Очерк жизни и творчества

Уроки детства

Мироощущение, восприятие жизни и души в детстве Платонова питались разными впечатлениями. Воспоминания об этом рассыпаны по многим рассказам. Печальные отразились впоследствии в рассказе «Семен». Платонов, как и его герой, был самым старшим, и на него легли все тяготы забот о младших детях: «Лишь года три-четыре после своего рождения Семен отдыхал и жил в младенчестве, потом ему стало некогда…» Весь «летний детский день жизни он был занят работой». В душе мальчика накапливались горестные ощущения и вполне зрелые чувства рано повзрослевшего ребенка: страх за маленьких братьев и сестер, неимоверная усталость и жалость к матери и отцу («вместе плакать будем»).

Платонов рано испытал тяжесть нищенской холщовой сумы за плечами (в семье было десять детей, а работал один отец), горечь первых утрат (младшие братья и сестры умирали с голоду), тяжелый наемный труд (подростком пошел в «люди»). Из памяти его никогда не уйдут нищета детских лет и боязнь сиротства. Всю свою жизнь он будет воспринимать чужое горе как свое. Его одинаково тревожило сиротство человека, маленькой былинки и осеннего листа. И он напишет об этом так пронзительно, как никто до него не писал: «Человечество – одно дыхание, одно живое теплое существо. Больно одному – больно всем. Умирает один – мертвеют все». Но, говоря о своем детстве, он прежде всего скажет о трепетной и не убитой тяжестью невзгод душе ребенка, «напоминая каждому, что человек – твое первое и, вероятно, всегда главное имя». «Там, в человеке, иногда зарождается что-то самостоятельно, независимо от бедствия его судьбы и против страдания, – это бессознательное настроение радости… Семен часто просыпался нечаянно счастливым…»

Чуткое сердце ребенка откликалось на все, что его окружало: цвета, запахи и звуки Воронежской земли, скифские курганы, церковный звон, шум поездов, мчащихся в бесконечную русскую даль, Задонская большая дорога. «В ямской слободе, где я родился, были плетни, огороды, лопуховые пустыри… Не дома, а хаты, сапожники и много, много мужиков на Задонской большой дороге… Всею музыкой слободы был колокол «Чугунной» церкви; его умилительно слушали в тихие летние вечера старухи, нищие и я…» – так описывал Платонов первые впечатления.

Трудное детство не ожесточило сердце Платонова. Кротость и терпение матери, молчаливая любовь отца («Перед тем как лечь спать, отец… лазал по полу на коленях между спящими детьми, укрывал их получите… гладил каждого по голове и не мог выразить, что он их любит…») заставляли писателя уже в зрелом возрасте сказать: «Ребенок – проломленный путь в бесконечность, живая, теплая надежда, которую женщина держит в своих материнских ласковых руках».

Самое страшное для Платонова, когда «во имя будущего» будут умирать дети – маленькие герои его произведений, потому что «некому, кроме ребенка, передать человечеству свои мечты и стремления; некому отдать для конечного завершения свою великую открывающуюся жизнь. Некому, кроме ребенка. И потому дитя – владыка человечества…».

«Дело мы начинаем большое…»

14 лет Платонов начнет овладевать рабочими профессиями: слесаря, литейщика, помощника машиниста паровоза. В годы Первой мировой войны, будучи подростком, он по 14–16 часов в сутки работал в горячем цеху паровозоремонтного завода. К октябрю 1917 года Платонов накопил внушительный трудовой, жизненный и душевный опыт. Революция застала его электромонтером в железнодорожных мастерских. Он был сыном простого рабочего-железнодорожника, шел по стопам отца, знал, что такое голод, видел горе близких и далеких ему людей, и его личный путь в революцию был предопределен.

«Бессмысленность жизни, так же как голод и нужда, слишком измучила человеческое сердце», – писал он много позже. К тому же революция действительно завораживала и пленяла ощущением космического размаха, предчувствием небывалых перемен, пафосом переустройства буквально всех основ жизни. Народ переживал чувство небывалого социально-творческого подъема. Едва ли не ежемесячно появлялись пролетарские газеты, альманахи, журналы с характерными для такого времени названиями: «Гори!», «Твори!», «Зарево заводов», «Красная деревня», «Кузница», «Воронежский красный листок» и др. В общем хоре возгласов и призывов хотелось сказать что-то свое, значительное.

Юношей Платонов пришел в редакцию воронежского журнала «Железнодорожный путь». Ему доверят писать рассказы, статьи и другие редакционные материалы, вроде «К начинающим поэтам и писателям». Вселенский характер Октября породил «вечные» и насущные вопросы, и круг их был достаточно разнообразен: пролетарская и буржуазная культура, религия и Бог, судьба женщины, технический прогресс, браки и любовь при социализме и др. Молодой журналист работает неистово.

