ОТВЕТ г. К. СИЛЬЧЕНКОВУ

ОТВЕТ г. К. СИЛЬЧЕНКОВУ

В полуфилософском, полубогословском журнале "Вера и Разум", издающемся в Харькове, появилась статья г. К. Сильченкова: "Из современных газетных толков о христианском браке, по поводу статьи В. Розанова в "Новом Времени", вышедшая потом и отдельною брошюрою. На статью эту сделаны ссылки в журналах "Вера и Церковь" и в "Страннике", и действительно ее построение серьезно и заслуживает быть рассмотренным. Нам она не показалась убедительною, но возразить мы считаем долгом уже для того, чтобы многочисленные из духовных читателей, т. е. очень чутких к вопросу о разводе, не приняли нас молча отказавшимися от соображений, на которые мы опирались в статье: "О непорочной семье и ее главном условии", после критики ее г. Сильченковым.

В одном месте он говорит: "В таинстве крещения человек, по учению церкви, очищается от всех грехов: и первородного, и личных". Конечно, это учение г. Сильченкова, но не учение церкви, потому что снятие первородного греха совершено крестною смертью Спасителя, как это и поется в пасхальной песни: "смертию смерть поправ", т. е. Своею смертию на кресте уже Спаситель попрал нашу смерть, и мы теперь умираем физически, но не умираем духовно. Какой же смысл смерти Спасителя, если первородный грех все еще с человека не снят, и даже для чего же совершилось Его воплощение? "Той бысть язвен за грехи наши и мучен бысть за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, язвою Его мы исцелехом", - читаем мы у пр. Исайи - как мессианское пророчество и у евангелиста Иоанна - как исполнение пророчества. Совершенно ясно отсюда, что после Спасителя и Его "язв" и "муки" мы уже вне "беззакония", "наказания" и "греха" и имеем все это не как первородное, но только как личное, частное и особенное. Есть "мой грех", грех этого "определенного поступка, мысли, слова", но "общечеловеческого врожденного или первородного греха" нет - он уже понесен и унесен на Себе "вторым (обратным) Адамом", "Агнцем, закланным от сложения мира".

Таким образом, рождающиеся от христианских родителей дети текут не "от зараженного грехом источника" (обычное ошибочное представление), но от совершенно чистого; и в таинстве крещения младенец принимается в веру (чтение при этом Символа веры), принимается как ученик в догматическое сложение церкви, но от несуществующего первородного греха вовсе не очищается. Утверждать это значило бы забывать всю, если позволительно так выразиться, логику сути христианства как грехоискупления. За что же тогда умер Спаситель? и для чего Он пришел? И при чем приведенные выше молитвы церковные и определенные слова евангелиста?

Углубимся далее в его возражения - и там мы найдем тоже несколько "машинальное" богословствование, без оглядки назад.

Я утверждал, что в браке человек не совершенно пассивен, как в других таинствах, а активен. Цитировав мою мысль, г. Сильченков говорит, что "сама по себе эта формула еще не заключает, конечно, в себе ничего не согласного с учением церкви". Радуюсь это слышать и был в этом уверен, когда писал статью. Но далее автор чрезвычайно туманно объясняет, что "благодать не только не может иметь значение пассивное, но и более того: ей несомненно свойственно преимущественное и, следовательно, более активное значение, чем самому человеку, потому что во всяком совместном действии более активная деятельность принадлежит стороне сильнейшей, а не слабейшей. Многими свидетельствами Св. Писания можно подтвердить эту мысль, но мы ограничимся одним выразительнейшим. "Бог, - говорит апостол Павел, - производит в нас и хотение и действие по Своему благоволению". Вот именно. И текст доказывает не его, а мою мысль, что в браке сам человек, или, точнее, чета человеческая, в образе первозданной, "хотением и действием" "двух в плоть единую", т. е. самой вещью брака, между ними совершающегося, повинуются "произведенному в них Богом". Супруги суть носители даров Божиих к размножению, благословленных еще до грехопадения (Быт., 1 и 2), и без этих даров нет и не начинается самый брак, супружество, семья. Нет дела брака без дачи этих даров; а когда они уже даны (Богом) - брака не может не быть, и он есть во всех случаях и при всяких обстоятельствах богоблагодатное чадородие, кое не отвергнуто Богом и передано Бытописателем даже в таком чрезвычайном случае, как чадородие дочерей Лотовых (центральная мысль главы Бытия, об этом повествующей: "Нам уже не от кого понести детей по закону всей земли: войдем же", и т. д., слова сестры сестре). Как распоряжение государя не поправляется его министром, так и ветхозаветное "раститеся, множитеся" до скончания мира никогда никем на законном основании не могло быть поправлено, отменено или изменено и может быть только тавтологически повторено. Вернемся собственно к благодатности силы чадородия. Церковь, как и порознь каждый священник, с полнотою благословляющих слов напрасно ожидали бы чету человеческую, если бы не "влечение жены к мужу" (Бытие, 4) и не "оставление мужем отца и матери ради жены" (Бытие, 2), что, кстати, я и разумел единственно, говоря о страсти как образующем начале брака. Смягчаю свое выражение, если оно не было осторожно, но факт есть все-таки факт и состоит в благословенном Богом взаимном влечении, сближении и соединении полов, без чего ничего в браке не началось, нет существа брака, или, как говорят юристы: "Нет состава преступления", так я повторю: "Нет состава брака". На учение мое о склонении полов г. Сильченков сильно напал, но тут он забыл точный и непререкаемый смысл слов Спасителя, Матф. 19: "Мужчину и женщину сотворил человека Бог; посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что уже не два, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, человек да не разлучает". Кажется, ясно, о чем здесь говорится.

