Кормилицы и педиатры при императорской семье

Кормилицы и педиатры при императорской семье

С самого рождения у императорских детей постепенно формировался собственный штат, отвечавший за их здоровье и благополучие.

Фундамент здоровья детей закладывается вскармливанием. Высокородные матери сами своих детей, как правило, не кормили, для этой роли очень тщательно подбирали специальных кормилиц. В основном, ими были крестьянки из ближних деревень. Ответственность за подбор кормилиц и состояние их здоровья целиком лежала на придворных медиках. Поскольку детей в царской семье, как и во многих аристократических семьях, рождалось много, то и кормилиц требовалось не меньше. Именно по этой причине супруга Павла I – императрица Мария Федоровна заботилась о санитарном состоянии не только пригородных резиденций, но и близлежащих деревень, которые являлись «рассадником кормилиц для царских и городских детей». Например, под Павловском таким «рассадником кормилиц» стала деревня Федоровская.

Императрица Мария Федоровна

Лейб-медик Рюль отмечал, что в деревне народ был «трезвый, здоровый, постоя никогда не было, а все знают, что постой войск портит женщин и нравственно»⁸⁷.

Подбор кормилиц «из народа» имел еще одну очень важную сторону – политическую. То, что российского⁸⁸ императора вскармливала простая русская крестьянка и у царя имелись молочные братья и сестры из крестьянской среды, было очень важным кирпичиком в фундаменте неразрывной мистической связи царя и народа.

Имена кормилиц оставались в истории. Для самих кормилиц кроме статуса, разумеется, были очень важны пожизненная пенсия и денежные подарки к тезоменитству, Рождеству и Пасхе.

Кормилицей Николая I стала красносельская крестьянка Ефросинья Ершова. История взаимоотношений Николая I с кормилицей и ее детьми продолжалась с 1796 по 1853 г., то есть 57 лет, фактически всю жизнь императора, и реконструируется по гардеробным суммам Николая I.

Николай I родился 25 июня 1796 г. Ему сразу же подобрали кормилицу, которой было положено жалование в 800 рублей в год, которое выплачивалось «по третям», то есть раз в три месяца. Так, 16 февраля 1797 г. Ефросинья Ершова получила 200 рублей. Естественно, она была неграмотна, и в ведомости за нее расписалась няня Синицына⁸⁹. Кормила императора Ефросинья около года, по крайней мере, в сентябре 1797 г. она «по повелению императрицы» получала «положенный пансион, принадлежащий ей за прошедшие полгода, считая с марта по 1 сентября 300 рублей»⁹⁰. Пенсию Ефросинье Ершовой установили в размере жалованья – 800 рублей в год, и ее она получала, как и жалование, по 200 рублей каждые три месяца⁹¹.

В декабре 1797 г. у Николая I появилась молочная сестра, и по ведомости кормилице выдали «за крещение у нее младенца 100 рублей». В 1803 г. женщина получила еще 100 рублей, также «за крещение у нее младенца». Наверняка у Ефросиньи Ершовой и до 1896 г. был, по крайней мере, один ребенок, но молочными сестрами Николая I считались только те дети кормилицы (Авдотья и Анна), которые были рождены в 1797 и 1803 гг. Позже у кормилицы появился сын Николай, который также был зачислен в молочные братья царя.

Умерла кормилица Николая I, судя по документам, в 1832 г. К Новому 1833 г. «детям умершей кормилицы Авдотье и Анне» было выплачено «поздравление с Новым годом – 50 рублей»⁹². С 1833 г. начались «отношения» Николая I с молочными сестрами. В бухгалтерских документах они так и назывались – «дочери умершей кормилицы». Деньги им выплачивались по четко фиксированным поводам и только в случае их личного появления во дворце. Дочери кормилицы обязательно являлись в указанные дни, но молочный брат царя – только изредка. Так, 25 рублей в качестве подарка к Новому году он получил всего один раз – в 1837 г.

Поводы к выплате денег были следующие. Во-первых, «именинные» самих молочных сестер Авдотьи и Анны. 1 марта 1833 г. Авдотье было выдано 25 рублей «именинных». Во-вторых, ежегодные поздравления императора с Новым годом. В 1835 г. «дочерям умершей кормилицы» за «счастие поздравить» Николая I с Новым годом было выплачено 50 рублей на двоих.

