КИМ ФИЛБИ (1912–1988)
КИМ ФИЛБИ (1912–1988)
Его настоящее имя Гарольд Адриан Рассел Филби. Он родился 1 января 1912 года в индийском городке Амбала, где провёл первые четыре года своей жизни. Имя Ким в честь киплинговского героя дал ему отец Сент-Джон Филби, человек незаурядный. Будучи чиновником английской колониальной администрации, он увлёкся востоковедением, стал известным арабистом, принял мусульманство, взял в качестве второй жены саудовскую девушку-рабыню, подолгу жил среди бедуинских племён, стал советником короля Ибн Сауда, а во время Первой мировой войны оказался соперником Лоуренса (см. очерк) за влияние на арабов.
Ким с ранних лет овладел хинди и арабским языками, а уже потом немецким, французским, испанским, турецким и русским. Он воспитывался в духе классических британских традиций и получил наиболее престижное в Англии образование: в 1929 году поступил в Тринити — один из самых крупных и аристократических колледжей Кембриджа.
В это время Англия, как и другие капиталистические страны, переживала экономический кризис. Страну захлестнула безработица. А из Италии и Германии тянуло могильным холодом фашизма. Споры среди студентов не умолкали.
Решающими для последующей жизни Кима стали поездки в европейские страны, прежде всего в Германию и Австрию, которая была залита кровью рабочих. Ким рассказывал впоследствии: «В моей родной Англии… я тоже видел людей, ищущих правды, борющихся за неё. Я мучительно искал средства быть полезным великому движению современности, имя которому — коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашёл в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этой работой я служил и моему английскому народу».
Но ещё до установления связи с советской разведкой Филби вернулся в Вену, где принял участие в работе МОПР (Международной организации помощи рабочим). Там же познакомился с Литци Фридман, активисткой австрийской компартии. Вскоре они поженились (впоследствии брак распался).
Главной работой Кима было поддержание связи с коммунистами, нелегально проживавшими в Австрии, Венгрии и Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность беспрепятственного передвижения из страны в страну.
В 1934 году обстановка в Австрии ухудшилась. Наступал фашизм. Литци, наполовину еврейке, а к тому ещё и коммунистке, которой за это пришлось посидеть в тюрьме, оставаться в Австрии было нельзя, не выручал и английский паспорт Кима. Они перебрались в Англию.
К этому времени советская разведка уже держала Филби в поле своего зрения. Однажды знакомая Филби по Австрии Эдит Тюдор Харт предложила познакомить его с «очень важным» человеком, который может его заинтересовать. Ким согласился без колебаний.
Этим человеком оказался Арнольд Дейч — Стефан Ланг (см. очерк). После не очень долгого разговора Дейч предложил ему, как вспоминал Филби, стать «агентом глубокого проникновения». Филби согласился. С этого времени, то есть с июня 1934 года, в оперативной переписке он значился как «Зёнхен» — «Сынок» (нем.).
Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить всякие контакты с коммунистами и даже с людьми, сочувствующими им. То же требовалось и от его жены. Второе — внимательно присмотреться к своим друзьям по Кембриджу с позиции их пригодности к разведывательной работе. Третье — с точки зрения решения разведывательных задач определить свою будущую карьеру.
В это время перед нелегальной разведывательной группой в Лондоне стояла долговременная задача: проникновение в английскую разведку «Интеллидженс сервис». Мог ли Филби решить эту задачу? Прямого пути в разведку, естественно, не было; можно было проникнуть в неё через МИД. Но и туда дорога оказалась закрытой. В университете ему не дали рекомендации, помня о его «левых» убеждениях в прошлом. Филби стал журналистом, памятуя о том, что английская разведка всегда проявляла интерес к людям этой профессии.
В это время к работе с Филби подключился резидент-нелегал А. М. Орлов. Будучи сотрудником журнала «Ревью оф ревьюз», Ким стал давать ему кое-какую интересную информацию, в частности, касавшуюся Ближнего Востока. Тогда же он через своего университетского приятеля Уайли получил обзор деятельности военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых её работников.