В голове Платонова рождались разные немыслимые проекты покорения космоса, Ледовитого океана, Сахары и вместе с тем преображения родного края, страдающего от засухи, бездорожья и темноты. «Не было ни одной сферы – в социологии, философии, энергетике, математике, гидротехнике, – где бы молодой Платонов «не горячился» (В. Чалмаев). Двадцатилетний Платонов пишет: «Дело мы начинаем большое, а сил у нас пока немного; но мы молоды, души наши не покрылись еще ржавой коркой мелкого мещанства и благополучного равнодушия… И пусть никто не говорит себе, что он мал духом или бессилен знанием…»

Впоследствии риторика романтических мыслей пройдет, но цельность мечты и веры в победу человеческого разума над бессмысленностью существования останется навсегда. И конечно, то, что Платонов поступил в 1916 году в железнодорожный политехникум на электротехническое отделение, тоже не было случайностью. Романтика устремлений сочеталась в его сознании с вполне практическим желанием преобразить жизнь людей. Гражданская война заставила Платонова на время прервать учебу. Он работает помощником машиниста, перевозит вместе с отцом к фронту боеприпасы и продовольствие, сражается в отрядах чона и одновременно является корреспондентом газеты в Новохоперске. Эти годы значительно обогатили его знание о месте человека в революции. Он видит и героизм, и самоотверженность простых людей, и партизанщину, и бестолковщину, и претензии человека на славу.

Так, с юношеских «фантазий», с многочисленных дел «практического человека», с раздумий о судьбе человечества, с первых стихов начинался его путь в литературу.

«От меня ждут чудес…»

1920 год стал для Платонова поистине «звездным». Это было время активной публицистической деятельности и первых литературных опытов. В публицистике этих лет он выступает как мечтатель-максималист, борец со стихийными силами в природе и жизни, призывающий к скорейшему превращению России в страну мысли и металла («Ремонт земли», «Об улучшении климата», «Борьба с пустыней»). Стихи, статьи, политические передовицы, рассказы – всего около 60 публикаций в самых различных жанрах. Характерны его литературные псевдонимы: Нищий, Рабочий, Баклажанов, Крестьянин и др.

Начинал он как поэт. Его первая книга стихов «Голубая глина», вышедшая в Краснодаре в 1922 году, была отмечена В. Я. Брюсовым: «А. Платонов – настоящий поэт, еще неопытный, еще неумелый, но своеобразный». Знаменательно, что крупнейший прозаик XX века начинал с лирики. В ней уже были заложены важнейшие для Платонова темы и образы: «земля», «солнце», «мир детства», «материнство», «дороги», «путник», «Вселенная», «машины», «природа» и др. И потом в своих рассказах и в статьях он останется поэтом, сохраняя поэтическое восприятие мира. А пока путь в литературу в первые послереволюционные годы обещал быть удачным.

Ни одна из литературных группировок 20-х годов внутренне его не устраивала – он держался в стороне. И неудивительно. Человек и писатель с такими разносторонними интересами и своеобразнейшим видением мира не мог уместиться в рамках заданных схем. В 1920 году, отвечая на вопрос, каким литературным направлениям сочувствует, Платонов написал: «Никаким, имею свое».

Страшный голод после лета 1921 года, потрясший масштабом бедствия родную Воронежскую губернию, исключение осенью 1921 года из членов РКП(б) (в партии Платонов пробыл всего год) – все это обусловило частичный отход от литературы в это время и уход в бурную производственную деятельность по мелиорации и электрификации. Смерть земли и смерть человека были реалиями времени. Из Чрезвычайной комиссии по борьбе с голодом за подписью Платонова в Москву летят сообщения о бедственном положении крестьянства, телеграммы с просьбой о выделении денег на строительные и мелиоративные работы. «Эти два года я был на больших и тяжелых работах», – писал Платонов.

Именно благодаря такой разносторонней практической деятельности, способствующей глубокому проникновению в саму жизнь, он очень скоро осознал трагизм происходящего в стране, увидел то, что подрывало идею коммунизма изнутри.

Изобретательская мысль молодого Платонова не была его умозрительной утопией: он искал философско-этическое обоснование и подтверждение своим идеям, проектам и реальным делам. На рабочем столе «скромного воронежского электротехника» рядом со служебными записками, экономическими расчетами, чертежами и схемами плотин, турбин, дамб и электростанций – книги по древней истории, работы классиков революционной и пролетарской культуры, работы русских и зарубежных философов, психологов, труды по физике и математике, биосфере и ноосфере, томики Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского.

Десятки опубликованных в это время в прессе философско-публицистических статей дают ключ к осмыслению творческой и человеческой позиции Платонова и его основных произведений. В их основе – рассуждения писателя о соотношении науки и религии, человека и природы, жизни и технического прогресса.

