НИКОЛАЙ КРОШКО (1898–1967)

НИКОЛАЙ КРОШКО (1898–1967)

Во второй половине 1920-х годов в зарубежной прессе стали появляться «документальные материалы» о «зловещих планах» ОГПУ и Коминтерна, направленных на потрясение экономических и политических устоев западного мира. Внешне подлинность документов не вызывала сомнений — стиль, лексика, реквизиты, подписи должностных лиц — всё было как настоящее. Публикации спровоцировали бурю негодования западной общественности и привели в ряде случаев к тяжким, трагическим последствиям: казням болгарских коммунистов, будто бы готовившим по заданию Коминтерна взрыв собора в Софии, налётам немецкой полиции на советское торгпредство в Берлине и английской на представительство российского кооперативного общества «Аркос» и последующему разрыву дипломатических отношений между Англией и СССР. Престижу и интересам нашей страны, едва начинавшей выходить из международной изоляции, был нанесён тяжёлый ущерб.

В США распространилась сенсационная новость: советская разведка решила подкупить сенаторов Бора и Норриса, с тем, чтобы они способствовали признанию нашей страны Соединёнными Штатами. Это тоже было «документально подтверждено» и вызвало скандал и неприязнь к нашей стране.

Документы исходили якобы из Москвы, но советское руководство знало, что это фальшивки, хотя и изготовленные квалифицированно, со знанием дела. Но кем и где? Разведка должна была ответить на эти вопросы.

После тщательных поисков удалось выйти на первоисточник — организацию, именовавшую себя «Братством русской правды» (БРП). Кропотливо собирали сведения о ней и её руководителе. Им оказался многоопытный и опасный противник, действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов, обосновавшийся в Берлине. В царское время он был следователем по особо важным делам, а затем начальником врангелевской разведки и контрразведки.

О его истинной деятельности знал весьма ограниченный круг лиц. Проникнуть в его окружение мог только очень ловкий человек, к тому же с подходящими анкетными данными. Выбор руководства разведки пал на Н. Н. Крошко.

Николай Николаевич Крошко родился на Тамбовщине, рос в бедности. Родители шли на любые жертвы, чтобы дать ему образование. Гимназию окончил с серебряной медалью. В 1918 году из оккупированного немцами Киева выехал на Дон, в армию Деникина. Потом бежал за границу, в Польшу, работал у Савинкова, имел связи с эмигрантами, в основном из офицерской среды. В 1920 году одной из наших прибалтийских резидентур стало известно, что поручик Николай Крошко разочаровался в эмигрантской жизни и мечтает о возвращении на Родину. Ему было предложено сотрудничество с нашей разведкой, и он его с готовностью принял.

Первые задания оказались несложными. Надо было проникнуть в несколько эмигрантских групп и определить, что они собой представляют: то ли это с горечью тоскующие по прошлому болтуны, то ли это опасные, связанные с разведкой, организации. Задания, при которых Крошко и сам подвергался проверке, он выполнил настолько успешно, что был зачислен в штат внешней разведки, что случалось крайне редко, и стал её кадровым сотрудником под псевдонимом «Кейт».

Началась интересная, полная приключений и опасности, работа. Хотя «Кейту» не раз приходилось выезжать в другие страны, он в основном работал в составе берлинской резидентуры. В Берлине в этот период действовало «Братство белого креста» (ББК), которым руководил бывший лейтенант царского флота Павлов. Вокруг него группировались молодые офицеры, разочаровавшиеся в старых вождях — Деникине, Врангеле и в правомонархических организациях. Павлов нашёл материальную и политическую поддержку у деятелей из крайне реакционных германских кругов, ставших впоследствии активными гитлеровцами.

«Кейту» было поручено проникнуть в ББК, войти в доверие к Павлову и установить, чем они занимаются и насколько эта организация опасна.

