Няни и воспитательницы

Няни и воспитательницы

Традиции последовательного элитарного воспитания в России сложились во второй половине XVIII в. Императрица Екатерина II фактически реализовывала свой материнский инстинкт, воспитывая старших внуков – Александра и Константина. Естественно, особое внимание уделялось преемнику. Исходя из своих взглядов на будущее, Екатерина II готовила себе в преемники не сына Павла Петровича, а старшего внука Александра. Поэтому именно царственная бабушка, а не родители определяли стратегию воспитания будущего Александра I.

Будучи прагматиком, Екатерина II составила так называемую «Бабушкину азбуку», проникнутую педагогическими идеями просветителей XVIII в.

Император Павел I, великие князья Александр Павлович и Константин Павлович и дежурные генерал-адъютант и флигель-адъютант

В наставлениях, данных воспитателю Александра графу И. Салтыкову при высочайшем рескрипте от 13 марта 1784 г., Екатерина II излагала свои мысли «касательно здравия и сохранения оного, касательно продолжения и подкрепления умонаклонения к добру, касательно добродетели, учтивости и знания» и правила «приставникам касательно их поведения с воспитанниками». Наставления эти были построены на началах либерализма и проникнуты педагогическими идеями в духе знаменитого «Эмиля» Ж. Ж. Руссо.

В соответствии с этими идеями Александра и Константина не кутали, они спали на твердых волосяных матрасах, в детской комнате всегда было много света и свежего воздуха. Под окнами детской даже стреляли из пушки, чтобы приучить мальчиков к резким и громким звукам с детства. Великих князей категорически запрещалось перекармливать, кормили мальчиков только в строго отведенные часы. Большое значение уделялось трудовому воспитанию. В детстве Александр I красил, обивал, смешивал и растирал краски, рубил дрова, пахал, косил, вскапывал грядки, исполнял обязанности кучера и столярничал. Только столярное ремесло Александр изучал два года под руководством краснодеревщика Х. Мейера¹⁰⁹. Следует подчеркнуть, что традиции трудового воспитания, заложенные в XVIII в., в период взросления Александра I, воспроизводились вплоть до начала XX в. Несколько поколений царских детей работали в саду и знакомились с разными ремеслами¹¹⁰. Но до семи лет мальчики, рожденные в царской семье, находились в женских руках и до трех лет донашивали платья старших сестер.

Раннее детство Николая I

Младший брат Александра I – великий князь Николай Павлович был третьим сыном императора Павла I. Он родился за несколько месяцев до смерти Екатерины II, поэтому стратегию его воспитания определяла уже мать – императрица Мария Федоровна. Немаловажным было и то, что, как третий сын в императорской семье, Николай практически не имел надежд когда-либо занять императорский трон.

Возглавляла персонал, ухаживающий за младенцем, Шарлотта Карловна Ливен, назначенная на эту должность Екатериной II. Николай I называл ее в воспоминаниях «уважаемой и прекрасной» женщиной, «которая была всегда образцом неподкупной правдивости, справедливости и привязанности к своим обязанностям и которую мы страшно любили»¹¹¹. Как руководитель персонала, обслуживавшего великого князя, она получала жалование в 1500 рублей в год. Пока Николаю не исполнилось четыре года, она полностью контролировала процесс взросления ребенка.

Шарлотте Ливен подчинялись две «полковницы» с жалованием по 900 рублей в год. Фактически это были гувернантки, бедные вдовы офицеров, которых по чину их мужей называли «полковницами». Они неотлучно состояли при ребенке, давали отчет доктору о состоянии его здоровья, приучали его молиться и пр. и пр.¹¹² Поскольку «полковницы» входили в ближний круг императорской семьи, связь между ними и царственным воспитанником поддерживалась всю жизнь.

Великий князь Николай Павлович

Про первую из «полковниц» – Юлию Федоровну Адлерберг¹¹³, утвержденную в должности Павлом I в 1797 г., Николай I вспоминал: «Вскоре после кончины императрицы Екатерины ко мне приставили в виде старшей госпожу Адлерберг»¹¹⁴. В должности «старшей» она оставалась вплоть до 1802 г., пока не была переведена на должность директрисы привилегированного Смольного института. О начале карьеры Юлии Федоровны Адлерберг, урожденной Багговут (сестра генерала, погибшего в 1812 г.), вдовы выборгского коменданта, один из современников писал: «Шарлотта Карловна Ливен определила Юлию Федоровну Адлерберг нянюшкой: сперва к великому князю Николаю Павловичу, а потом к великому князю Михаилу Павловичу. Юлия Федоровна усердно мыла и обтирала этих двух индивидуумов, а между тем, будучи женщиной хитрой и ловкой и под личиной холодного добродушия весьма вкрадчивой, втерлась в доверие к императрице Марии Федоровне»¹¹⁵. Таким образом, начав карьеру гувернанткой при великом князе, Ю. Ф. Адлерберг впоследствии сумела занять весьма важный пост директрисы Смольного института. Но самое главное – ей удалось заложить прочный фундамент для придворной карьеры своих детей Владимира Федоровича и Юлии Федоровны, которые стали друзьями детства Николая I. Эту дружбу они пронесли через всю жизнь, и в своем духовном завещании Николай I счел необходимым упомянуть о них: «С моего детства два лица были мне друзьями и товарищами: дружба их ко мне никогда не изменялась. …Адлерберга любил я как родного брата и надеюсь под конец жизни иметь в нем неизменного и правдивого друга. Сестра его, Юлия Федоровна Баранова, воспитала троих моих дочерей, как добрая и рачительная родная… В последний раз благодарю их за братскую любовь. Генерал-адъютанту Адлербергу оставляю часы, что всегда ношу с 1815 г…а сыну его Александру – портрет Владимира Федоровича, что в Аничкове…»¹¹⁶. Династия Адлербергов находилась непосредственно при дворе с 1797 по 1881 г., то есть 84 года.

