно скрывали от всех жителей деревни, особенно от парней, которые старались найти и разорить куклу. В Орловской губернии, наоборот, «кукушку» не прятали: здесь ее разорение парнями было частью обрядовых действ и совершалось после кумления девушек.

Через некоторое время, в день раскумления, девушки отправлялись «смотреть кукушку». Ее снимали с дерева, выкапывали из земли, разряжали, что было знаком завершения кумовских отношений участниц обряда. Раскумление сопровождалось специальными приговорами или песнями:

Кукушечка-рябушечка,

Пташечка плакучая,

К нам весна пришла,

Весна красна,

Нам зерна принесла,

Нам аржи на гумно

В коробью холста

Будет девкам красный лен

Старым бабам конопель.

Оставшуюся от куклы «кукушки» траву оставляли на дереве, закапывали в землю или уносили домой к старшей из женщин для сохранения. В некоторых местах березовую ветку, служившую основой «кукушки», гроб и одежду куклы сохраняли до следующего года. Девушки разбирали для себя лишь ленточки и другие украшения, снятые при разорении «кукушки».

Траву «кукушкины слезки» нередко употребляли как магическое средство для обеспечения хороших отношений между супругами: для этого жена поила мужа настоем корня травы. По корню «кукушкиных слезок» гадали о поле будущего ребенка: если при выкапывании попадался длинный корень, считали, что родится мальчик, а если округлой формы, то — девочка. Молодые женщины также пили отвар этого корня со словами: «Кокушка, уроди мне сынушку-дочушку».

Обряд «крещения» или «похорон кукушки», с одной стороны, был связан с земледельческим циклом, о чем свидетельствует сам тип ритуала, соотносимый с проводами-«похоронами» календарных символов плодородия в виде антропоморфных изображений из растительного материала, а также аграрная тематика обрядовых песен, включающих мотивы получения урожая и призывы дождя. С другой стороны, обряд с «кукушкой» был связан с социовозрастными группами девушек и молодых женщин, которые являлись потенциальными матерями. По мнению исследователей, в образе «кукушки», подобно троицкой березке, воплощалось женское божество, наделяющее продуцирующей силой тех, кто во время обряда вступил с нею в родственные — «кумовские» — отношения.

Как в обряде, так и в народных поверьях обычно звучит тема одиночества кукушки. Некоторые легенды сообщают, что она лишилась своего мужа во время всемирного потопа: кукуш невзлюбил свою жену и покинул ее. Оттого, что у кукушки нет пары, в некоторых местах, например в Калужской губернии, верили, что она спаривается с соловьем. В Курской губернии это объясняли тем, что у кукушки нет мужа, а у соловья — жены.

Одиночество и несчастная судьба кукушки связывались в народных представлениях также с отсутствием у нее своего гнезда. Согласно легенде, Богородица или Господь лишили кукушку гнезда в наказание за то, что своим кукованием она выдала Божью Матерь с младенцем Иисусом их преследователям, или за то, что она нарушила запрет работать на Благовещенье. У русских говорили: «За то кукушка без гнезда, что в Благовещенье его завила». Наказана она и тем, что потеряла и детей, и с тех пор весь век кукует — плачет. Вот как об этом рассказывается в при-ангарской легенде:

«Сказано, так уж и связано. На Благовешшенье видь никакая птица гнезда не вьет и никакая девица косы не плетет. Однава кукушка здумала вить сибе гнездо, а было это день Благовешшенье. Бог на нее за это разгневалса и сказал: «Будь ты проклята до веку! Плачь ты день и ночь и не имей своево гнезда!» Вот с той-то поры кукушка не имеет гнезда, а все по чужим гнездам кладет свои яйцы. День и ночь она плачет и кокует всю весну и все лето, докуль не созреет в поле ячмень. Как ячмень поспеет, тогда кукушка подавится ячменным зернышком и замолчит до будущей весны»

С кукованием кукушки в народной культуре связано множество представлений. Некоторые из них проясняют приписывание этой птице брачных отношений с соловьем. Почти повсеместно у восточных славян прекращение кукования связывалось с Петровым днем. По приметам русских, соловей, как и кукушка, заканчивает петь к тому же сроку. Согласно поверьям, пение этих птиц ограничивается временем созревания ячменя, а их умолка-ние объясняется тем, что кукушка или соловей наелись зерна и «подавились» колоском или зернышком.

В Полесье и на Украине широко бытуют представления о том, что в Петров день кукушка перестает куковать потому, что «давится» сыром, сырником, вареником или галушкой. В этих поверьях нашел отражение обычай разговления сырными продуктами по окончании Петровского поста. В некоторых местах этот обычай так и называется «давить зозулю вареником».

В Калужской губернии с продолжением кукования после этого срока связывалась примета о том, что грозит неурожайный год.

В Полесье бытует поверье, что сразу после окончания кукования кукушка прячется от птиц, которые ее преследуют и бьют за то, что она сама не высиживала птенцов, а подкинула их, свои яйца, в чужие гнезда. Замолкание кукушки объясняется также тем, что к этому времени у птиц вылупляются птенцы, среди которых обнаруживаются кукушкины дети, поэтому ей приходится скрываться от расплаты и летать молча.

Прилет кукушки и ее кукование приурочивались обычно к Благовещенью, Чистому четвергу, Пасхе, за две недели до Юрьева дня, к Николе Вешнему. В Полесье существовал обычай на Благовещенье, когда прилетает кукушка, печь зозульку — фирку кукушки из теста.