«Кейт» значительно «перевыполнил» задание — он не только проник в ББК, но вскоре стал ближайшим помощником Павлова, разобрался в делах ББК, сумел наладить противодействие его работе: забрасываемая в СССР агентура перевербовывалась и использовалась как канал дезинформации, а весь тираж антисоветских брошюр и листовок, которые «Кейту» поручалось перебрасывать в Союз, в действительности уничтожался. Вскоре неудачи ББК настолько надоели немцам, что они отказали ему в материальной поддержке. Братство, по существу, свернуло свою деятельность, а сам Павлов был вынужден «переквалифицироваться» в шофёра, хотя и оставался во главе ББК.

Пребывание в ББК «Кейт» использовал с большой пользой. Он завёл обширные связи среди немцев, присутствовал в 1923 году на съезде партии национал-социалистов и организации «Стальной шлем», на дружеских попойках делегатов, где ещё больше укрепил эти связи. Он был знаком с руководителями РОВС «Российского общевоинского союза», и с монархическими вождями, практически со всей верхушкой эмиграции во многих странах.

Так как в начале 1920-х годов наши резидентуры имелись далеко не во всех государствах, ему часто приходилось выезжать в разные европейские столицы, разбираться на месте в деятельности эмигрантских организаций.

Один из таких эпизодов был связан с русскими монархистами. Их штаб-квартира в то время находилась в Мюнхене. Приехав туда, «Кейт» потратил немало усилий, чтобы познакомиться и сойтись с секретарями великого князя Кирилла Владимировича бароном Медемом и князем Казем-беком. Конечно, кроме личного обаяния, пришлось воспользоваться и деньгами резидентуры — обедневшие аристократы были не прочь выпить за чужой счёт. «Кейту» не только удалось принять участие в совещании кирилловцев с фельдмаршалом Людендорфом и зарождавшейся нацистской партией, но и после переезда Кирилла Владимировича в Париж с помощью секретарей великого князя проникнуть в его канцелярию и сфотографировать около сотни хранившихся в сейфах документов.

В Париже он собрал информацию о связях эмигрантских организаций с французскими правительственными кругами и разведкой, выявил некоторых её агентов в Советском Союзе. Вернувшись в Берлин, «Кейт» однажды вечером вывез из военной миссии Деникина — Врангеля в резидентуру два чемодана с документами, а после перефотографирования ранним утром вернул их на место.

Но главной целью Н. Крошко оставался Орлов и его БРП. Он познакомился с полковником Кольбергом — приятелем и единомышленником Орлова. Кольберг представил своего нового знакомого лично Орлову. Тот, человек желчный и подозрительный, не спешил приближать Николая, хотя молодой поручик произвёл благоприятное впечатление. Он навёл справки у Павлова, и тот наилучшим образом охарактеризовал своего помощника. Но этого было мало. Требовалось продемонстрировать какие-то возможности, которые вызвали бы у Орлова интерес к сотрудничеству и растопили лёд недоверия. Однажды «Кейт» доложил Павлову, а по его совету и Орлову о полученной от «своих людей в СССР» информации о том, что они якобы активизировали работу и им нужна прямая связь. Павлов ухватился за это и, желая поднять свой престиж, стал убеждать Орлова направить «Кейта» в качестве эмиссара, используя для этого свои связи в Финляндии.

Орлов нехотя дал «Кейту» рекомендательные письма на имя начальника финской политической полиции и своего представителя в Выборге. В свою очередь, Павлов попросил навестить его тётку в Севастополе.

Тёмной октябрьской ночью 1925 года с помощью финской политической полиции «Кейт» пересёк финско-советскую границу через «окно», которое заранее подготовили наши пограничные службы.

«Кейт» без происшествий прибыл в Москву, подробно доложил, что ему стало известно о связях эмигрантских группировок в Хельсинки и Выборге с финской полицией, о том, кто и как готовил и осуществлял его переброску через границу. Затем он встретился в Киеве со своими матерью и сестрой. Съездил и в Севастополь, где передал письмо Павлова его тётке и получил ответное. «Кейту» вручили советский паспорт. Правда, он остался в «деле».