Второй «полковницей» была Екатерина Синицына, также получавшая 900 рублей в год. Несколько ниже них по положению шла надворная советница Екатерина Панаева с жалованием 750 рублей в год.

Должностные полномочия «полковниц» были различными. Ю. Ф. Адлерберг была, по сути, правой рукой Ш. К. Ливен, а задачи Е. Синицыной и Е. Панаевой сводились к ночным дежурствам при кроватке маленького Николая. Судя по воспоминаниям Николая I, ночные дежурства продолжались только в течение года, позже «полковницы» оставались при ребенке лишь днем, ночью же дежурили няньки с одной горничной¹¹⁷.

Значительную роль в воспитании Николая I играла также няня-«англичанка» мисс Лайон (Jane Laon). Как утверждают мемуаристы, она была назначена на должность Екатериной II, и именно мисс Лайон являлась самым близким человеком для мальчика, пока ему не исполнилось семь лет. Она на самом деле дала ему многое. Николай Павлович впоследствии говорил, что ненависть к полякам он унаследовал именно от няни, которая в 1794 г. провела у поляков в заключении семь месяцев. О характере няни дает представление прозвище, данное ей Николаем I, – «няня-львица»¹¹⁸. Шотландка Лайон была дочерью «лепного мастера».

Описывая свою прислугу, Николай I упоминал еще о четырех безымянных горничных «для услуг»¹¹⁹. Следовательно, по воспоминаниям императора, весь его «детский» штат состоял из 11 человек. Император почти не ошибался. В действительности штат лиц, отвечавших за обслуживание и взросление Николая I, составлял 12 человек¹²⁰. Это следует из денежных ведомостей. Правда, в другой части своих детских воспоминаний Николай Павлович расширял круг обслуживающего персонала: «Образ нашей детской жизни был довольно схож с жизнью прочих детей, за исключением этикета, которому тогда придавали необычайную важность. С момента рождения каждого ребенка к нему приставляли английскую бонну, двух дам для ночного дежурства, четырех нянек или горничных, кормилицу, двух камердинеров, двух камер-лакеев, восемь лакеев и восемь истопников»¹²¹.

Великий князь Михаил Павлович

Раннее детство императора прошло в покоях Зимнего дворца. Николай Павлович вспоминал: «Спали мы на железных кроватях, которые были окружены обычной занавеской; занавески эти, также как и покрышки кроватей, были из белого канифаса и держались на железных треугольниках таким образом, чтобы ребенку, стоя в кровати, едва представлялось возможным из нее выглядывать; два громадных валика из белой тафты лежали по обоим концам кроватей. Два волосяных матраса, обтянутые холстом, и третий матрас, обтянутый кожей, составляли саму постель; две подушки, набитые перьями; одеяло летом было из канифаса, а зимой ватное, из белой тафты. Полагался также белый бумажный ночной колпак, которого мы, однако, никогда не надевали, ненавидя его уже в те времена. Ночной костюм, кроме длинной рубашки, наподобие женской, состоял из платья с полудлинными рукавами, застегивавшегося на спине и доходившего до шеи»¹²².

Вид Михайловского дворца

В конце 1800 г. семья Павла I вместе с маленькими детьми перебралась в только что законченный и еще непросохший Михайловский замок. Во дворце спальня великих князей Николая и Михаила располагалась точно над спальней Павла I. В замке было настолько сыро, что эта сырость врезалась в память 4-летнего Николая: «Помню, всюду было очень сыро, и что на подоконники клали свежеиспеченный хлеб, чтобы уменьшить сырость»¹²³. Одновременно с переездом в Михайловский замок, решением Павла I, главным воспитателем великих князей Николая и Михаила Павловичей был назначен Матвей Иванович Ламсдорф, хотя учиться мальчики начали только в 1802 г. Граф Ламсдорф, суровый и строгий до жестокости, стал разительной противоположностью Шарлотте Ливен.

При этом назначении Шарлотта Карловна Ливен не была обойдена или забыта. Еще в 1794 г. ее пожаловали в статс-дамы и наградили орденом Святой Екатерины I степени. Накануне отставки – 22 февраля 1799 г. Павел I возвел ее с потомством в графское достоинство. В день коронации императора Александра I Ш. К. Ливен была награждена драгоценными браслетами с портретами императорской четы, а в 1824 г. – портретом императора с цепью для ношения на шее. В коронацию императора Николая I графиня Ливен была возведена с ее потомством в княжеское достоинство, а в декабре того же года получила титул светлости.

Надо отметить, что Николай I всю жизнь с уважением и любовью относился к своим воспитательницам. Его мать императрица Мария Федоровна была далека от своих детей, поскольку придворный этикет не предполагал их близкого общения с матерью. Когда в 1839 г. Ю. Ф. Адлерберг умерла, Николай I в личном письме к И. Ф. Паскевичу, которого весьма ценил и уважал, сказал: «Лишились мы нашей почтенной генеральши Адлерберг, бывшей моей наставницы, которую я привык любить как родную мать, что меня крайне огорчило»¹²⁴. Наверное, мало кто из нас с такой благодарностью может вспомнить даже первую учительницу.