Примерно в это же время Уайли познакомил Филби со своим другом Тэлботом, редактировавшим «Англо-русскую торговую газету», выражавшую интересы старых бизнесменов, когда-то имевших дела в царской России. Но газета постепенно умирала вместе с её подписчиками, и Тэлбот задумал новое издание — «Англо-германскую торговую газету», для чего ему понадобился новый редактор. Им и стал Ким Филби.
В этом качестве он вступил в Англо-германское содружество, у него появились знакомые в германском посольстве, а оттуда и интересная информация. Каждый месяц он стал ездить в Берлин, был представлен Риббентропу; завязались контакты и с геббельсовским министерством пропаганды.
Но «перестараться» в подаче Филби как пронацистски настроенного человека было нельзя, так как в случае обострения англо-германских отношений, а тем более войны, ему грозили бы неприятности.
В 1936 году газета была закрыта, а у Филби и Дейча появился новый руководитель, резидент Теодор Малли, или «Малый», или «Манн», талантливый и преданный делу разведчик, который впоследствии был незаконно репрессирован. Дейч и Малли решили направить Филби в Испанию, где в это время развернулась гражданская война. Поездка была нужна не только и не столько для сбора информации о положении в этой стране, сколько для расширения разведывательных возможностей Филби и открытия новых перспектив. Перед ним была поставлена задача показать себя смелым, ярким журналистом, способным привлечь внимание британской разведки. Испания была в это время лучшим местом для демонстрации таких качеств.
Филби поехал в качестве «свободного» журналиста за «свой» счёт (в действительности за счёт резидентуры). Ему вручили адрес в Париже, на который он должен будет отправлять свои донесения, несложный код. Чтобы оправдать затраты, он продал часть своей библиотеки.
Прибыв в Лиссабон, получил визу в представительстве генерала Франко и выехал в Севилью, откуда и начал действовать. Информация, поступавшая от него, была интересной и основывалась на многочисленных контактах с испанцами.
Однажды случилось так, что Филби пришлось проглотить бумажку с кодом. Он запросил новый, и ему назначили встречу в Гибралтаре. Человеком, привёзшим код, оказался его друг Гай Бёрджес, которого он сам рекомендовал в нашу разведку.
Вернувшись в Лондон, Филби привёз большую «испанскую» статью. Но куда её поместить? Отец посоветовал «начинать с самого верха» и отнести её в «Таймс». Ему повезло. «Таймс» в это время остался без корреспондента в Испании, и Киму, после ознакомления со статьёй, предложили место постоянного корреспондента в Испании. Это был громадный шаг вперёд, можно сказать, прорыв. Стать сотрудником такой газеты — об этом можно было только мечтать!
В мае 1937 года Филби по командировке газеты и с благословения Дейча снова выехал в Испанию. Он заручился рекомендательными письмами германского посольства в Англии, где его знали как человека, «сочувствующего» нацистам. К тому же корреспондента влиятельной «Таймс» франкисты и без того встретили очень тепло. Он, не стесняясь, рассказывал о своём знакомстве с Риббентропом, которое в глазах фалангистов выглядело, как его дружба с этим уважаемым ими деятелем (хотя он виделся с ним всего пять минут).
Филби работал не покладая рук. Он добросовестно писал ежедневные корреспонденции в «Таймс», готовил сообщения для нашей разведки, однако всю эту информацию надо было сначала получить. А для этого требовалось устанавливать и поддерживать дружеские отношения с военными и гражданскими деятелями франкистского режима, выезжать на фронт. Там он сильно страдал, видя тела убитых и раненых республиканцев, присутствуя на их казнях. Но приходилось скрывать свои чувства. Филби делал это настолько умело, что генерал Франко наградил его орденом, который вручил лично. Однажды при артиллерийском обстреле или от взрыва мины Филби чуть не погиб, когда проезжал на машине вдоль линии фронта.
Свою информацию для разведки он передавал А. М. Орлову, в то время советскому резиденту в республиканской Испании. Для этого они встречались в небольшом французском приграничном городке.
После окончания испанской войны Филби вернулся в Лондон. Вскоре началась Вторая мировая война, и он был назначен главным военным корреспондентом при штабе английских войск. После падения Франции и возвращения в Лондон его вызвали в редакцию и сказали: «Вас просил зайти капитан Шелдон из Военного министерства». Так английская разведка сама вышла на Кима Филби. Правда, помог ей Гай Бёрджес, который в это время уже был её сотрудником и порекомендовал Филби как достойного кандидата.