Перед отправкой в обратный путь его снабдили «информационными материалами», которые должны были заинтересовать белую эмиграцию и её друзей из западных спецслужб. Часть этих «материалов» по возвращении в Финляндию «Кейт» в качестве «платы» за помощь передал начальнику политической полиции. Они произвели такое впечатление на финские спецслужбы, что те стали добиваться, чтобы «Кейт» дал им явки «своих людей» в Ленинграде и Москве. Но тот отказался под предлогом того, что они якобы занимают видные посты, и связь с ними из соображений их безопасности можно поддерживать только через него. Когда «Кейт» вернулся в Берлин, Павлов в своих интересах стал афишировать его успехи, а вскоре и Орлов, ознакомившись с привезённой «Кейтом» информацией и подогретый к тому же положительными отзывами о нём, предложил ему полностью переключиться на работу в БРП. «Кейт» согласился не сразу, его пришлось уговаривать.

Вскоре он стал у Орлова особо доверенным лицом и установил, что помимо финской Орлов сотрудничает с английской, французской и немецкой разведками, с политической полицией Берлина. «Кейт» выявил представителей Орлова в Латвии и Литве, тесно связанных с местной охранкой и разведкой, установил, что по заданию немецкой полиции Орлов через свою агентуру разрабатывает сотрудников советского представительства в Берлине, и обнаружил список этой агентуры в виде ведомости на получение вознаграждений.

Всё это было важно, но к выполнению главного задания — выявлению фабрики фальшивок — ещё не подводило. Так прошло больше года. Фальшивки продолжали появляться, а «Кейт» по-прежнему ничего не знал об их происхождении. «Может быть, это и не дело рук Орлова?» — иной раз думал он.

Летом 1927 года сам Орлов по просьбе финских спецслужб предложил «Кейту» совершить новую вылазку в СССР. Тот вначале отказывался, ссылаясь на недавние провалы, но под давлением Орлова согласился. Вылазка оказалась «очень успешной» и для Орлова, и для финских спецслужб — они получили от «Кейта» «информацию», «явки» в Ленинграде, — но в первую очередь для «Кейта» — довольный начальник финской полиции многое рассказал о деятельности эмиграции в Финляндии, о её связях с западными спецслужбами, в том числе с английской разведкой. А главное — Орлов наконец полностью доверился «Кейту». Однажды он пригласил его для серьёзного разговора.

— Всё, что мы делаем, — переходы через границу, явки, информация — это неплохо, но не главное. Если мы хотим нанести настоящий вред Советам, надо рассорить их со всем миром. У меня для этого есть средства, и я кое-что делаю.

Орлов рассказал «Кейту» о тех фальшивках, о которых мы уже упоминали, и о других «проектах», направленных против советских представительств за границей и дискредитирующих отдельных лиц. А потом показал «Кейту» свою «фабрику».

Тот с удивлением разглядывал его обширную картотеку, штампы, печати, дубликаты наиболее злостных фальшивок, образцы подписей, фото- и химическую лаборатории, набор пишущих машинок с разными шрифтами и другие приспособления.

— Как человека умного и решительного, приглашаю вас принять участие в нашем деле. Оно не только нужное, но и хлебное. Между нами говоря, своё имение в Мекленбурге я приобрёл на доходы от него. Разведки хорошо платят и, между прочим, не особенно проверяют подлинность документов, которые я им предлагаю, им главное — качество исполнения и актуальность содержания.

С некоторыми оговорками «Кейт» дал согласие, и вскоре Орлов познакомил его со своим главным подручным — бывшим сотрудником ВЧК-ОГПУ Яшиным-Сумароковым, жившим в Берлине по выданным ему немцами документам на имя Павлуновского.