Когда во второй половине 1830-х гг. подрос, принял присягу и начал светскую жизнь старший сын Николая I – цесаревич Александр Николаевич, родители не перестали им заниматься. Так, по желанию Николая Павловича, в ближайшее окружение цесаревича была включена княгиня Дарья Христофоровна Ливен, урожденная Бенкендорф, жена дипломата и хозяйка известного дипломатического салона в Лондоне. Предполагалось, что она, встав во главе салона цесаревича, отшлифует его речь и манеры.

Раннее детство Александра II

Когда у Николая I родился первенец, для его воспитания привлекли «кадровый костяк», сложившийся в период малолетства самого императора. В 1818 г., чтобы взрастить будущего Александра II, в качестве консультанта пригласили директрису Смольного института Ю. Ф. Адлерберг, ей тогда было 58 лет. Естественно, мать подключила к воспитательному процессу свою дочь, тоже Юлию Федоровну, но в замужестве Баранову, 29 лет. Еще в 1806 г. (в 17 лет) ее пожаловали во фрейлины высочайшего двора. Именно Ю. Ф. Баранова и возглавила штат нянек и гувернанток при младенце.

Непосредственно за ребенком ухаживала надзирательница Н. В. Тауберт, которой подчинялись три бонны-англичанки – А. А. Кристи, Е. И. Кристи и М. В. Касовская. Этот состав практически без изменений вынянчил всех детей Николая I. Одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны упоминала, что в 1826 г. она видела в Царском Селе, как дочь Николая I великая княжна Александра Николаевна «каталась в своей маленькой коляске еще с мамкой, няней Коссовой, а вез ее камердинер Тутукин»¹²⁵.

Женщины оставались рядом с Александром до 12 июня 1824 г., то есть до шестилетнего возраста, после чего воспитание перешло в руки мужчин. Семья Николая I была большой, и сложившийся женский персонал сосредоточил свои усилия на трех подрастающих дочерях Николая I. С 1831 г. всем многочисленным штатом великих княжон, который включал как английских бонн, так и русских кормилиц и комнатных работников, руководила Ю. Ф. Баранова.

Подбор воспитателей велся достаточно тщательно, однако даже при таком подборе случались промахи. Например, в 1824 г., когда дочь Николая I великая княжна Ольга Николаевна перешла из ведения английской няни на попечение гувернантки-воспитательницы, к ней была назначена Шарлотта Дункер, шведка по происхождению и протестантка по вероисповеданию. Судя по всему, ее жизненный опыт был весьма скуден. Она получила образование в шведском монастыре в Петербурге, в котором затем некоторое время учительствовала¹²⁶. Шарлотта Дункер продержалась при Ольге Николаевне достаточно долго – до 1835 г., то есть девять лет. И все же, несмотря на это, ее пришлось убрать из детской. Назначенная летом 1831 г. воспитательницей к старшей дочери Николая I – великой княжне Марии Николаевне, Ю. Ф. Баранова по должности курировала работу остальных воспитательниц, в том числе и Ш. Дункер. Тут, безусловно, проявилось влияние Ю. Ф. Адлерберг, матери Барановой. Профессиональная воспитательница Дункер тяжело переживала вмешательство в ее епархию «блатной» Жюли Барановой, отсутствие педагогического опыта которой ощущали все, даже ее подопечные. Спустя годы Ольга Николаевна вспоминала, что «Жюли Баранова не имела и тени авторитета. Очень добрая, очень боязливая, в частной жизни обремененная заботами о большой семье, на службе, кроме воспитания Мэри, еще ответственная за наши расходы и раздачу пожертвований, она не умела следить за порядком в нашей классной»¹²⁷. Тем не менее незлобивая и неконфликтная Баранова удержалась при дочерях, в первую очередь потому что к ней хорошо относились Николай I и императрица Александра Федоровна.

О взаимоотношениях двух воспитательниц сохранились и более резкие отзывы «со стороны». Одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны, наблюдая этот конфликт, в резких выражениях отмечала как сложный характер Дункер («Дункер, презлая, препротивная и глупая скотина»¹²⁸), так и невеликие педагогические способности Барановой: «Очень добрая и честная женщина, но очень ограниченная, притом слабого здоровья. У великой княжны Ольги Николаевны была m-lle Dunker, злое существо с романтическими наклонностями; она любила слушать с Мердером пенье соловья по вечерам около дворца в кустах. Система Дункер была – совершенно овладеть умом своей воспитанницы и ссорить двух сестер… что ей вполне удалось, и то детское чувство охлаждения осталось на всю жизнь. Сестры любили друг друга, но не ладили»¹²⁹.

Между начальницей и подчиненной начались конфликты, которые особенно развились, когда в 1834 г., на 15-летие великой княжны Марии Николаевны, воспитательница Ю. Ф. Баранова получила орден Святой Екатерины. Ш. Дункер стала «вспыльчивой и склонной к сценам». В результате Николай I личным решением удалил Шарлотту Дункер из дворца. Как писала Ольга Николаевна: «Он не любил половинчатых мер и считал, что только радикальное решение может восстановить мир в детских»¹³⁰.

В 1835 г. на место уволенной гувернантки к великой княжне Ольге Николаевне «взяли на пробу» еще одну «крепкую специалистку» – «мадам Дудину, начальницу одного приюта». Однако и она не прижилась, поскольку «ослепленная жизнью при дворе… она спрашивала всех и вся, что это или то обозначает. Ее мещанская манера и ее неразвитость давили меня»¹³¹. Ради справедливости стоит отметить, что великая княжна Ольга Николаевна, по мнению современников, отличалась на редкость стервозным характером, и ужиться с ней гувернанткам было довольно сложно.