Он был зачислен преподавателем в разведывательно-диверсионную школу секции «D», но вскоре понял, что, работая там, он так же далёк от секретов СИС, как и будучи корреспондентом «Таймс».
Осенью 1940 года из-за отсутствия практических результатов секцию «D» вместе со школой передали в ведение министерства экономической войны. Большинство сотрудников было уволено, Филби в числе немногих был оставлен во вновь организованной школе, получившей наименование «станция 17».
24 декабря 1940 года с Филби восстановил связь новый советский резидент в Лондоне А. В. Горский. Он согласился, что работа в школе ничего не даёт Киму как разведчику. Филби использовал все свои возможности для перехода на оперативную работу. В этом ему помог друг его отца Валентин Вивиан, заместитель директора СИС по внешней контрразведке. Зная, что Филби побывал в Испании, он способствовал его устройству на должность руководителя испанского сектора в СИС, который вёл контрразведывательную работу в Испании, Португалии и частично во французских североафриканских владениях в плане борьбы с проникновением в Англию иностранных разведок с этих территорий. С согласия Центра Ким занял эту должность.
Хотя по учётам английской контрразведки Филби числился как бывший член социалистического общества Кембриджского университета и подписчик «Рабочего ежемесячника», его жена антифашистски настроенной, а отец как придерживающийся «крайних взглядов», этому, очевидно, не придали значения, ограничившись официальной проверкой. Тем более что антифашистские взгляды в 1940 году не считались большим криминалом.
Филби принялся активно бороться с немецкой агентурой на Пиренейском полуострове. Он получил доступ к нужной для советской разведки информации, в том числе к дешифрованным телеграммам германского абвера. Тогда же он добыл первую информацию о попытках установления контактов между британской разведкой и Канарисом. Уже позднее, в 1941 году, ему станет известно о сепаратных переговорах англо-американцев с немцами.
Добросовестность, трудолюбие и аналитические способности Филби способствовали его продвижению. К тому же он пользовался всеобщим уважением. Среди его сослуживцев и приятелей были Ян Флеминг и Грэм Грин, с которым Филби сохранял дружеские отношения до конца дней.
На новом посту Филби приобрёл возможность добывать для советской разведки разнообразную и ценную информацию. Для её получения он использовал не только свою должность, но и общение с многочисленными коллегами по СИС и контакты с сотрудниками МИ-5, МИД, представителями американской разведки. Иной раз информация бывала неожиданной — например, содержание дешифрованной телеграммы германского посла в Токио Риббентропу о том, что через десять дней Япония начнёт наступление против Сингапура.
Но обычно поступала информация, так сказать, рутинная: по различным вопросам деятельности английской разведки, её структуре, личном составе, включая резидентуры, об отдельных агентах, особенно 5-го контрразведывательного отдела.
В августе 1943 года Филби получил повышение. Теперь ему поручили руководство несколькими направлениями: отделением, обслуживающим Пиренейский полуостров, отделением, ведущим разработку (с контрразведывательной точки зрения) немецкой разведки на территории Германии, Польши, Чехословакии, поддержанием связи с польской контрразведкой эмигрантского правительства в Лондоне. Кроме того, он отвечал за контрразведывательное обеспечение всех военных операций союзников, проводимых Эйзенхауэром, и поддержание связи между контрразведывательным отделом СИС и МИД Англии.
В ноябре 1944 года Филби стал начальником 9-го отдела (секции) «по борьбе с коммунизмом». К этому времени пятнадцать кодошифровальщиков работали над перехватом дипломатических телеграмм СССР и коммунистических организаций. После прихода Филби отдел был выделен в самостоятельное подразделение, но в работе поддерживал тесный контакт с контрразведывательным отделом и пользовался его агентурно-оперативными возможностями. Одно время Ким даже получил доступ к сейфу начальника этого отдела.
Однако в Центре в 1942 году возникло недоверие к Филби и всей «пятёрке». Всю поступавшую от них информацию было решено рассматривать не иначе, как дезинформацию. Основания? Во-первых, среди тех, кто с самого начала работал с ними, был «иностранный шпион» Малли и невозвращенец Орлов. Во-вторых, в 1942 году Филби не дал никаких материалов, характеризующих деятельность СИС в СССР, то есть «подозрительно преуменьшал работу английской разведки против нас».