В крестьянском сознании мифологизировалось не только завершение кукования птицы, но и ее прилет и первое кукование: с ними в народной традиции связывался целый ряд примет и поверий, в некоторых из которых опять-таки прослеживается соединение образов кукушки и соловья. Так, в Воронежской губернии считалось, что услышать соловья раньше кукушки — к счастливому лету, а наоборот — к несчастливому. Ранний прилет и кукование, когда лес еще не покрылся листвой, у украинцев предвещали плохой год, у восточных славян повсеместно — неурожайное лето, а в некоторых местах — болезни и мор скота. У русских несвоевременное появление птицы сулило даже неудачу ворам в их делах. В Вологодской губернии приметой неурожая было кукование кукушки весной близ жилья. У русских в Карелии кукование на Благовещенье считалось плохим предвестием. Здесь в день первого кукования старались не сажать огородные растения, полагая, что от этого не будет прока. В Симбирской же губернии, напротив, в день первого кукования приступали к посеву льна.

Вместе с тем у русских считали, что услышать первое кукование кукушки очень хорошо, если в этот момент в кармане есть деньги или хлеб: весь год не будет в них нужды. Если в этот момент человек был в хорошем расположении духа, то верили, что и весь год его не покинет радостное настроение. Но если кукушка «оку-кует» голодного человека, это, считалось, не к добру. В Ярославской губернии такой человек не закармливал скотину осенью — не кормил ее на убой, иначе, по поверьям, скотина всю зиму будет голодна. Здесь же верили, что сколько раз кукушка «окуку-ет» человека натощак, столько лет ему осталось жить.

Повсеместно было широко распространено гадание по кукованию о смерти. Для этого к птице обращались с вопросом: «Ку-кушица, кукушица, сколько мне годов жить?» Чтобы кукушка подольше куковала и не улетала с ветки, в южнорусских губерниях и на Смоленщине подкрадывались незаметно к дереву и перевязывали его поясом.

В некоторых приметах и мифопоэтических текстах голос кукушки соотносился с идеей свадьбы, то есть с важной переменой в судьбе девушки. В белорусских и полесских петровских обрядовых песнях так поется о куковании кукушки до Петрова дня:

Да Пятра зязюльцы кукаваци,

Да восени дзеваньцы пагуляци.

Пятро пройдзе — зязюлька у вырай пойдзе,

Восень прыйдзе — дзеванька замуж выйдзе.

На Ярославщине, если рядом с жильем начинала куковать кукушка, говорили: «Ноне кокушка у нас на дому куковала — не пришлось бы Натаху замуж отдавать». В таких случаях, как и в гадании о смерти, кукушка выступает в роли предвестника, посредника между миром людей и иным миром, в котором, по народным представлениям, известны все судьбы.

Особенно ярко посредническая функция кукушки проявляется в мифологических представлениях о ее связи со смертью. В поверьях и приметах кукование часто воспринималось как зловещее предзнаменование: «Кукушка кукует — горе вещует». Поэтому, услышав кукушку, чтобы отвести беду, тут же произносили слова заклинательного характера: «Хорошо кукуешь, да на свою б голову!» В Северной России прилет кукушки в деревню, а особенно к дому, и кукование на крыше считалось предвестием смерти или пожара. Здесь же верили, что если кукушка в первый раз прокукует прямо в глаза — то будешь плакать, а в спину — умрешь.

В некоторых местах в виде кукушки представляли себе душу умершего. В смоленских похоронных плачах она кукушкой слетает на землю побеседовать с родными. Причитая, к умершему обращались:

Прилетай же ко мне кукушечкой,

Прокукуй мне свою волюшку

В зоне русско-белорусского пограничья существовал обычай «голосить с кукушкой», заключавшийся в том, что женщина, потерявшая близких или находящаяся в долгой разлуке с кем-нибудь, уходила подальше в лес и там, услышав кукушку, обращалась к ней и причитала:

Узлетай, кукушечка шерая!

Злетай на чужую дальнюю сторонушку!

Покукуй-передай моим братчикам родным

Привет от меня низенький.

На Псковщине верили, что кукушка сама подлетала к такой женщине и начинала ей «подголашивать». В народном сознании само кукование кукушки воспринималось как горькое причитание или оплакивание. У русских слово «куковать» в народных говорах имеет значение «горевать, плакать, причитать». Не случайно и в причетах плакальщица называет себя «горькой куку-шицей». Таким образом, кукушка в традиционной культуре воспринималась как символ горя.

Вместе с тем сучку, на котором сидела и куковала кукушка, приписывались положительные магические свойства. Его использовали в качестве оберега от несчастья. В Ярославской губернии охотники носили его в кармане для успеха на охоте. А женщины обводили «кокушечьим» сучком круг по внутреннему краю кринки для молока, веря, что в такой посуде всегда будет отстаиваться большой слой сливок.

У восточных славян существовали любопытные поверья о роли кукушки среди других птиц. Как и остальные, она улетает на зиму в «вырей» — далекий теплый край у моря. Согласно некоторым украинским представлениям, кукушка улетает туда первой, а возвращается оттуда весной последней. Ее считают ключницей, то есть хранительницей ключей от «вырея». По другим поверьям, кукушка в наказание за то, что подкидывает свои яйца в чужие гнезда, вынуждена улетать в «вырей» последней, а по дороге заботиться о других птицах и нести на своих крыльях тех, кто устает во время полета.

У русских было распространено поверье, что кукушка, прекратив к осени свое кукование, обращается в ястреба или коршуна. Карпатские украинцы тоже верили, что ястреб происходит из кукушки. Белорусы считали, что такое превращение случается ежегодно в определенные сроки: после Петрова или Иванова дня. На Гомельщине полагали, что из подкинутых кукушкой в чужие гнезда яиц вылупляются коршуны. С этими поверьем соотносится русское фразеологическое выражение «променять кукушку на ястреба», обозначающее невыгодный обмен.