Но наиболее неправильное и в бытовом и в историческом отношении вредное мнение, поддерживаемое и, может быть, впервые точно формулированное г. Сильченковым, - это его учение только о формальном и почти словесно-формальном характере таинств. Таинства, по нему, не суть существенности, ессенциальности, - если можно так выразиться, - а одни только формы, в которых какое бы содержание ни лежало или ни было вложено человеком, оно таинства не затрагивает, не портит и не разрушает. Если вспомнить которого-то из Борджиев, давшего яд в причастии, то мы найдем аналогию этому искусному и опасному богословскому учению. Вне тумана рассуждений оно, конечно, значит: "Греши сколько хочешь - все равно таинство действует, и ты спасен". Думается, что по деревням и весям русским эта надежда, которая так похожа на легкомыслие и так толкает на легкомыслие поступков, - произвела немало безобразнейших сцен, событий и, наконец, прямо преступлений. Обратимся к браку. Мысль моей статьи и, пожалуй, моих статей - брак согласный, любящий, чистый; жизни "душа в душу" при единстве тел, и если есть грех, слишком возможный здесь, - то, как я оговорился в своей статье, непременно грех открытый, без обмана, с непременным условием сознания в нем друг другу и чистым прощением и забвением греха, проступка, легкомыслия, однако прощением свободным, а не насильным и принужденным. Это, сказал я, входит в эссенцию таинства, ибо, где есть оно - там Бог, а где Бога нет - не длится и не продолжается таинство, как особенно в случае, если между мужем и женой неукротимая злоба, ожесточение, даже простирающееся до посягновения на жизнь друг друга. Когда дело дошло до такого состояния духа "четы человеческой", то, если можете и решитесь, уже лучше ведите ее на торговую казнь, но ради же Бога не кощунствуйте и не настаивайте, что среди этих расквашенных носов, заготовляемого мышьяку, царапанья, кусанья, ругани, побоев - обычная картина "православной семейки" - есть и действует благодать, сообщенная в таинстве. Что действует, то видно, а здесь не видно и, значит, - не действует. Нет, это отношение к таинствам как только к формальному требо-исполнению со стороны священника и требо-слушанию пассивного слушателя и породило, создало, культивировало русскую да и вообще европейскую "семейку", и напрасно автор думает, что он благочестив, когда пишет: "Напомним же, однако, нашему автору, что сила Божия в немощи совершается (2 Кор. XII, 9); что благодать Божия не бегает, - как он думает, - греха, ибо она не слабее греха, что для борьбы с грехом она и подается. Напомним и это выразительное свидетельство апостола: иде же множится грех, пре-избыточествова благодать (Римл. V, 20)".