Тем не менее такая гувернантка нашлась. С 5 декабря 1836 г. ею стала Анна Алексеевна Окулова. Следует подчеркнуть, что это был личный выбор Николая I. Видимо, он знал новую гувернантку еще с тех времен, когда она была воспитанницей Екатерининского института. Уверенность царя в «педагогических перспективах» А. А. Окуловой проявилась в том, что ее положение при дворе, в том числе и содержание, были утверждены сразу, без испытательного срока. Ее назначили на должность штатной фрейлины, по рангу она следовала за статс-дамами и получила, как Ю. Ф. Баранова, «русское платье» синего цвета¹³² с золотом, собственный выезд и ложу в театре¹³³.

Карьера этих воспитательниц-гувернанток была беспрецедентна.

Ю. Ф. Баранова в год смерти своей матери (1839) стала статс-дамой, а с 1855 г. – гофмейстриной императрицы Александры Федоровны. Таким образом, она находилась при царской семье с 1818 г. и до самой смерти императрицы Александры Федоровны в 1860 г., то есть более 40 лет.

В год замужества великой княжны Ольги Николаевны (1845) ее воспитательница Анна Алексеевна Окулова получила орден Святой Екатерины.

У третьей дочери Николая I, великой княжны Александры Николаевны (Адини), воспитательницей также была англичанка. Она практиковала английские методы воспитания. В частности, пыталась закалять девочку и выходила с ней на прогулку «во всякую погоду». Результатом этого закаливания стал сильный бронхит¹³⁴. С учетом того что Адини умерла в 1842 г. в результате скоротечного туберкулеза, многие современники приписывали его начало именно бронхиту 1839 г.

Николай I, несмотря на всю свою занятость, охотно привечал многочисленных внуков. Так, на время отсутствия своего второго сына Константина Николаевича он взял в Зимний дворец его детей, «под крылышко к доброй бабушке, их поместили там в бывших комнатах великой княгини Ольги Николаевны»¹³⁵.

Примечательно, что родители и воспитатели очень рано начинали приучать царских детей к будущей «профессии», давая им понять, что вся последующая их жизнь будет проходить на глазах сотен людей. Когда в 1832 г. детей вывезли на море в Прибалтику, они «должны были проходить через публику, собравшуюся, чтобы видеть царских детей». Для детей первые опыты публичности не были легкими, и одна из дочерей императора заметила: «Должна сказать, что мне было гораздо приятнее смотреть самой, чем давать себя разглядывать. Такие прогулки были обязанностью»¹³⁶.

Николай I лично вводил подросших детей и внуков в сложный мир придворных церемоний. При этом опять же учитывалось, что малейший промах со стороны детей мог стать предметом длительных сплетен и «итоговых выводов». Ольга Николаевна вспоминала, как во время поездки в Москву в 1837 г. Николай I лично «очень следил за тем, чтобы мы всё проделывали неспешно, степенно, постоянно показывая нам, как надо ходить, кланяться и делать реверанс. Мы могли танцевать только с генералами или адъютантами. Генералы всегда были немолоды, а адъютанты – прекрасные солдаты, а потому плохие танцоры… Об удовольствии не могло быть и речи»¹³⁷. При этом надо иметь в виду, что в 1837 г. Ольге Николаевне было 15 лет, и она в силу возраста уже вошла в круг парадной жизни императорских резиденций.

Тогда же детей царя знакомили с достопримечательностями Москвы. Посетили они и Оружейную палату. Дети, конечно, оставались детьми, и 10-летний сын царя – великий князь Константин Николаевич шалил: примерял сапоги Петра Великого, садился на трон Ивана Грозного и надел бы шапку Мономаха, если бы ему не помешал воспитатель адмирал Литке¹³⁸.

Надо заметить, что и позже царским детям разрешали трогать руками бесценные экспонаты. Для них это были не просто драгоценные или уникальные вещи, а овеществленная память об их предках. Так, в 1901 г., во время посещения Москвы, 6-летняя Ольга Николаевна, старшая дочь Николая II, не только посидела во всех каретах, хранившихся в Оружейной палате, но и «выбрала» себе одну из них, серьезно приказав прислать экипаж в Царское

Село для ежедневного пользования. Служащие Оружейной палаты, позволявшие ребенку ползать по уникальным каретам предков, твердо объяснили девочке, что это невозможно.

Усвоение дворцового церемониала царскими детьми не обходилось без накладок. А поскольку дети осознавали и меру ответственности, и неотрывное внимание сотен глаз, свои неизбежные промахи они воспринимали очень болезненно. Например, после одного из церемониальных «промахов» 12-летнего цесаревича Николая Александровича в августе 1855 г. фрейлина А. Ф. Тютчева отметила в одном из писем: «Первого у нас было водосвятие и после него парад, на котором великий князь наследник допустил оплошность, начав маршировать с правой ноги. Он был так огорчен, что даже горько расплакался»¹³⁹.

