НИКОЛАЙ КУЗНЕЦОВ (1911–1944)
НИКОЛАЙ КУЗНЕЦОВ (1911–1944)
Слово «легендарный» редко применяется по отношению к каким-нибудь людям. Но выражение «легендарный разведчик» часто приходится слышать, когда говорят о Николае Ивановиче Кузнецове.
Он родился в деревне Зырянка Свердловской области 27 июля 1911 года. Учился в школе, техникуме, работал лесоустроителем. В общем, начало его биографии ничем не примечательно, если не считать удивительной способности к изучению немецкого языка. Он не только перечитал все немецкие книги в местных библиотеках, но и практиковался, разговаривая с детьми немецких колонистов и с учителем труда, немцем по национальности. Чтобы не возвращаться к вопросу о языке, заметим, что впоследствии он говорил на всех немецких диалектах как чистокровный немец, житель той или иной области Германии. Кроме немецкого он знал эсперанто, польский и коми-пермяцкий.
Во время работы Кузнецова в лесоустроительной партии его начальники за хищения были приговорены к различным срокам лишения свободы. Сам он «за допущенную халатность» тоже был осуждён на один год исправительных работ по месту службы с вычетом из зарплаты. Этот приговор лишь после войны был отменён «за отсутствием состава преступления».
В двадцать с небольшим лет Николай, уже переехавший в Москву, работал по заданиям контрразведки, выявлял разведчиков, находящихся на службе в германском посольстве. Общаясь с ними, он, как губка, впитывал всё, что пригодится ему впоследствии: их манеры, привычки, образ мыслей, шутки, анекдоты. Но и пользу контрразведке принёс немалую. С его помощью завербовали некоего Крно, который давал хорошую информацию, в том числе немецкий посольский шифр; Флегеля — личного камердинера посла Германии. Кузнецов участвовал и в перехвате германской дипломатической почты, и в других операциях. Хотя Кузнецов никогда не служил в армии и не имел воинского звания, он в те годы часто ходил в форме военного лётчика — старшего лейтенанта с тремя «кубиками» в петлицах. Об этом периоде жизни Н. И. Кузнецова автору много рассказывал известный контрразведчик Виктор Николаевич Ильин, который в своё время был его руководителем.
Перед немцами, с которыми надо было завести знакомство, Кузнецов выступал тоже в качестве этнического немца Рудольфа Шмидта, в раннем детстве вместе с родителями переехавшего в Россию. Он якобы работал инженером-испытателем авиационного завода, что привлекало его «приятелей», немецких разведчиков. «Завзятый театрал и балетоман» Рудольф Шмидт имел знакомых балерин, которые никогда не отказывались приятно провести время с ним и его «друзьями». Ясно, что эти встречи проводились по заданию и под контролем контрразведки.
Но наступило 22 июня 1941 года. Из контрразведчика Николай Кузнецов переквалифицировался в разведчика, перейдя в распоряжение диверсионно-разведывательного управления НКГБ СССР. Больше года Кузнецов проходил специальную подготовку. Поскольку было решено направить его во вражеский тыл под видом немецкого офицера, он обучался тому, как должен вести себя предполагаемый обер-лейтенант Пауль Зиберт, роль которого он должен будет играть, как одеваться, а у немцев было четырнадцать строго предписанных вариантов формы на все случаи жизни, как обращаться со старшими, равными и младшими по званию и ещё тысячи разных вещей. Он слушал немецкое радио, читал газеты и журналы, смотрел фильмы, разучивал песни. Для лучшего усвоения всего этого и вживания в образ он был помещён в лагерь военнопленных, где прошёл самый строгий экзамен в их среде. Там он усвоил солдатский и офицерский жаргон, узнал, что «Волынская лихорадка» — это окопные вши, «Швейная машинка» — советский самолёт У-2, а медаль на багрово-красной ленте «За зимний поход на Восток» называют «Мороженым мясом». Наконец он был полностью готов к своей миссии. О степени этой готовности очень хорошо написал партизанский врач Цесарский, увидевший его позже, уже в отряде, в немецкой форме:
«…Я просто не верил своим глазам. Он гордо запрокинул голову, выдвинул вперёд нижнюю челюсть, на лице его появилось выражение напыщенного презрения. В первое мгновение мне было даже неприятно увидеть его таким. Чтобы разрушить это впечатление, я шутливо обратился к нему:
— Как чувствуете себя в этой шкурке?