В-третьих, поздравление императора на Пасху. В-четвертых, поздравление Николая I с днем рождения, и в-пятых – в декабре поздравление с тезоименитством. Сумма выдавалась всегда одна и та же – 50 рублей на двоих. Таким образом, сестры получали ежегодно по 125 рублей каждая. Без сомнения, для крестьянской семьи такой гарантированный доход был весьма важен. Кроме этого, молочные сестры императора занимали особое место в крестьянской общине, да и местные власти к ним относились весьма бережно.

Когда в России в начале 1840-х гг. ассигнации были пересчитаны на серебро, пересчитали и деньги молочных сестер императора. Анна и Авдотья стали «за поздравления» получать 14 рублей 28 ⁴/ копейки на двоих.

В 1844 г. число крестьянских «родственников» Николая I увеличилось в связи с тем, что он стал крестным отцом родившегося у Анны сына. Анна Ершова, по мужу Горохова, в награду «по случаю соизволения его величества о восприятии от имени его величества от купели новокрещенного ее сына Алексея» получила очень приличную сумму в 28 рублей 58 копеек⁹³.

Случалось, что по какой-либо житейской причине «на поздравления» являлась лишь одна из сестер, и согласно правилам она получала только свою часть денег. Так, на тезоименитство в декабре 1853 г. пришла только Анна Ершова и получила 7 рублей 15 копеек. Эти деньги стали последней выплатой Николая I семье кормилицы Ефросиньи Ершовой.

Следует отметить, что у кормилиц со времен Николая I появилась своя «форма одежды», до 1798 г. включавшая парадный и повседневный варианты. Парадный вариант надевался на торжественные мероприятия, где предполагалось присутствие царственного младенца. В этом случае кормилицы-крестьянки облачались в совершенно непривычные для них фижмы и корсеты. После рождения последнего сына Павла I – Михаила эта традиция была ликвидирована. Повседневный вариант предполагал роскошный русский традиционный сарафан с кокошником и сохранился при дворе вплоть до 1917 г. Поскольку такие сарафаны были дорогими и шились на средства казны, их продолжали хранить во дворце как реликвию, даже когда дети вырастали. В Александровском дворце Царского Села, на втором этаже детской половины в коридоре вдоль стен стояли шкафы с одеждой царских детей. Там, в шкафу № 1, хранились все костюмы кормилиц детей Николая II.

О кормилицах других императоров известно значительно меньше. Кормилицей Александра III была крестьянка из села Пулково Царскосельского уезда Екатерина Лужникова. «По примеру прежних лет», по отнятии Александра от груди, ей была пожалована пожизненная пенсия в 100 рублей в год, сверх которой она ежегодно получала денежные выдачи в упомянутые выше праздники. Мемуаристы рассказывали, как к Александру III «по своим дням» приходила его престарелая кормилица: «Она неизменно являлась в своем наряде, и отношения к ней государя были трогательны»⁹⁴.

В 1847 г. в Петергофе проводил свое первое лето младший брат Александра III Владимир, которому тогда было несколько месяцев. Один из воспитателей писал родителям, что его «кормилица – здоровая женщина, но для поддержания ее здоровья в надлежащем равновесии на будущее время надо, чтобы она делала еще больше движения, о чем я говорил и няне, и доктору»⁹⁵, что «обе няни опрятные в своем деле женщины, чрезвычайно усердны и рачительны… Мамка – тихая, а главное здоровая женщина»⁹⁶.

Интересен вопрос об организации педиатрической службы при императорском дворе. Тем более что на протяжении XIX в. во всех императорских семьях зафиксированы смерти детей от тех или иных заболеваний. Например, умерли в детском возрасте обе дочери Александра I, в семье Николая I – 18-летняя дочь, в семье Александра II – дочь и сын, в семье Александра III – два сына.