Платонов – выпускник отделения сильных токов Воронежского политехникума, инженер-изобретатель мечтал о том, чтобы найти новую силу «безграничной мощи», имя которой свет и превратить свет солнца в электричество («Родина электричества»). В платоновском художественном мире солнцу будет отведено особое место. Это и символ радости, щедрости, тепла, света и труда, дар людям. Это и образ «солнца-работника». Это и напоминание о человечности и сознании. Это и мифологически-поэтическое определение наступающей эпохи: «Социализм – похож на солнце и восходит летом».

Платонов-человек понимает, что «жизнь пока еще мудрее и глубже всякой мысли, стихия неимоверно сильнее сознания».

Платонов-философ, увлеченный идеями русских космистов Циолковского, Вернадского, Федорова, размышляет о том, как преодолеть отчуждение «враждебной природы», дисгармонию в отношении человека и природы, как обрести родство, братство и социальную гармонию – «ни наций, ни рас, ни классов». Его привлекает мысль о человечестве и всей Вселенной как едином организме: «Я родня траве и зверю…»

Глубина и полетность русской философской идеи космизма во многом повлияла на цельность и убежденность Платонова-писателя, а ее ярко выраженная этическая направленность не позволила начинающему прозаику слиться с пролетарской литературой. То, о чем мечтал Платонов-философ и Платонов-изобретатель, блестяще реализовалось в целом ряде научно-фантастических рассказов 20-х годов: «Маркун», «Лунная бомба», «Сатана мысли», «Рассказ о многих интересных вещах», «В звездной пустыне» и др. Космическая тема, звучавшая в творчестве М. Горького, А. И. Куприна и Л. Н. Андреева, становится сквозной и в творчестве Платонова. Космические полеты он описывает как явление вполне обыденное. В повести «Потомки солнца» Платонов подробно рассказывает о космическом корабле, указывая, что он движется за счет электрической энергии. Цель полета главного героя – найти в пространстве «лунную обитель» для человечества.

В «Эфирном тракте» (1927) возникает мысль об управлении движением планеты. Мысли о человеке – «жителе Вселенной», покорителе космоса воплощаются в поэтических формулах: человек – «любимое дитя» неба, люди – «потомки солнца» и др. В своих научно-фантастических рассказах Платонов не предстает отвлеченным мечтателем, далеким от реальных научных фактов. Глубокое знание и понимание научных идей и открытий его времени («теории относительности» Эйнштейна, «электронной медицины» Чижевского, ноосферы Вернадского) сделали Платонова научно и технически «грамотным фантастом». Его художественные построения основывались на точном знании. Герои Платонова ищут новые, необыкновенные источники энергии, хотят преобразовать земной шар и вместе с тем писатель предупреждает о страшной опасности, которая подстерегает человечество, идущее по пути технического прогресса. Герой одного из его рассказов, отправляясь на Луну, сообщает: «Скажите же, скажите всем, что люди очень ошибаются. Мир не совпадает с их знаниями». В повести «Эфирный тракт» главный герой создает концепцию «живого электрона», суть которой состоит в том, что электрон есть живая частица, которую можно выращивать. Это дает возможность людям увеличить количество необходимых земных ресурсов, в том числе и интеллектуальных.

Однако Платонов пытается предостеречь человека от неосторожности в управлении природой («гибель цивилизации аюнитов»). Писатель не сомневается, что Земле нужны новые источники и виды энергии, но нельзя преобразовывать мир по готовым чертежам и голым расчетам, нельзя действовать «наскоком», «скорее, лишь бы как», «неистово». Человек – сложнейший микрокосм, частичка большого космоса, и как беспредельна Вселенная, так и глубока внутренняя вселенная человека. Мысль о «нежном» устройстве Вселенной и человека связана в повести с образом ученого Матиссена. Силой своего разума он нарушил движение «мирового естественного процесса», в результате чего погиб сам, погиб огромный корабль, полный людей, и… исчезла звезда. Таким образом, развенчивается идея насилия человеческого разума над природой, неразумного вмешательства в ее внутренние законы, незнание и непонимание ее строения, что может обернуться для человечества глобальной катастрофой. Так, уже в этих первых научно-фантастических рассказах Платонова звучит провидческая мысль о том, что нельзя добиваться высокой цели любыми средствами и любыми путями без участия «теплокровного божественного сердца».

«Усомнившийся Макар». «Сокровенный человек». «Впрок»

Жизнь постоянно вносила серьезные коррективы в его идеалы, и ему часто приходилось вступать в спор с самим собой. Засуха, голод, смерть, лишения и другие «грустные вещи», которые он видел, «скитаясь по захолустьям», рост бюрократии и администрирования на местах, «быстрые победы», «парадность» и гонка за наградами – все это «остужало» глобальные устремления юности, вносило сумятицу в круг его идей о «немедленном переустройстве жизни». Надежды сменялись сомнениями.