Он смерил меня уничтожающим взглядом, брезгливо опустив углы губ и произнёс лающим, гнусавым голосом:
— Альзо, нихт зо ляут, герр артц. — Но не так громко, господин доктор.
Холодом повеяло от этого высокомерного офицера. Я физически ощутил расстояние, на которое он отодвинул меня от себя. Удивительный дар перевоплощения».
Вскоре после начала войны в немецкий тыл начали забрасывать небольшие, специально подготовленные группы, руководимые профессиональными разведчиками. Одни группы занимались диверсиями, другие сбором военной информации. Многие стали ядром крупных партизанских отрядов.
Руководителем одной из таких групп стал Дмитрий Медведев. К нему в группу и был сброшен на парашюте 25 августа 1942 года Николай Кузнецов.
У него было специальное задание, о котором кроме командира никто не знал. В вещевом мешке Грачёва (такова была партизанская фамилия нового разведчика) хранился необычный багаж: обёрнутое в прорезиненный плащ полное обмундирование немецкого офицера, бумажник с различными немецкими документами на имя обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта, но с фотографией Грачёва, толстая пачка рейхсмарок, пистолет парабеллум с запасом обойм, предметы личной гигиены и множество всяких мелочей, которые могут понадобиться скромному немецкому офицеру.
В задачу Кузнецова — Грачёва — Пауля Зиберта входило ведение разведки в оккупированном немцами украинском городе Ровно. Город был выбран не случайно: в нём размещались и действовали двести сорок три немецких тыловых учреждения, в которые стекалась самая разнообразная и важная информация со всех участков южного фланга советско-германского фронта. По существу, сорокатысячный город немцы сделали «столицей» захваченной Украины.
И вот первый выход в оккупированный город. Нужно представить себя на его месте, в немецкой форме идущего по улицам, заполненным фашистскими солдатами и офицерами. Младшие отдают честь, им надо отвечать, старшим нужно козырять. Кто из них остановит и задаст какой-нибудь каверзный вопрос? Кто из них потребует документы? Кто заметит что-нибудь необычное во всём облике?
А вот и патруль. Он останавливает Пауля Зиберта. Офицер внимательно читает документы, потом вскидывает на разведчика глаза.
— Вы почему нарушаете форму одежды?
«Что у меня не так? — проносится в голове Кузнецова. — Вроде всё, как было у настоящего Зиберта на карточке…»
— На вас пилотка. А её носят только на фронте. Вы должны быть в фуражке.
— А я только сегодня приехал из фронтового госпиталя и иду покупать фуражку…
— Хорошо. Можете идти. Больше не нарушайте…
Каждая мелочь, каждый пустяк, каждый штрих в биографии настоящего Пауля Зиберта, погибшего на фронте, имя, документы и прошлое которого он взял, жизненно важны. Нельзя совершить ни одной ошибки.
Постепенно Пауль Зиберт обживался в Ровно, приобретал конспиративные квартиры, помощников. У него уже была своя разведывательная группа, в том числе кучер, шофёр, связные. Автомашины «заимствовали» в немецкой воинской части, перекрашивали, меняли номера. Появилась и «невеста» — Валя Довгер. Через подругу она познакомилась с сотрудником гестапо Лео Метко и, в свою очередь, познакомила его с Паулем Зибертом. Лео Метко свёл его с другими немецкими офицерами, и вскоре круг знакомых разведчика расширился. От них он получил много ценной информации.