За здоровьем детей, безусловно, наблюдали постоянно, причем медиков в обязательном порядке включали в штат всех царских отпрысков. Так, при рождении Николая I к нему в штат были определены лейб-медик И. Ф. Бек с годовым жалованием в 500 рублей, придворный аптекарь Гетьман с жалованием в 100 рублей, придворный лекарь Эблинг с таким же жалованием и зубной лекарь Понгиарт. Причем у И. Ф. Бека имелся значительный опыт службы при дворе, поскольку еще в 1773 г. он был гофхирургом будущего Павла I. В ноябре 1786 г. И. Ф. Бека назначили врачом при великих князьях и княжнах. Примерно по этой же схеме медики включались в штат и других царских детей.

В середине 1870-х гг. при императорском дворе сформировалась специализированная педиатрическая служба. С 1876 по 1915 г. ее возглавлял Карл Андреевич Раухфус, первый получивший должность лейб-педиатра.

Здоровью детей в семье Николая II уделялось весьма пристальное внимание. Особенно опекали больного царевича Алексея. Поскольку всё, что было связанно с рождением и взрослением наследника Алексея, имело важное государственное значение, то и подбор кормилиц и врачей для него считался особым государственным делом.

В августе 1896 г. должность врача при детях Николая II занял почетный лейб-педиатр доктор И. П. Коровин. До этого он с 1877 г. состоял при детях великого князя Владимира Александровича, получая жалование в 1800 рублей в год. Любопытно, что при назначении к царским детям жалование его было существенно уменьшено – до 1500 рублей в год, и только в 1899 г., после появления третьей дочери в семье царя, оно увеличилось до 3000 рублей. В декабре 1902 г. высочайшим указом было повелено уже пожилому «доктору медицины, действительному статскому советнику Ивану Коровину выдавать пожизненно по три тысячи рублей в год из Кабинета его величества… безразлично будет ли доктор Коровин состоять на службе или выйдет в отставку, а равно будет ли он продолжать пользовать августейших детей или нет»⁹⁷. После рождения в 1904 г. Алексея содержание врача было вновь увеличено до 4500 рублей, «ввиду того что лейб-педиатр Коровин был приглашаем весьма часто, иногда ежедневно для пользования наследника цесаревича со дня рождения»⁹⁸.

Однако годы брали свое, и с сентября 1907 г. лечение наследника и дочерей было возложено на профессора Симановского и старшего врача Николаевского кадетского корпуса доктора медицины Острогорского. 25 августа 1908 г. императрица, отдыхавшая в финских шхерах на борту яхты «Штандарт», получила телеграмму, в которой сообщалось, что «лейб-педиатр доктор Коровин скончался сегодня утром» в своей квартире. Надо заметить, что его вдове определили достаточно приличное содержание из различных источников. За мужа из Военно-медицинского управления – 423 рубля; из эмеритальной кассы⁹⁹ – 860 рублей; из Кабинета его величества – 1500 рублей; из сумм августейших детей – 500 рублей. Всего 3283 рубля в год.

Кормилиц наследнику подбирали в Приюте кормилиц и грудных детей С. С. Защегринской. Еще в июле 1904 г. акушерка София Сергеевна Защегринская отправилась в глубинку, в Тверскую губернию, на поиски здоровых кормилиц. Об объеме проделанной ею работы говорит то, что она объездила 108 деревень Новоторжковского уезда, в которых отобрала четырех крестьянок. Поскольку она забирала их в Петербург в период страды, ей пришлось выплатить их семьям по 15 рублей для найма работниц, которые должны были заменить их. По приезде, несмотря на жесткий первичный отбор, две из них были отправлены обратно после осмотра их доктором Коровиным и профессором Д. О. Оттом. Был проведен тщательный медицинский осмотр, сделаны анализы мочи и молока. Отобранным женщинам установили содержание в 150 рублей. Став кормилицами, они обеспечили свое будущее, поскольку по традиции первая кормилица пользовалась покровительством царской семьи на протяжении всей своей жизни.

Императрица Александра Федоровна начала кормить своего сына сама, но основная нагрузка легла на отобранных кормилиц. Ими последовательно были: Александра Негодова-Крот (30 июля – 19 октября 1904 г.); Наталья Зиновьева (19 октября – 20 ноября 1904 г.); Мария Кошелькова (28 ноября – 3 января 1905 г.); Дарья Иванова (с 8 января до конца весны 1905 г.). Николай II очень гордился тем, что его жена сама кормит единственного сына, хотя, конечно, полноценным кормлением это вряд ли можно было назвать, скорее прикладывание к груди.