Как мы видим, Николай I отслеживал положение в детской, и многие назначения, как воспитателей, так и учителей, были результатом его личного выбора. Возникает вопрос, насколько вмешивалась в дела детской императрица Александра Федоровна. Судя по всему, это вмешательство не выходило за рамки традиций XVIII в., когда аристократки, родив ребенка, полностью передавали его воспитателям. Конечно, дети росли при матери, но реально Александра Федоровна делами детской фактически не занималась. Правда, она воспитывала детей самим фактом своего присутствия, будучи центром большой и дружной семьи. Ольга Николаевна писала: «Что касается общения с нами, детьми, то в нем не было никакой предвзятости, никаких особых начал, никакой системы. Мы просто делили с ней жизнь»¹⁴⁰.

Ранее детство Александра III

В 1840-х гг. у Александра II начали появляться дети, и по традиции был сформирован штат женщин-воспитательниц. Поначалу его возглавила надзирательница С. Я. Поггенполь, затем руководство перешло к наставнице Вере Николаевне Срыпицыной. Штат нянь-англичанок состоял из Марии Юз, Томасины Ишервуд и Екатерины Стуттон. Поскольку у Александра II подряд родились три сына (1843 г. – Николай, 1845 г. – Александр, 1847 г. – Владимир), их обслуживал общий штат с распределением «по детям». Мария Юз занималась Никсой, первой няней Александра была Екатерина Стуттон. Через два года она перешла к другому сыну Александра II – Владимиру Александровичу. Ее заменила Ишервуд, которая ходила за Александром III до 7-летнего возраста¹⁴¹.

Таким образом, поколение за поколением царских детей воспитывалось по установившемуся порядку. До 3–3,5 лет малышами занимались няни, с 3–3,5 и до 6–7 лет они находились под присмотром воспитательниц, и только после 7 лет мальчики переходили под контроль воспитателей-мужчин. У цесаревичей возрастные рубежи могли смещаться на более ранние сроки.

Воспитание детей Александра II было поставлено под контроль мужчин довольно рано. Еще летом 1847 г. неофициальное руководство штатом перешло к бывшему воспитателю Александра II С. А. Юрьевичу. Он прожил все лето 1847 г. в Петергофе, присматривая за женским персоналом и регулярно отчитываясь перед родителями, которые в то время находились в Европе. В это лето императорский Коттедж в парке Александрия был перенаселен, поскольку кроме Николая I и императрицы Александры Федоровны в нем жили трое сыновей Александра II и дети старшей дочери Николая I – великой княгини Марии Николаевны. По комнатам Коттеджа детей расселял сам император, показывая «куда ставить кровати».

В 1848 г., когда старшему сыну цесаревича Александра Николаевича исполнилось пять лет, во главе воспитательного процесса был поставлен генерал-майор Б. Н. Зиновьев, который и начал подбирать штат офицеров-воспитателей для сыновей цесаревича.

А няни-англичанки продолжали нянчить других детей, рождавшихся в царской семье. Самой долгой оказалась карьера няни Екатерины (Китти) Стуттон. Она прожила при семье Александра II 25 лет, воспитывая его сыновей и дочерей, с 1843 по 1868 г. В 1865 г. няня Е. Стуттон находилась в Ницце с императрицей Марией Александровной при 5-летнем Павле Александровиче. В апреле 1865 г., в очень тяжелое время для императорской четы, потерявшей первенца, великого князя Николая Александровича,

Александр II передал Е. Стуттон благодарность за то, что она вынянчила всех его детей. Отношение детей Александра II к няне красноречиво иллюстрируют строки из дневника 20-летнего (!) великого князя Сергея Александровича. Когда летом 1877 г. он уезжал на фронт (русско-турецкая война 1877–1878 гг.), его провожала и старая няня: «Кити, милая, со слезами прощалась со мной, добрая Кити…»¹⁴²

Связь няни с воспитанниками не прерывалась даже после ее отставки. За няней присматривали, обеспечивая ей спокойную старость. Жила она в казенной квартире в Зимнем дворце. Когда няня умерла, Александр III счел своим долгом присутствовать на ее похоронах. Обычно этой чести удостаивались только члены семьи и высшие государственные деятели¹⁴³. Кроме того, он сообщил эту печальную новость своему старшему сыну (С.-Петербург, 5 марта 1891 г.): «Как раз в день моего рождения умерла бедная старушка Кити, прожившая в нашем доме 46 лет, из которых 22 года подряд нянчила нас шестерых. Нам всем братьям было очень грустно, и мы проводили ее из Зимнего дворца в Английскую церковь, а потом поехали на Смоленское кладбище, где ее и схоронили»¹⁴⁴.

Няня Мария Юз уволилась в сентябре 1850 г., обеспечив себе пожизненную пенсию в 652 рубля, в дополнение к той, в 171 рубль, которую она получала как бывшая няня великих князей Николая и Михаила Николаевичей. До конца своей жизни она занимала квартиру в Аничковом дворце¹⁴⁵.

Ранее детство Николая II

О младенчестве и раннем детстве Николая II материалов не так много. По крайней мере, имен кормилиц никто не упоминал, хотя на гравюрах, изображающих спальню будущего императора в Аничковом дворце, видна крестьянка в сарафане, держащая на руках младенца. До 7-летнего возраста будущего Николая II обслуживал штат из 24 человек. Непосредственно ребенком занимались наставница (А. П. Оллонгрен), доктор, няня-англичанка (мисс Орчи), две камер-юнгферы, две камер-медхен, гладильщица и два камердинера. Технический персонал при младенце включал в себя камер-

лакея, четырех лакеев, четырех истопников, двух поваров, двух работников при комнатах и женщину при комнате¹⁴⁶.

А. П. Оллонгрен учила Николая II грамоте. Со своей первой учительницей Николай II поддерживал отношения вплоть до ее кончины. Об успехах ученика мы можем судить по тому, что в полные семь лет Николай II только начал «немножко читать по слогам»¹⁴⁷.