Нет, уж увольте. Вам написать это нетрудно и по "Симфонии" подыскать тексты, а вы загляните в отравленную семью, вы послушайте разговоры за ночь, взгляните на мать, избитую на глазах детей - да что избитую! Студенческое воспоминание в богоспасаемой Москве, как сейчас помню, -в Денежном переулке. У хозяина дом и флигеля. Жена и много детей. Жена -щепка испитая, в могилу смотрит. Все это я мельком видал, студент был, и ни до чего мне не было дела, а разгадка "краше в гроб положенной" (этакая ведь сложилась поговорка: значит, - века и миллионы наблюдений) женщины сказалась в длинной сплетне кухарки: "И - родимый! У него что ни прислуга, то жена и барыня, а барыня в прислугах. Вместе и измываются; он ее бьет, да и кухарка миловидная - бьет-не бьет, а толкнет, и та смолчать должна. И сколько он этих хайлов переменил!"

Хозяин был огромный и красный, и уж, думаю, кулачище... Может, и до сих пор жив; не знаю, жива ли жена. Но мы с г. Сильченковым не договорили: что же тут "преизбыточествовала благодать"?

Нет, дорогие мои, нравы русские от вас идут и вашего "смиренномудрия". Ох, тяжело это "смиренномудрие", и кто-то снимет крест этот с России...

Удрученный ношей крестной,

пел Тютчев. Уж именно!

Край родной долготерпенья,

умилялся он же. Нет, уж позвольте, я как студент тогда и сейчас как писатель прямо проклинаю это долготерпение, ибо штука-то ведь в чем: ну, я терплю - и хвала мне. И каждый вправе и даже должен лично и за себя терпеть. Но когда я перед этою "испитой женщиной" встану и, приглаживая ее реденькие волосы и восхищаясь ее терпением, запою ей "славу":

Край родной долготерпенья,

то ведь такому "певцу" можно в глаза плюнуть. Нет, тут ни стихов, ни текстов не нужно. Тут нужно сделать простое, доброе дело. Дело фактически я сделать бессилен, как и тогда той доброй и безмолвной ("безответной" -тоже поговорка) женщине, но как писатель я, слава Богу, смог выразиться, Бог научил высказать мысль, что когда в семье любви нет, уважения нет, милосердия нет, то нет в ней и святого и вообще ничего нет. Квартира с враждующими жильцами, к которой если применять термин "таинство", то какой же и текст подобрать для такового таинства кроме: "Бог вражда есть". Но в нашем Евангелии написано: "Бог есть любовь", и вот это понятие Божества и есть канон семьи, на коем она должна держаться и им ограничиваться. А на началах вражды, которая на светском языке переделалась в народную мудрость: "Ничего - стерпится, слюбится", на этих началах семья еще не умерла, но явно умирает.

Как общее введение к статье, он пишет: "Известно ведь, что как только поднимается в нашей светской печати этот вопрос о разводе, он не иначе рассматривается и решается, как в смысле самого широкого его допущения. В рассуждениях на эту тему газеты бывают преисполнены столь удивительной любви и снисхождения к страдающему от современных ненормальных условий брака, - разумеется отсутствие развода, - человечеству, что самое евангельское учение о разводе является в сопоставлении с их любвеобильными рассуждениями чрезвычайно жестоким и мрачным. Быть может, большее спокойствие и отсутствие увлечения дали бы иным публицистам (ссылка на Лескова) возможность понять всю чрезмерность этой претензии - превзойти в любви Евангелие, - быть может, они тогда и допустили бы, что не иным чем, как любовию к грешному человечеству вызван был у Божественного Учителя чистейшей и святой любви и Его строгий приговор о разводе" (стр. 2 брошюры).

Это все "вообще"... Но, г. Сильченков, что вы конкретно и определенно скажете о расквашенном носе, нарядных кухарочках и красном кулаке моего хозяина в Денежном переулке? Да, мы - "светские писатели" - развращаем нравы, ходим по улицам, заглядываем в дома, слушаем разговоры, когда вы сидите в чистых квартирках и ожидаете, когда вас позовут на "требу", крестины, похороны и свадьбу, что все вы только в этот парадный час и блюдете. Но вы живете, и нам нужно жить. Автор сам (стр. 1) пишет о "внесении теперь в наши высшие государственные учреждения законопроекта о разводе", и вот с этими учреждениями, на руках которых полуразрушенная семья, детоубийство и проституция, - разговор будет гораздо труднее, чем со "светскими писателями". Пощадите, милостивцы, воспеваемый вами

Край родной долготерпенья,

и в особенности когда вы сами так нетерпеливы к малейшему слову критики, вас и вашего.

"Нов. Вр.", 1900 г.