Герой его рассказа «Усомнившийся Макар» высказывает тревогу за ценность революции перед демагогией, бессмысленным словословием и формализмом, постепенно затопляющим страну: «Нам сила не дорога, мы и по мелочам дома поставили, нам душа дорога… Даешь душу, раз ты изобретатель!»

1926 год, год переезда в Москву, стал переломным в творчестве и жизни Платонова. Это было время решительного и вместе с тем болезненного пересмотра накопленного багажа. Он подошел к той черте, переступив которую, он не смог уже оставаться прежним.

Он окончательно уверился в мысли, что всеобщее блаженство – «ложная мечта, и не в том состоит истина человека». А в чем? Устремленность в будущее сменяется поисками глубинного смысла жизни – «вещества существования». В те годы писателей влекла к себе тема «распрямления» маленького человека в революции, его просветление и рост, интересовал «новый человек эпохи», его место в классовой борьбе («Разгром» А. А. Фадеева, «Конармия» И. Э. Бабеля, «Сорок первый» Б. А. Лавренева и др.).

Платонов пошел своим путем. Его интересовало «свободное движение» «старых» людей к социализму как сокровенное воплощение народного идеала о счастье. Платонов целен и глубок в понимании движения истории: перемены всего должны быть следствием свободного изменения в сознании и душе самого человека. Источник движения – внутри человека. Цель изменения – обретение и понимание человеком смысла.

Платонов писал: «Смысл жизни не может быть большим или маленьким – он непременно сочетается с вселенским и всемирным процессом и изменяет его в свою особую сторону – вот это изменение и есть смысл жизни». Соотношение личного и всеобщего, поиски истины в этом соотношении, попытка найти и обрести душевное и духовное равновесие и смысл для продолжения жизни в социальных перипетиях революции и Гражданской войны – такова проблематика лучших произведений Платонова конца 20-х годов: «Сокровенный человек» (1927), «Усомнившийся Макар» (1929), «Впрок» (1929), «Чевенгур» (1929), «Котлован» (1930).

1929–1930 годы стали испытанием практически для каждого русского человека, испытанием социального и духовного масштаба. Испытывался сам тип поведения и отношения к происходящему русского интеллигентного человека. Удар, нанесенный именно по этому слою общества, был самый страшный после революции и Гражданской войны. Вслед за миллионами раскулаченных русских деревень репрессиям были подвергнуты русские лингвисты, писатели, историки, библиотекари и др. И именно в это время Платонов начинает испытывать на себе пристальное внимание критики и цензуры. С лета 1930 года Платонов осуществляет целый ряд поездок по России времени «всеобщей» коллективизации. Записные книжки писателя заполняются самым невероятным, грустным и жгуче-острым материалом из жизни нарождающихся колхозов и совхозов Поволжья. Совесть и честность художника помогли ему увидеть в происходящем то, что не смогли или не захотели в это время другие. И это увиденное воплотилось в повестях «Котлован», «Впрок», романе «Чевенгур». Первой на стол к Сталину легла повесть «Впрок».

Основным мотивом обрушившейся на Платонова критики стал мотив «клеветы» на нового человека, на «генеральную линию партии», на весь ход социалистического строительства. А. А. Фадеев в статье «Об одной кулацкой хронике» обвинил Платонова в «зверской злобе против социализма»: писатель единодушно был объявлен «кулацким агентом», «певцом дураков и юродивых». И неудивительно. Страна, постепенно превращавшаяся в монолитный военно-индустриальный лагерь, жила в режиме сверхнапряжения и дисциплины.

На этом фоне даже самые скромные сомнения и тревоги Платонова о душе человека и о будущем революции были восприняты как идеологическая двусмысленность, как неверие в успех социалистического строительства. На специальном заседании Политбюро разгневанный Сталин подверг грубому разносу публикацию «кулацкого и антисоветского рассказа Платонова». Это был приговор. Позже писатель ответит: «Я писал эту повесть для одного человека (для тов. Сталина), а этот человек повесть читал и по существу мне ответил. Все остальное меня не интересует».

«…Так и пойду до гроба без всякой измены себе»

Наступившая после публикации повести «Впрок» изоляция Платонова обозначила новый этап в его творчестве. По продуктивности он может быть сравним только с 1927 годом. В стол одно за другим кладутся настоящие шедевры, которые встретятся с читателем только спустя несколько десятилетий, в 80-х годах: «Ювенильное море», «14 Красных Избушек», «Мусорный ветер», первые главы романа «Счастливая Москва», повесть «Хлеб и чтение».