Няни-англичанки имелись и у других детей Александра III и Марии Федоровны. Так, для самой младшей, по рекомендации старшей сестры Марии Федоровны – принцессы Уэльской, к императорскому двору была приглашена Элизабет Франклин, которую домашние называли Нана¹⁴⁸. Элизабет Франклин не только пришлась ко двору, но и сумела завоевать сердца своих питомцев. Вероятно, это оказалось не особенно сложно, поскольку Мария Федоровна очень редко была для своих детей просто матерью, по большей части она оставалась для них императрицей. Нана находилась рядом со своей воспитанницей, даже когда та выросла и вышла замуж. При великой княгине Ольге Александровне Элизабет Франклин прожила до своей смерти в 1916 г.

Дети Николая II

Когда в семье Николая II с промежутком в два года начали одна за другой рождаться дочери, был сформирован штат бонн, нянь и воспитателей. Традиция нянь-англичанок при царских детях была воспроизведена в полном объеме, русские няни находились на положении их помощниц.

Сначала из Англии выписали няню-англичанку мисс Орчи, которая прибыла в Зимний дворец в середине декабря 1895 г. Особый статус ей придавал тот факт, что ее прислала своей правнучке английская королева Виктория. Мисс Орчи осуществляла общий надзор за детской.

Надо заметить, что няня Орчи являлась чрезвычайно властной и самолюбивой особой. Для этого у нее имелись все основания, поскольку еще в начале 1870-х гг. королева Виктория отправляла ее в Дармштадт нянчить будущую русскую императрицу Александру Федоровну¹⁴⁹.

Несмотря на все заслуги мисс Орчи, вокруг детской сразу же начались конфликты. Императрица Александра Федоровна проявила характер, нарушив традиции, десятилетиями формировавшиеся не только в России, но и в Европе. Александра Федоровна хотела быть прежде всего матерью для своих детей, что не приветствовалось в аристократической среде. Она начала кормить детей грудью, сама желала купать младенцев, входила во все детали воспитания. И это, конечно, провоцировало бесконечные конфликты между ней и няней-англичанкой «от Виктории». При этом няня заставила «немало поволноваться саму императрицу, высокомерно отвергая с высоты своего опыта ее советы и предложения»¹⁵⁰. В результате уже 29 апреля 1896 г. Николай II зафиксировал в дневнике: «Сегодня нас покинула несносная няня-англичанка; радовались, что наконец отделались от нее!»

Но, удалив из детской одну англичанку, ее немедленно заменили другой, взятой по рекомендации великой княгини Елизаветы Федоровны, старшей сестры императрицы. Новая англичанка появилась в семье буквально через два дня – 1 мая 1896 г., и Николай II с долей иронии фиксировал в дневнике очередной этап «битв вокруг детской»: «Со вчерашнего дня при ней состоит новая няня – сестра Ксениной, с длиннейшим носом, взятая напрокат, пока не отыщется другая. Mrs. Coster». Надо заметить, что царь внимательно следил за взрослением своих детей, особенно первой дочки.

В 1898 г. эту няню заменила следующая англичанка (ирландка) Маргарет Эггер, которая прожила в царской семье шесть лет и, вернувшись в Англию, написала в целом доброжелательные мемуары.

После удаления няни-англичанки «от королевы Виктории» персонал детской сделал соответствующие выводы и спорить с императрицей больше не пытался. В результате во всем, что касалось жизни при дворе или «воспитания детей (которое император передал в ее руки), слово Александры Федоровны было законом»¹⁵¹.

Русские няни оставались на вторых ролях в детской вплоть до 1904 г. Только после рождения долгожданного наследника императрица Александра Федоровна решилась окончательно разрушить вековые традиции ухода за царственными младенцами. Делить вымоленного у Бога сына она не собиралась ни с кем. «Революция» в детской была столь значительной, что Николай II уделил ей место в дневнике. 29 сентября 1904 г. он записал: «Сегодня после многих недель колебаний Аликс, сильно поддержанная мною и княгиней Голицыной, наконец решила уволить англичанку-няню детей мисс Игер, что и было ей объявлено Марией Михайловной!» На следующий день царь с облегчением отметил в дневнике: «Сегодня английская няня уехала к себе на родину». Английскую няню рассчитали и выслали из России за день до шестилетия ее работы в детской!

О причинах удаления няни писала Ольга Александровна: «…я помню мисс Игер, няню Марии, которая была помешана на политике и постоянно обсуждала дело Дрейфуса. Как-то раз, забыв о том, что Мария находится в ванне, она принялась спорить о нем с одной из своих знакомых. Мария, с которой ручьями лилась вода, выбралась из ванны и принялась бегать голышом по коридору дворца. К счастью, в этот момент появилась я. Подняв на руки, я отнесла ее к мисс Игер». Такой прокол для профессиональной няни был непростителен¹⁵².

Александра Федоровна осталась первой и последней императрицей, столь серьезно вникавшей в проблемы детской. Фактически она заняла должность главного воспитателя своих детей, ту должность, которую до нее занимали «полковницы» и генералы. Постепенно под ее руководством сложился штат нянь и воспитательниц, которым она управляла железной рукой. Ее мнение по организационным и прочим вопросам носило окончательный характер.