Однажды Кузнецов сообщил Медведеву о том, что 20 апреля 1943 года в Ровно состоится военный парад по случаю дня рождения Гитлера, и о том, что на параде будет Эрих Кох, гаулейтер (правитель) Украины, палач украинского народа. Кузнецов ценой самопожертвования был готов совершить акт возмездия. Медведев дал согласие. Кузнецов вместе с Валей пробрался к самой трибуне. Но Кох на параде не появился.
Вскоре Валя Довгер получила известие о том, что её отправляют в Германию. Под предлогом подачи прошения об оставлении его невесты в Ровно Кузнецов вместе с Валей напросился на приём к Коху. Это был ещё один шанс расправиться с ним. Но стрелять было невозможно. В кабинете рядом с гауляйтером стояли два эсэсовца, а у ног Коха лежала овчарка, наблюдавшая за каждым жестом разведчика.
Расправиться с Кохом не удалось. Он дожил до конца войны. В 1959 году его судил польский суд. Остаток жизни Кох провёл в тюрьме и умер в 1986 году.
Беседа с Кохом не оказалась напрасной. Обер-лейтенант, «воевавший под Курском», понравился ему, и Кох, между прочим, сказал, что немецкое командование собирается взять реванш за поражение под Сталинградом там, где воевал Пауль Зиберт. Это сообщение, подкреплённое информацией о переброске немецких войск в район Курской дуги, ушло в Москву.
Среди знакомых Пауля Зиберта был сотрудник абвера Ульрих фон Ортель. Именно он проговорился ему о подготовке покушения на участников конференции «Большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля — в Тегеране. Сам фон Ортель исчез из Ровно, распустив слухи о своём самоубийстве.
Основные дела ждали Пауля Зиберта впереди.
Просто собирать и передавать информацию казалось Паулю Зиберту недостаточно. Он рвался в бой, считал, что его дело — уничтожать фашистских главарей. Первым заместителем Эриха Коха был Пауль Даргель. Медведев разрешил Кузнецову ликвидировать его. Валя Довгер, работавшая в областном комиссариате, изучила его распорядок дня: ровно в 14.30 Даргель шёл на обед, его сопровождал адъютант с красной папкой под мышкой.
20 сентября у здания немецкого комиссариата остановилась машина. В 14.30 из здания выплыла важная персона, которую сопровождал офицер с красным портфелем под мышкой. Сомнений не было — это был Даргель. Кузнецов, выйдя из машины, произвёл два выстрела в упор. На другой день выяснилось, что убитыми были имперский советник Ганс Гель и его адъютант.
Николай Иванович Кузнецов очень переживал эту неудачу. Ведь всё совпадало: и время, и адъютант, правда, не с папкой, а с портфелем.
Через десять дней, 30 сентября, Кузнецов на этом же месте метнул в Даргеля гранату. И опять неудача. Даргель был только ранен, и его самолётом отправили в Берлин. Осколком гранаты был ранен и сам Кузнецов. Ему и его шофёру Струтинскому удалось скрыться от охраны, которая погналась за ними, но по ошибке догнала и задержала другую машину, в которой находился немецкий майор. Прежде чем ошибка разъяснилась, его жестоко избили.
10 ноября 1943 года Кузнецов и Струтинский из автоматов расстреляли другого заместителя Коха, генерала Германа Кнута. Оставался «невыбитым» ещё один ближайший соратник Коха, оберфюрер СС Альфред Функ, верховный судья оккупированной Украины. Здесь, как до этого в Чехословакии, он жестоко расправлялся со всеми, кого причислял к «врагам рейха».
17 ноября 1943 года Кузнецов зашёл в приёмную Функа, когда тот брился в парикмахерской. Мило беседуя с секретаршей, Кузнецов смотрел в окно, ожидая сигнала своего помощника, находившегося на улице и наблюдавшего за парикмахерской. Наконец поступил сигнал: Функ кончил бриться. Кузнецов попросил секретаршу принести ему воды. Она вышла, а он тем временем проник в кабинет Функа. Когда секретарша вернулась, в приёмной никого не было. В это же время появился Функ и проследовал в свой кабинет. Едва он вошёл, раздались два выстрела.