По сути дела, то, что уже сделал Платонов к этому времени в литературе, явственно свидетельствовало о рождении мастера, писателя мирового масштаба. Несмотря на трагедию насильственного разъединения с читателем, Платонов чувствовал настоятельную необходимость расширить круг своих художнических интересов. И в этой ситуации для писателя обнаруживается новая неожиданная возможность. Он становится членом бригады Союза советских писателей (вместе с Н. С. Тихоновым, Л. М. Леоновым и др.), которая в течение 1934 года должна была подготовить сборник к десятилетию образования Туркмении. В марте 1934 года Платонов в составе группы писателей уезжает в Среднюю Азию. Цель поездки заключалась в том, чтобы дать «первые опыты художественного изображения истории социалистического строительства республики».

Встреча со среднеазиатской пустыней стала для Платонова выходом из кризиса. Итогом этой поездки явилась повесть «Джан» (1933–1935) и рассказ «Такыр» (1934) – произведения, поднимающие важнейшие философские вопросы о путях развития человечества, судьбах цивилизации в современном мире, о духовных способностях личности побеждать невыносимое. Центральной мыслью этих произведений становится идея самостановления человека, духовного утверждения себя в конкретном жизненном поступке. Спасение девочки Джумаль – дочери рабыни, умершей в плену туркменского клана Атах-бабы, – австрийским солдатом и ее чудесное превращение в независимую образованную женщину происходит с помощью самого человека, благодаря его внутреннему мужеству и духовной силе. Самостановлением человека становится и подвиг главного героя повести «Джан», выводящего народ из плена пустыни. То, что Платонов решает эти вопросы на «восточном материале», еще ярче подчеркивает глубину и актуальность его мысли о победе человека над хаосом разобщенности, делающим людей покорными и бессильными.

В середине 30-х годов Платонов – писатель, пишущий главным образом в стол. Вместе с тем его переполняет обилие замыслов. Он напряженно работает. В его рассказах этих лет социалистическая действительность заметно отодвигается. Широкие масштабы социальных преобразований заслоняются пространством семьи, жизни одного человека, миром его душевных переживаний, вечными нравственными ценностями, такими, как любовь, добро, совесть, творчество жизни. Платонов словно пытается найти компромисс «идеи жизни» со счастьем каждого конкретного человека. Это было необходимым в мире, где лозунги и призывы не совпадали с человеческой реальностью, где нарастала дегуманизация всех основ общества. В этой ситуации важно было опереться на то, что сохраняло в себе тепло, естественность, сердечность – дом, семью, любовь, что являлось элементарными проблемами человеческого существования. Вместо социальной тематики в его творчестве появляются такие вечные темы, как личное счастье, рождение и смерть, роль женщины и отца в семье, детство. Его герой оказывается перед задачами нравственного выбора в своем «малом мире» и обретает новое знание о доме, матери, любви к ближнему. Сам Платонов в своих многочисленных выступлениях акцентировал внимание современников на происходящие в его творчестве перемены. Например, в статье «Возражение без самозащиты» (1937), отвечая на выдвинутый против него тезис о «консервативности и однообразии таланта» писателя и «повторении ошибок на новом материале», Платонов пишет: «Кто же прав все-таки? Отличаются ли новые мои произведения от старых? Ответом на этот действительно серьезный вопрос могут служить лишь непосредственно мои новые произведения».

В рассказах второй половины 30-х годов, конечно, повторяются устойчивые платоновские мотивы (дороги, ухода-возвращения, движения, поиска, странствий), излюбленные темы (покинутости человека, сиротства, дома, труда, творчества, мастерства, родства, семьи). Вместе с тем все эти темы, проблемы и мотивы во многом находят новое решение. Так, например, одинокий и покинутый человек находит «другого», который становится ему близким и родным («Любовь к дальнему», «Глиняный дом в уездном саду»). Дети-сироты обретают родителей, странствующие герои возвращаются в свой дом, смерть родителей (матери) восстанавливает утраченные родственные связи («Семен», «На заре туманной юности»).

Платонов утверждает мысль, что в поведении людей появляется что-то неестественное, когда они пытаются заменить веками накопленные традиции и ценности на искусственно созданные. Настоящее основывается на чувстве родства и памяти. Разрыв с прошлым всегда трагичен («Третий сын»).

Герой Платонова утрачивает свою бездомность, а дом – покинутость. Теперь человек в рассказах Платонова осознает дом и семью как источники энергии для строительства новой жизни («Фро», «Река Потудань»).

Чувство полноты жизни теперь реализуется через изображение родственного круга, куда входят люди разных поколений: мать и отец, дедушка и бабушка, дети и внуки и даже животные («Июльская гроза», «Корова», «Еще мама»). По Платонову семья – это первоисточник патриотизма. Отношение человека к родине во многом измеряется отношением ребенка к своим родителям – такова мысль, прозвучавшая в его статье 1941 года «Детские годы Багрова-внука»: «…Семья позволяет человеку любой эпохи более устойчиво держаться в обществе, чем если бы не было семейного института: ограничивая в человеке животное, семья освобождает в нем человеческое… Семья служит не самоцелью, но питает, как источник, и другие, более широкие и высшие сферы жизни человека. Какие же именно? Чувство родины и патриотизма. Этому чувству родины и патриотизма человек первоначально обучается через ощущения матери и отца, то есть в семье».