А. А. Вырубова, очерчивая штат, обслуживавший царских детей, писала: «У императрицы при детях были сперва няня-англичанка и три русские няни, ее помощницы. С появлением наследника она рассталась с англичанкой и назначила. вторую няню М. И. Вишнякову»¹⁵³. Из всех, кто окружал дочерей и сына царя, пожалуй, наиболее часто упоминаются няня царских дочерей Мария Вишнякова и дядька цесаревича Андрей Деревенько. В результате цесаревич Алексей стал первым русским великим князем, которого растило только русское окружение.

Воспитательница М. И. Вишнякова с великой княжной Ольгой. 1897 г.

Мария Ивановна Вишнякова родилась в 1872 г. Она была причислена к мещанскому сословию Петербурга и росла в Петербургском воспитательном доме. После окончания школы нянь при Воспитательном доме она в мае 1897 г. была зачислена на должность помощницы няни «при ее императорском высочестве великой княгине Ольге Николаевне». Вишняковой было положено жалование в 900 рублей в год. Надо отметить, что женщины-врачи, к примеру, в это время имели жалование в 600–800 рублей в год. В марте 1905 г. она была повышена в должности и назначена няней цесаревича с жалованием 2000 рублей в год. В июле 1911 г. М. И. Вишнякову возвели в звание Почетного гражданина Петербурга.

Отношения няни с взрослеющими царскими дочерьми не были безоблачными, но поскольку она фактически входила в состав царской семьи, вырастив четырех девочек, то императрица всячески старалась сглаживать возникающие шероховатости. К январю 1909 г. относится записка императрицы к Ольге Николаевне: «Подумай о Мари, как она вынянчила всех вас, как делает для вас всё, что может, и когда она устала и плохо себя чувствует, ты не должна еще и волновать ее». На следующий день дочь отвечала матери: «С Мари бывает не всегда легко, потому что она иногда сердится без всякой причины и поднимает шум из-за пустяков»¹⁵⁴. Было у Вишняковой и еще одно домашнее имя – Меричка¹⁵⁵.

На тот момент Вишняковой было 37 лет, она оставалась не замужем, и ее характер действительно оставлял желать лучшего. Все ее воспитанницы уже выросли, и, надо полагать, она начала ощущать некую жизненную пустоту. Отношение ее к Распутину изначально было более чем лояльным, так как она видела отношение к нему царских детей. Это подтверждается записью Ксении Александровны в дневнике в марте 1910 г.: «Все няни под его влиянием и на него молятся»¹⁵⁶.

Имя Марии Вишняковой стало известно широкой публике в связи с шумным скандалом, связанным с именем Распутина. М. В. Родзянко в своем докладе в феврале 1912 г. сообщил царю, что Распутин «соблазнил нянюшку царских детей… она каялась своему духовному отцу, призналась ему, что ходила со своим соблазнителем в баню, потом одумалась, поняла свой глубокий грех и во всем призналась молодой императрице, умоляя ее не верить Распутину, защитить детей от его ужасного влияния, называя его «дьяволом». Нянюшка эта, однако, вскоре была объявлена ненормальной, нервнобольной, и ее отправили для излечения на Кавказ»¹⁵⁷.

На самом деле после скандала, поднятого прессой в начале 1912 г., Вишнякову уволили далеко не сразу. Это случилось только через год – в июне 1913 г., к чему имелись формальные основания: младшему воспитаннику Вишняковой было уже почти девять лет. Вишняковой предоставили в пожизненное пользование трехкомнатную квартиру в Комендантском корпусе Зимнего дворца, полностью обставленную, все издержки были оплачены «из сумм августейших детей». Ей была назначена пенсия в размере 2000 рублей в год, которая соответствовала жалованию в должности няни. Причем после увольнения связь Вишняковой с царской семьей не прекратилась. Например, в сентябре 1915 г. ей были выданы «деньги на дорогу в Крым, куда она поедет по совету ее величества, чтобы отдохнуть. Устройство поездки ее величество поручила доктору Боткину»¹⁵⁸. Проблемы со здоровьем у нее, естественно, имелись, и поездка эта была отнюдь не ссылкой. Вишнякова ездила в Крым на лечение и в 1916 г., получая деньги из Министерства императорского двора. Последний раз она получила деньги на такую поездку 21 января 1917 г.

Цесаревич Алексей и ОТМА¹⁵⁹

Судя по воспоминаниям мемуаристов, мальчик был буквально светом в окне для своих родителей. Особенно для матери. Тем более что единственный, вымоленный у Бога сын оказался глубоким инвалидом, которому врачи ничем не могли помочь. Кроме этого, сказывалось и его положение наследника огромной империи. В результате ребенок был чрезвычайно избалован. Воспитатели пытались стоить свою работу на зыбком фундаменте личных взаимоотношений с ним, но это далеко не всегда срабатывало с маленьким, очень живым цесаревичем. Слушался мальчик только отца, слово матери для него носило рекомендательный характер. Даже став достаточно взрослым, он легко позволял себе такие шутки, которые не только не вписывались в элементарные нормы приличия, но и просто выходили за все мыслимые границы. Так, осенью 1915 г. во время обеда в Ставке верховного главнокомандующего, на котором присутствовал дядя царя – великий князь Сергей Михайлович, наследник «пошутил» над родственником следующим образом. Алексей подкрался к великому князю сзади, держа в руках выдолбленную половинку арбуза. Тот «продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошенной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой»¹⁶⁰. Можно только представить, какие чувства испытывал выставленный на всеобщее посмешище взрослый уважаемый человек. На момент этого «события» великому князю, генерал-адъютанту, генерал-инспектору артиллерии Сергею Михайловичу было 46 лет.