Кормление грудью при императорском дворе имело свою историю. Общеизвестно, что в аристократической среде не в обычае было матерям самим кормить детей. Первой такое желание в 1842 г. выразила супруга цесаревича Александра – цесаревна Мария Александровна, однако это настолько выбивалось из традиций, что Александр Николаевич решительно воспротивился¹⁰⁰. «Пионером» в деле кормления своих детей стала жена великого князя Владимира Александровича – великая княгиня Мария Павловна. Еще в августе 1875 г. «Михень» сама принялась кормить своего новорожденного сына – великого князя Александра Владимировича. Это стало маленькой сенсацией, об этом говорили в гостиных. По крайней мере, даже 18-летний Сергей Александрович отметил в дневнике (21 августа 1875 г.), что «Михень сама кормит своего сына»¹⁰¹. Жена Александра III императрица Мария Федоровна ни на йоту не отступала от традиций в воспитании детей, поэтому ни о чем подобном и речи не шло. В результате супруга Николая II стала первой российской императрицей, которая кормила грудью своих детей.

Подбор кормилиц для царских детей являлся не только очень престижным, но и весьма хлопотным и дорогостоящим делом. В связи с жестким контролем состояния молока профессор Отт требовал от Защегринской всё новых и новых кормилиц. В ноябре, «при дурной погоде и дороге», ей пришлось объехать практически все деревни Царскосельского, Лужского и Петергофского уездов. Из этой поездки были привезены пять кормилиц, из которых четырех медики забраковали. Как писала Защегринская, «по желанию доктора Коровина вторично поехала на поиски кормилицы в Псковскую губернию», откуда привезла еще четырех женщин, причем после осмотров самих кормилиц и их детей были отобраны две. Доктора продолжали требовать «как можно больше кормилиц», поэтому уже в декабре 1904 г. она вновь отправилась на поиски и привезла еще 11 крестьянок из деревень, расположенных возле Петербурга. Из них были отобраны «для наблюдений» четыре женщины.

В конце декабря 1904 г. Защегринская отправила на имя камер-фрау императрицы М. Ф. Герингер письмо, в котором подробно перечислила и описала все свои труды по подбору кормилиц для цесаревича и сообщила, что оплата не соответствует расходам. Она констатировала, что «дошла до того, что заложила свой приют и потеряла здоровье», а «доктор Раухфус последнюю поездку назвал подвигом»¹⁰². Любопытно, что проблемы с кормилицами Защегринская связывала с политической ситуацией в стране: «В неудаче кормилиц… виною время… если бы Вы знали, что делается по деревням… какое горе переживает народ, когда берут из запаса на войну¹⁰³. Я прямо даже удивилась, что я нашла десять человек». В своем следующем письме на имя личного секретаря императрицы графа Я. Н. Ростовцева в январе 1905 г. она рассказала, в чем заключались, собственно, регулярные проблемы. К примеру, первая кормилица цесаревича – Александра Негодова-Крот была признана негодной в середине октября 1904 г. «вследствие зажирения молока»¹⁰⁴. За все труды Защегринской заплатили 500 рублей, но она приложила к письму подробную калькуляцию своих расходов, заявив, что «это вознаграждение решительно не соответствует тем трудам и лишениям в поездках», и напористо потребовала по 500 рублей за каждую отобранную женщину. В этот же день ситуация была доложена императрице, которая распорядилась выплатить требуемые деньги. Всего поиски и оплата труда кормилиц обошлись казне (с июля 1904 г. по январь 1905 г.) в 5291 рубль 15 копеек¹⁰⁵.

По традиции покровительство первой кормилице со стороны царской семьи продолжалось годами. Ко времени рождения наследника у семьи Николая II имелось уже несколько таких кормилиц. Так, великую княжну Ольгу Николаевну выкормила Ксения Воронцова. Императрица периодически кормила Ольгу сама, но во время обеда лишнее молоко у нее отсасывал сын крестьянки. Как писала Ксения Александровна: «Кормилица стояла рядом, очень довольная». Ей была установлена пожизненная пенсия в 132 рубля в год и произведена единовременная выплата в 835 рублей. Всем последующим кормилицам устанавливались такие же пенсии, но размеры единовременных выплат были различными, кроме этого им доплачивались «прибавочные деньги».