Такое же отношение к «пятёрке» оставалось и в 1943 году (и это несмотря на то, что именно от неё поступила информация о предстоящем немецком наступлении на Курской дуге!). В письме в резидентуру от 25 октября 1943 года Центр отмечал: «…[мы] пришли к выводу, что они („пятёрка“. — Авт.) известны СИС и контрразведке, работают по их указаниям и с их ведома… Невозможно также допустить, чтобы СИС и контрразведка могли доверить такую ответственную работу и на таких ответственных участках лицам, причастным в прошлом к партийной и левой деятельности, если эта деятельность не проводилась с ведома этих органов».
Центр предложил резидентуре «предоставить источникам инициативу в предоставлении нам информации», не показывая им нашей заинтересованности в определённых вопросах. «Нашей задачей, — говорилось в письме Центра, — является разобраться в том, какую дезинформацию подсовывает нам английская разведка».
Однако глубокий анализ переданных Филби и другими членами «пятёрки» в 1944–1945 годах материалов полностью исключили предположение о дезинформации. Подлинность переданной нам Филби информации была подтверждена документальными материалами, полученными нашей разведкой через другие оперативно-технические и агентурные возможности. Это, в частности, относилось и к переданному нам Кимом Филби агентурно-набюдательному делу СИС о связях и сотрудничестве британской и советской разведок. В июле 1944 года за плодотворную работу и передачу нам этого дела Киму Филби от имени наркома госбезопасности была объявлена благодарность. Отношение к нему и к его группе коренным образом изменилось. Им, в частности, в 1945 году была установлена пожизненная пенсия.
К сожалению, всплеск недоверия имел место вторично, в 1948 году, но тогда он сравнительно быстро сошёл на нет.
Ким Филби достиг цели, поставленной ему советской разведкой в самом начале его разведывательной деятельности: он стал не только сотрудником английской разведки, но и одним из её руководящих работников.
В августе 1945 года на стол Филби попали бумаги о том, что некий Константин Волков, советский вице-консул в Стамбуле, обратился в английское консульство с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище. Он написал, что в действительности является офицером НКВД. В подтверждение пообещал сообщить некоторые сведения об отделе НКВД, где служил ранее. Более того, сообщил, что знает имена трёх советских агентов, работающих в МИД Англии, и одного начальника контрразведывательной службы в Лондоне.
Действия Волкова угрожали полным провалом Филби и его друзьям. Филби успел проинформировать Москву. Но опасность была столь очевидной, что он решил лично отправиться в Стамбул. На его счастье, пока он добирался до места и не спеша согласовывал все вопросы с МИДом, с послом в Турции, с местными представителями разведки, Волкова успели отправить в Москву.
В конце 1946 года руководство английской разведки предложило Филби поработать в заграничной резидентуре и в 1947 году назначило резидентом в Стамбуле. Практика загранработы была необходима для его дальнейшего продвижения по службе. Стамбул в это время был главной южной базой, откуда велась разведывательная работа против СССР и социалистических стран, расположенных на Балканах и в Восточной Европе.
В Лондоне Киму Филби рекомендовали главное внимание уделить Советскому Союзу. Он разработал несколько вариантов краткосрочной засылки агентов на торговых судах, направлявшихся в Одессу, Николаев, Новороссийск. Однако главное внимание уделил турецко-советской границе, что соответствовало целям и нашей и английской разведки, заинтересованной в изучении Восточной Турции — там собирались создать центры сопротивления в районах, которые Красная армия должна была захватить в случае войны.
Дела в Турции пошли успешно, и в 1949 году Филби получил повышение — был назначен представителем английской разведки при ЦРУ и ФБР в Вашингтоне (по значению должность приравнивалась к должности заместителя начальника СИС): сотрудничество ЦРУ и СИС становилось всё более тесным, и англичанам необходимо было ознакомиться с положением дел в американских спецслужбах.
Поскольку Гувер опасался, что Филби будет «совать нос» в его дела, шеф СИС направил ему телеграмму, в которой сообщил, что обязанности Филби ограничиваются лишь связью с американскими службами. В действительности же они были значительно шире, и Филби по заданию английской разведки действительно «совал нос» в дела американских спецслужб.