Если герои ранних рассказов Платонова не испытывают на себе облагораживающего женского влияния, то в рассказах 30-х годов женское начало приобретает активный содержательный характер. Именно женщина задает мягкое, доброе, поэтическое начало, ибо несет в себе тепло, ласку, уют и красоту («Уля», «Счастливая Москва»).

С середины 30-х годов любимыми героями Платонова становятся дети. Рассказы, где чувствуют, живут и действуют дети, помещают читателя в атмосферу лиризма и тонкой философичности. Этот вроде бы вынужденный уход Платонова в мир детства позволил ему в детски невинной мудрости выразить свои заветные чаяния. Детские души оказались наиболее удобными «мехами», в которых были сохранены сокровенные мысли, чувства, идеи писателя. Словно им, детям, открыта мудрость, недоступная всем другим, – смысл жизни и смерти («Семен», «Уля», «Июльская гроза», «Корова»).

В рассказах конца 30-х годов мир воссоздан Платоновым как дом, а человечество как семья, живущая в нем. В них в полную меру воплотились мысли, высказанные писателем еще в 20-е годы.

1937 год стал для писателя годом новой опалы. Платонова обвиняли за отход от «героического материала».

Ударом по писателю стала статья А. Гурвича в журнале «Красная новь», сделанная в жанре доноса и обвинившая писателя в «упертости в проблему смерти», «христианской юродивой скорби», «религиозном душеустройстве его героев». Можно себе представить, что значили такие характеристики для социальной реальности 30-х годов, основанной на всеобщей подозрительности и виновности человека. Платонов ответил: «Я не гармоничен и уродлив, но так и пойду до гроба без всякой измены себе».

Резкие отрицательные отзывы о прозе Платонова в печати ставили его перед необходимостью объясниться с читателем напрямую, в открытой публицистической форме, высказать свои взгляды на сущность и назначение литературы в общественной жизни. Он выступает автором статей и рецензий под псевдонимами Ф. Человеков, А. Фирсов, А. Климентов и др., печатается в журналах «Литературный критик», «Литературное обозрение». Его статьи о прозе русских и зарубежных писателей стали своеобразным поводом для оценки состояния мира перед Второй мировой войной.

Особое внимание Платонова привлек А. С. Пушкин («Пупекин – наш товарищ», «Пушкин и Горький»). В нем писателя поражала «универсальная, мудрая и мужественная человечность», «свободный характер его творчества». Платонов ценил то, что поэт не поддался «искушению печали», и, подобно Пушкину, он сам выстоял в свой «жестокий век», сохранив трезвый и спокойный взгляд на мир.

«Писать надо не талантом, а человечностью…»

Война застала Платонова в состоянии тяжелого душевного надлома. Его единственный 15-летний сын по сфабрикованному против него делу сидел в тюрьме. И куда бы, и к кому бы не обращался писатель с просьбами о помощи, его запросы оставались без ответа. Он ушел на войну военным корреспондентом, по-прежнему оставаясь опальным писателем. Смысл происходящего с ним он выразил так: «Они и теперь печатают меня, скрипя зубами. Но я человек упорный. Страдания меня только закаляют. Я со своих позиций не сойду никуда и никогда. Все думают, что я против коммунистов. Нет, я против тех, кто губит нашу страну, кто хочет затоптать наше русское, дорогое моему сердцу».

Деятельность военного корреспондента предоставила Платонову свободу творчества, хотя и относительную. Современник писателя Д. Ортенберг вспоминал: «Платонов на фронте! В штабах малых и больших его очень редко можно было видеть. Солдатский окоп, траншея, землянка рядом с бойцами и среди бойцов – его командный пункт. Там он набирался мудрости о войне».

За три года Платонов написал большое количество очерков и рассказов. Это был его основной жанр военных лет. Он активно печатается в газетах «Красная звезда», «Труд», журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Красноармеец» и др. В постижении войны писатель руководствуется не географией, не эффектным случаем, а извлекает смысл и «философию народного существования на войне» из обыденного и подчас самого невыигрышного материала – из фронтовой повседневности.

Чрезвычайно скромный от природы, Платонов всегда стыдился громких слов, трескучих и напыщенных фраз. Теперь ему особенно чужды были лозунговый патриотизм и искусственный оптимизм. Его писательская манера проста и безыскусственна, ибо о страданиях человеческих писать фальшивым языком нельзя.