Воспитание четырех дочерей Александра Федоровна тоже поставила по-своему. У них не было официальной воспитательницы, процессом руководила сама императрица, что не замедлило сказаться на общественной стороне их жизни.

Во-первых, девочек довольно редко выводили в свет. Бабушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, несколько раз устраивала балы у себя в Аничковом дворце для старших внучек. Тетя, великая княгиня Ольга Александровна, привозила по воскресеньям племянниц к себе домой, и туда же приглашались сверстницы великих княжон. В Ливадии бывшая фрейлина императрицы Мария Барятинская устраивала для старших танцевальные вечера. Тем не менее жизнь девочек по сравнению с их предшественницами была крайне бедна на полуофициальные светские мероприятия.

Николай II со старшими дочерями

Во-вторых, у девочек не имелось подруг со стороны. Александра Федоровна была убеждена, что подруги-аристократки могут

научить ее дочерей только плохому. Поэтому четыре сестры росли в своем собственном замкнутом мирке Александровского дворца.

В-третьих, повседневная жизнь царских дочерей была довольно аскетична. Мать воспитывала дочерей так же, как воспитывали ее саму – по английской «викторианской» модели. Так, одна из мемуаристок, часто бывавшая в комнатах великих княжон, упоминала, что «сестры спали на походных кроватях – так было заведено еще в царствование императора Александра III, который полагал, что царские дочери не должны спать на более удобных постелях, пока не выйдут замуж»¹⁶¹. На эти походные кровати были уложены волосяные матрасы с тощими подушками под голову. «Английский воспитательный аскетизм» сложился уже при Николае I, когда детям в обязательном порядке на завтрак подавалась овсяная каша, в их спальнях было много свежего воздуха, а в ванных комнатах – холодный душ.

О попытке императрицы назначить воспитательницу к дочерям следует сказать несколько подробнее. Замкнутость жизни царской семьи порождала бесчисленные слухи и скрытое недовольство, поскольку при Николае II c 1903–1904 гг. понятие придворной светской жизни постепенно исчезло. Светская жизнь была сведена к бездушным протокольным мероприятиям, что, конечно, не устраивало дам-аристократок, которые по примеру своих матерей и бабушек страстно желали блистать в большом свете. На Александру Федоровну, конечно, пытались влиять, чтобы она «по примеру прежних лет» пригласила ко двору воспитательницу для своих подросших дочерей.

Александра Федоровна пошла на уступки, и в 1911 г. одна из фрейлин императрицы – София Ивановна Тютчева была назначена на должность воспитательницы. С. И. Тютчева была женщиной с тяжелым характером, у которой имелось свое представление о воспитании царских дочерей. После череды мелких столкновений Александра Федоровна и Тютчева схватились всерьез по поводу Распутина. Тютчева совершенно не желала понимать, почему простой мужик имеет доступ не только в Александровский дворец, но и в комнаты взрослых девушек-принцесс. Свою позицию она не скрывала, смело вынося сор из избы: «Воспитательница великих княжон крайне негодовала на то, что Распутин бывает в их комнате и даже кладет свою шапку на их кровати. Императрица же заявила, что она не видит в этом ничего дурного. Тогда возмущенная С. И. Тютчева обратилась к государю. Он согласился с ее мнением и сказал, что переговорит по этому поводу с государыней.

Результатом же переговоров царя и царицы явилось немедленное удаление Тютчевой от двора»¹⁶².

Это событие, произошедшее весной 1912 г., стало поводом к раскручиванию антираспутинской кампании в прессе. Светские гостиные бурлили, получив информацию из первых рук о нюансах частной жизни царской семьи. Все эти слухи прилежно фиксировала в дневнике осведомленная генеральша А. Богданович: «Рассказывал также Джунковский, что великая княгиня Елизавета Федоровна с грустью говорила, что ее племянницы очень дурно воспитаны»¹⁶³ (20 марта 1912 г.). «Шамшина сказала, что в городе говорят, что вместо Тютчевой к царским детям будет назначена Головина, которая возила Распутина по домам и с ним путалась, а над ней главной – Вырубова. Это прямо позор – назначение этих двух женщин»¹⁶⁴ (10 июня 1912 г.). «Был у нас Ломан. Сказал он, что тяжелое впечатление выносишь от близости ко двору. Вот как он объясняет уход или отставку С. И. Тютчевой. Она не подчинялась требованиям старших, вела с детьми царскими свою линию. Возможно, что ее воспитательное направление и было более рациональным, но оно было не по вкусу, а она упорствовала, как все Тютчевы, была упряма и стойка, верила, как все ее однофамильцы, в свои познания и свой авторитет, так что детям приходилось играть две игры, что приучило их лгать и прочее. Являлась всегда Тютчева на все сборища и приемы не в духе. Она говорила, что не все разговоры можно вести при детях. В этом с ней не соглашались, и вот развязка – пришлось ей покинуть свой пост. Мое соображение: из этого видно, что при дворе правду не любят и не хотят слушать. При этом Ломан вспомнил, как воспитательница великой княжны Марии Александровны Кобург-Готской, тоже Тютчева, после катастрофы на Ходынском поле при встрече со своим бывшим воспитанником великим князем Сергеем Александровичем не подала ему руки, обвиняя его в случившемся. Такова и С. И. Тютчева»¹⁶⁵ (20 июня 1912 г.).

Собственно, этим скандальным эпизодом весны 1912 г. и закончилась история женщин-воспитателей при российском императорском дворе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.