Это был период «охоты за ведьмами», когда Джозеф Маккарти, председатель сенатской комиссии конгресса США по вопросам деятельности правительственных учреждений, развернул кампанию преследования прогрессивных деятелей и организаций. Филби был в курсе всех дел, которые велись против советской разведки. В дополнение к этому он поддерживал связь с канадской службой безопасности.
Но главной его задачей была работа с ЦРУ. Оно интересовало как английскую, так и советскую разведки. Филби смог проинформировать Москву о целом ряде совместных англо-американских разведывательных операций, направленных против Советского Союза.
В 1951 году англичане стали подозревать в работе на советскую разведку заведующего отделом Форин Офиса Дональда Маклейна и его коллегу Гая Бёрджеса. Филби немедленно сообщил об этом в Москву. Оба они были нелегально вывезены в Советский Союз. Но подозрение пало и на Филби: было известно, что он дружил с обоими ещё в Кембридже, а Бёрджес даже какое-то время жил у него в доме в Вашингтоне.
Никаких прямых улик против него не было, поэтому назначили служебное расследование. После нескольких допросов Филби предложили подать в отставку. Ему выдали всего две тысячи фунтов стерлингов, и он переехал жить в небольшую деревушку.
Однажды ему сообщили, что начато официальное расследование обстоятельств побега Бёрджеса и Маклейна, и он должен дать показания. Допросы вели опытные следователи Милмо и Скардон. После этих допросов Кима около двух лет не трогали. Ему надо было на что-то жить, и он занялся журналистикой.
В 1955 году после публикации «Белой книги» о деле Бёрджеса — Маклейна в парламенте разразился оглушительный скандал о «третьем человеке» — Киме Филби.
Филби выстоял в этой борьбе, отлично сыграл роль оскорблённой невинности, человека, возмущённого клеветой.
В 1956 году по предложению респектабельного еженедельника «Обзервер» он выехал в Бейрут, не теряя контактов с СИС.
О годах своей жизни, проведённых в Бейруте, Филби писал: «После неудавшейся попытки разоблачить меня в Англии, я получил… великолепную возможность „спокойно“ пожить и поработать в течение семи лет (1956–1963), возможность продолжать дело, которому посвятил жизнь… Для советской разведки было небезынтересно познать в самом широком плане ближневосточный феномен, знать всё о деятельности ЦРУ и СИС, о действительных намерениях США и Великобритании в этом районе». Он имел хорошие позиции, чтобы успешно осуществлять свою задачу, работал весьма активно и снабжал советскую разведку глубокой, хорошо проанализированной информацией.
Но в конце 1961 года СИС получило через американцев (от одного из предателей) новые данные, на основании которых сделало выводы о причастности Кима Филби к разведывательной сети русских. В Бейрут прибыл бывший резидент в Ливане Эллиот, который в беседах с ним пытался заставить его заговорить и признаться во всём. Но Ким молчал. Накануне нового, 1963 года и в дни новогодних праздников ситуация стала критической. 6 января Кима вызвали в посольство для встречи с новым резидентом Питером Ланом.
Однако на эту встречу Ким не пошёл. Британские власти не попытались задержать его.
23 января 1963 года он исчез из Бейрута, а затем объявился в Москве.
Здесь начался заключительный этап его жизни. Разведясь с прежней женой Элеонорой, которая не захотела ехать в Советский Союз, Ким женился в третий раз, теперь на русской женщине Руфине Пуховой. Появились дети, внуки. Филби занимался научной и преподавательской деятельностью, литературным трудом, много выступал, проводил занятия с разведчиками. Он написал мемуары, изданные в 1988 году в Лондоне с предисловием Грэма Грина.
В 1988 году Ким Филби скончался, похоронен он в Москве.
Когда в 1978 году были обнародованы сведения об истинной роли Филби, один из ответственных сотрудников ЦРУ заявил: «Это привело к тому, что все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали».
А «Чикаго дейли ньюс» писала в 1968 году, что Ким Филби и его соотечественники Бёрджес и Маклейн «дали русским такое преимущество в области разведки в годы „холодной войны“, результаты и эффективность которых были просто неисчислимы».