Основные темы его военных рассказов – героизм народа и подвиг отдельного человека, разоблачение фашистской идеологии и утверждение русской идеи спасения человечества, природа самопожертвования и святость вечных человеческих ценностей. Платонов исследует природу солдатского подвига, внутреннее состояние, мгновение мысли и чувства человека перед подвигом. Особенно важными для него становятся такие понятия, как «душа», «духовность», «дух», «одухотворенность», «душевность» («Под небом Родины», «Броня», «Солдатское сердце», «Неодушевленный враг» и др.). Например, работая над рассказом «Одухотворенные люди» (1942), Платонов писал жене с фронта: «Я пишу о них со всей энергией духа, которая только есть во мне. У меня получается нечто вроде реквиема в прозе. И это произведение, если оно удастся мне, Мария, самого меня хоть отдаленно приблизит к душам погибших героев… Мне кажется, что мне кое-что удается, потому что мной руководит воодушевление их подвигом». Платонов очень близко подошел к психологической природе подвига, сняв парадный и ложный героический покров: «Любовь, смерть и душа – явления совершенно тождественные… Что же такое подвиг смерть на войне, как не высшее проявление любви? Какой смысл в подвижничестве без терпения и страдания?», «Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее…»

В своих рассказах Платонов обращается к тому, что является средоточием русского характера, смыслом жизни русской души – это сердечная связь с родиной, кровное родство с тем местом, где остался прах его близких, его дом, его любовь. Поэтому его герои много размышляют о родине, ради которой умирают и которую спасают: «Была бы родина, родное место, где могут рождаться люди…» («Офицер и солдат», «О советском солдате»).

Сердечными нитями связан русский солдат со своими близкими и родными. Высшая ценность для него – мирная жизнь. Солдату вспоминается мать, которая дала ему жизнь, и то, что враг хочет эту жизнь отнять, понимается как оскорбление матери. Образ матери в военных рассказах Платонова, с одной стороны, конкретен (это мать конкретного защитника страны), с другой стороны – символичен (это родина-мать, мать – сыра земля, Вечная мать и т. д.). «Я никогда не хочу помирать! Сто лет проживу – и не захочу… Мне вот мать, родная мать, умирать никогда не велела!.. «А ты живи, ты живи – не бойся!» – говорила она мне…» («Полотняная рубаха»). В рассказе «Взыскание погибших» из раненного гибелью детей материнского сердца исторгается стон: «Пусть спят, я обожду – я не могу жить без детей…» – заклинает она на могиле. В заключительной сцене этот образ вырастает до символа: «Спи с миром, – сказал солдат, увидевший на могиле умершую от горя женщину. Чьей бы ты матерью не была, а я без тебя тоже остался сиротой».

Достижением гуманизма у Платонова явилось то, что его герои на войне не превращаются в бесчувственную машину, не озлобляются, не теряют человеческого облика. Свои мысли, действия, побуждения они измеряют чувствами, сверяют с сердцем. В рассказе «Одухотворенные люди» перед смертельной схваткой бойцы целуют друг друга, пронзительно ощущая смысл своей отдаваемой жизни. Перед тем как броситься с гранатой на немецкие танки, герои рассказа «словно брали к себе в сердце друг друга, чтобы не забыть и не разлучиться в смерти».

У военных персонажей Платонова сердце «болеет смертной жалостью», «претерпевает мучающее горе», но и одолевает тоску, решается на поступок. Русский человек «укоренен в сердце», полнота его жизни определяется глубиной душевных переживаний, в то время как врага характеризует «пустота» – «отсутствие сердца»: «– Мама, а какие фашисты? – спрашивает восьмилетний сын, отца которого убили немцы. Мать отвечает: – Немцы… они пустодушные, сынок» («Пустодушие»). Платонов убежден, что под давлением ложной идеологии душа умирает, а вместе с ней умирает совесть, любовь и сострадание к людям. Человек превращается в выдрессированного фанатика с «пустым сердцем» («Неодушевленный враг»). Действие этого рассказа строится на контрастах душевности и черствости, чувства и холодной логике, мечты и беспощадного разума, живого и мертвого сердца. Русский солдат и гитлеровец оказываются рядом, безоружные, засыпанные землей. Они обживаются там, словно в землянке, и, заживо погребенные, ведут долгий разговор на русском языке. По сути дела, между двумя врагами происходит нравственный поединок двух враждебных миров, в котором духовную победу одерживает изнуренный боями русский солдат.

Главный способ сохранения человека на войне – память о семье, о доме, о мире. Эта память ведет солдата в бою, спасает его от зла войны, хранит свет в его душе. В рассказе «Сержант Шадрин» сказано, что чем больше «война нарастала в своей жестокости и беспощадности», тем больше солдат держался своей памяти. Дорога войны – это дорога утрат, но и дорога памяти: «Он не знал, что могло вместиться столь много чувства и памяти в одно солдатское сердце».