Тот отнёсся к «Кейту» с доверием, рассказал о перипетиях своей судьбы: влюбился в немку, некую Дюмлер, а та оказалась агентом полиции, склонила его к предательству. Замыслив побег, он прихватил с собой ряд документов резидентуры, часть отдал немцам в качестве платы за убежище, а часть передал Орлову, с которых тот скопировал бланки, штампы, подписи и печати, поэтому-то всё, что выходило с «фабрики», и выглядело как настоящее. Консультировал Орлова он и по вопросам чекистской и партийной терминологий, по реалиям советской жизни, по деталям взаимоотношений сотрудников представительств и резидентур и т. д. В общем, Яшин-Сумароков раскрыл все тайны орловской «фабрики».

Итак, в руках нашей разведки оказалась необходимая информация о деятельности Орлова. Наступило время принять контрмеры. Некоторые горячие головы предлагали просто разгромить и сжечь его «фабрику». Но это только на некоторое время приостановило бы его работу, к тому же все прошлые фальшивки остались бы неразоблачёнными, а советские спецслужбы обвинили бы в нападении на эмигрантов.

«Кейт» предложил другое решение. Он сделал слепки ключей от квартиры, лаборатории, сейфов и шкафов с документами. По ним изготовили дубликаты ключей. Несколько недель выжидал удобного случая. Наконец, когда Орлов уехал в Мекленбург, «Кейт» проник в его квартиру и изъял копии, черновики и заготовки фальшивых документов, образцы штампов и печатей. Среди изъятых были и заготовки двух фальшивок — о мнимом подкупе советским правительством американских сенаторов Бора и Норриса.

Советская разведка по своим каналам довела этот документ до сведения правительства США. Его публикация стала новой сенсацией в Америке. Попытка распространить провокационные акции на Соединённые Штаты произвела большое впечатление не только на американскую общественность, но и на правительство. Получив убедительные данные о том, как и кем была изготовлена фальшивка, Вашингтон потребовал суда над её авторами. К этому требованию присоединилась советская сторона. Возможно, это была первая в истории совместная советско-американская инициатива.

27 февраля 1929 года Орлов и его подручные — Яшин-Сумароков-Павлуновский, его любовница — агент полиции Дюмлер и полковник Кольберг — были арестованы и преданы суду. Их обвинили в попытке продажи корреспонденту американской газеты «Нью-Йорк ивнинг пост» Артуру Никкер-Бокеру фальшивого письма о получении сенаторами Бором и Норрисом денег от советского правительства за то, что они выступили за признание Соединёнными Штатами СССР и установление с ним дипломатических отношений. На суде были разоблачены и другие фальшивки.

Орлов был приговорён к четырёхмесячному заключению и по отбытии наказания выслан из Германии.

«Кейту» пришлось тоже срочно покинуть Германию, так как из-за грубого нарушения конспирации одним из сотрудников резидентуры над ним нависла угроза провала. На пароходе «Герцен» он отплыл на родину. «Кейт» ещё был в море, когда во всех газетах появились телеграммы о «таинственно исчезнувшем поручике» и пропавших из сейфа документах.

По разным причинам его роль в разоблачении Орлова и других акциях стала известна на Западе и в конце 1920-х годов послужила основой для сенсационных публикаций с броскими заголовками: «Король кремлёвских шпионов», «Хозяин секретных сейфов царя Кирилла», «Коллекционер ротозеев», «Человек, который проходит сквозь стену». Он стал знаменит во всём мире, кроме… своей страны, где о его делах долгие годы хранилось молчание. Счастье ещё, что с ним, как со многими другими разведчиками, не расправились в годы ежовщины-бериевщины.

Николай Крошко дожил до глубокой старости, долгие годы воспитывал молодых разведчиков, в 1967 году, уже будучи тяжело больным, написал воспоминания о своей разведывательной работе.