Сведений об этих женщинах сохранилось не так много. Например, Ксения Антоновна Воронцова, дочь крестьянина, стала кормилицей в 22 года и находилась на этом месте с 4 ноября 1895 г. по 8 августа 1896 г. А в 1901 г. сам император Николай II стал крестным отцом ее ребенка. Примечательно, что роды бывшей кормилицы проходили в Петергофском дворцовом госпитале¹⁰⁶.

Говоря о крестниках императора, надо заметить, что существовала определенная процедура отбора младенцев. Сначала родители подавали просьбу на имя министра императорского двора, ее докладывали царю, а уже затем он принимал участие в крестинах. Царь, по свидетельству мемуаристов, чрезвычайно редко отказывал, считая поощрение чадолюбия своим долгом. Да он и сам был многодетным любящим отцом. При этом родители младенца могли рассчитывать и на определенные выгоды: подарок матери, воспитание и обучение ребенка за государственный счет, возможная служба в Министерстве императорского двора¹⁰⁷.

Характерным примером традиционной связи царской семьи с первыми кормилицами была судьба Александры Негодовой-Крот. Поскольку крестьянка Каменец-Подольской губернии Винницкого уезда Александра Негодова-Крот кормила наследника только около трех месяцев, ей была определена неполная пенсия в 100 рублей в год. Кроме этого, каждой из кормилиц традиционно собиралось весьма солидное «приданое». Негодовой-Крот были приобретены вещи более чем на тысячу рублей: кровать, две подушки, сорок аршин полотна, серебряные часы, полотенца и совершенно необходимый в деревне зонтик.

Все последующие годы она регулярно обращалась к императрице с различными просьбами. Например, в 1905 г. она попросила устроить ее мужа в дворцовую полицию. В 1908 г., по ее ходатайству, Филиппу Негодову-Кроту было предоставлено место сидельца в казенной винной лавке первого разряда в Петербурге в связи с болезнью ног. Для решения этого вопроса императрица через своего секретаря обращалась к министру финансов, и просьба кормилицы была удовлетворена. Позже, учитывая высочайшее покровительство этой семье, министерство финансов закрыло глаза на крупную недостачу в 700 рублей в винной лавке в 1911 г. В 1913 г. дочь Негодовой-Крот поместили в Петровскую женскую гимназию, причем плату за ее обучение, 100 рублей в год, императрица приняла на себя. В октябре 1913 г. министр финансов направил императрице сообщение, в котором информировал ее, что муж кормилицы пропал без вести, похитив из кассы лавки 1213 рублей казенных денег. Он добавил в конце документа, что не имеет в виду «возбуждать против Негодова-Крот уголовного преследования»¹⁰⁸. Несмотря на этот скандал, уже в ноябре 1913 г. императрица удовлетворила очередное прошение кормилицы цесаревича об определении ее детей, Марии 11 лет и Олега 9 лет, в приют принца Ольденбургского на полное содержание. Кроме того, в нарушение всех правил и инструкций, она помогла в назначении неграмотной женщины на место продавца винной лавки и внесла за нее залог в 900 рублей. В феврале 1914 г. беглый муж вернулся к жене и тут же написал письмо секретарю императрицы графу Ростовцеву, в котором попросил прощения «за сделанный поступок… расстроенный и убитый горем совести», и тут же испросил разрешения «занять должность помощника моей жены в казенной винной лавке». Как ни странно, его просьба была удовлетворена. Из данного архивного дела, связанного с судьбой первой кормилицы цесаревича, складывается впечатление, что это семейство просто эксплуатировало жизненную удачу трех месяцев 1904 г.

В интернете нами были обнаружено упоминание о другой кормилице цесаревича – Дарье Ивановой. В 1904 г. она жила в поселке Елашки Маловишерского района. Ее выбрали из 18 молодых кормящих женщин. Предпочтение было ей отдано из-за ее спокойного и приветливого характера и грудного молока, отвечающего необходимым требованиям. Умерла Д. Иванова, по воспоминаниям односельчан, уже после Великой Отечественной войны, в 1947–1948 гг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.