Платонов настойчиво повторяет и утверждает мысль, что душевное и духовное содержание внутреннего мира человека и определяет его путь через войну к миру; что победа обеспечивается не только металлом, но и духовным состоянием солдата, его ощущением связи с поколениями и всем миром. Таким образом писатель «протягивает историю через нутро человека», через каждую отдельную судьбу.

Факт победы означал лишь фактическое завершение войны. В душах людей она продолжалась, и солдат, чтобы занять достойное место в мирной послевоенной жизни, должен был пройти еще одно духовное испытание: освободиться от всего того негативного, что внесла война в его жизнь, и вернуться к близким. Для многих это «переходное состояние» обернулось «великой драмой жизни». Об этом – рассказ «Возвращение». Смысловая глубина названия рассказа ориентирует читателя не только на возвращение солдата с войны, но и на возвращение сердца Иванова, полюбившего на войне другую женщину, пережившего чувство отчуждения от семьи и страх разлуки с собственными детьми, от которых солдат отказаться не смог. Рассказ был признан клеветническим и положил конец всем прижизненным публикациям Платонова.

«Главные слова»

Жить Платонову после войны оставалось всего шесть лет, все эти оставшиеся годы он был лишен возможности печататься. Последние его произведения, написанные перед смертью, рассказы о детях и оригинальные сказки, в которых Платонов продолжал ставить и решать свои постоянные проблемы: жизни, смерти и бессмертия, истины и блага, добра и зла, самосознания и самосозидания. Мир детства, в который ушел писатель перед смертью, и заключил в себе тот остаток его сокровенных мыслей, верований и надежд, который устоял под шквалом критики и чудовищным прессом неприятия эпохи. За год до смерти Платонов написал сказку-быль «Неизвестный цветок» – своего рода духовное завещание писателя, его понимание сущности жизни. Жизнь людей и растений едина, и стойкость растения уподобляется стойкости человека – это история преодоления жизненных трудностей и невзгод: «…Он нуждался в жизни и превозмогал терпением свою боль от голода и усталости». Жизнь невозможна без преодоления трудностей, без воли к жизни и стойкости духа, без терпения. В этом есть суть жизни.

«Странник в полях отчизны…»

Посмертный путь А. П. Платонова к читателю был труден и долог. Официальное признание писателя началось только в 80-х годах XX века. Однако и сегодня немногие могут похвастаться тем, что знают и понимают Платонова. Любить же его в привычном для нас смысле этого слова трудно. «Спотыкающаяся» фраза Платонова «неудобна» для легкого, поверхностного чтения. Может быть, поэтому его и сегодня считают самым непрочитанным писателем. Читать и осваивать мир его образов и идей нелегко. Он ждет от читателя напряженной духовной работы, чуткого внимания, особой степени проникновенности и неоднозначного подхода.

Перепутья его мыслей и чувств также сложны и трагедийны как и сама история, и вряд ли он знал ответы на те вопросы, которые она ставила. Но он искал истину. В его душе неизбежно жило чувство грусти и тоски за несовершенство мира. В этом чувстве – большой залог и обещание. Он напоминает нам о том, что не все благополучно в окружающей нас действительности, не только в социуме, но и в природе, космосе, человеческой душе и мыслях. Нам грустно и больно – значит, все вокруг нехорошо и не должно быть так. С грусти, боли и стыда должно начинаться стремление к лучшему. Без этого современный человек культурно и духовно состояться не может.

По словам В. Г. Распутина, «Платонов – писатель самый тревожный и один из самых чутких ко всему происходящему». Потому сегодня он важен не только как крупнейший мастер художественного слова, но и как большая личность, глубоко проникшая в «вековечную боль и страдания русского народа».

Платонов – писатель на редкость диалогичный. Он не дает готовых решений, зная, как изменчивы лики добра. Как человек глубоко нравственный Платонов любил напоминать, что «добро требует неизмеримо больше энергии и времени, чем зло». Добро трудно, потому что оно «взращивается» в человеке.

«Человек сам себя не знает, – говорил Платонов, – его должен узнать писатель». И Платонов узнал человека нового времени и не захотел в нем разочаровываться. Горечь и боль его несовершенства он превозмогал теплой верой в живую жизнь, которая сильнее распада и дает человеку силы выходить из душевного и духовного кризиса. Платонов сохранял взгляд на человека как на явление, имеющее самоценное значение. И поэтому любые попытки унификации человека, роковой игры массовым сознанием, обмана человечества вызывали в его душе протест и чувство страдания.

Он не придумывал себе лучший мир, не приукрашивал реальность. Он видел все, как есть, и тем ценнее для нас сегодня его вера в благородные и «нежные стороны» человеческого существа.

Смысл сегодняшнего диалога читателя с Платоновым очень точно определил А. Г. Битов: «…Платонов нам только-только предстает. Он нам еще предстоит, ибо то, что было внешней преградой (запрет), стало преградой внутренней (собственный духовный потенциал). Надо восходить».