Кузнецов спокойно собрал бумаги со стола и прошёл через приёмную, не обращая внимания на оторопевшую секретаршу. Выйдя из здания суда, он увидел две автомашины с гитлеровскими солдатами. Они удивлённо смотрели на окна второго этажа, откуда донеслись звуки выстрелов. «Поглазев» вместе с солдатами на окна, Кузнецов зашёл за угол дома и сел в поджидавшую его машину.
Одной из ловких и смелых операций разведчика было похищение генерала фон Ильгена, командующего особыми войсками.
Он жил в отдельном доме. У подъезда всегда стоял часовой, в доме находился денщик. Оба из числа украинских «добровольцев» (их называли «казаками»). Кроме того, в доме находилось ещё четверо солдат — охранников. Но был выбран момент, когда генерал отправил их в Берлин в «командировку», а точнее, с грузом награбленного им на Украине имущества.
В назначенный день Кузнецов, Струтинский и Каминский, ещё один помощник разведчика, подъехали к дому генерала Ильгена.
Увидев офицера, часовой вытянулся. Обер-лейтенант и сопровождающие прошли в дом. Навстречу Кузнецову поспешил денщик.
— Господин генерал скоро придёт, — доложил он.
Увидев направленное в него дуло пистолета, денщик без сил опустился на пол. Его обыскали, оружия при нём не оказалось. Вызвали в дом часового и обезоружили. Его место занял Струтинский.
Кузнецов начал обыск квартиры. Собирал все бумаги, даже личную переписку, разбираться с ними предстояло позже. Нашли автомат, два пистолета. Кузнецов взял в подарок Медведеву и охотничье ружьё Ильгена (оно сейчас в брянском музее).
Вдруг заговорил сидевший на полу часовой, по фамилии Луковский:
— Господин обер-лейтенант, товарищ командир… Разрешите мне снова на пост заступить, а то должна подойти смена, могут шум поднять.
Кузнецов быстро всё просчитал в уме и согласился. Риск был, но он чувствовал, что Луковский не обманывает. К тому же у него из обоймы вынули патроны, а Струтинский с автоматом в руках, не скрывая этого, наблюдал за «казаком».
Буквально через несколько минут раздался шум мотора, и к дому подъехала машина.
Грузный, могучего телосложения сорокадвухлетний генерал Ильген поднялся в дом, вошёл в гостиную и обомлел, увидев троих неизвестных. Но тут же, сообразив в чём дело, бросился на Кузнецова. Тот один не мог справиться с Ильгеном, на помощь пришли Каминский и Струтинский, и даже денщик ухватил хозяина за ноги. Ян Каминский связал руки Ильгену, но слабо, и засунул в рот кляп, тоже неумело.
Когда Ильгена выводили, он освободил руки, ударил в лицо Кузнецова, вытащил кляп и заорал по-немецки:
— Помогите! Помогите!
С трудом разведчикам удалось снова скрутить генерала и, накинув ему на голову шинель, втащить в машину.
В это время возле дома показались четыре немецких офицера. Что с ними делать? Можно перестрелять, но поднимется шум. И тут Кузнецов вспомнил о жетоне гестапо, который он привёз с собой из Москвы и ещё ни разу им не пользовался.
Достав жетон, он показал его офицерам, сказал, что задержан бандит в немецкой форме, и попросил их предъявить документы. Проверив их, троим предложил идти дальше, а четвёртого — им оказался личный шофёр Эриха Коха Пауль Гранау — попросил остаться в качестве понятого.
Таким образом, удача оказалась двойной: кроме генерала Ильгена разведчики захватили ещё одного человека, который многое мог бы рассказать…
Косвенно обер-лейтенант Пауль Зиберт участвовал в ликвидации ещё одного палача, генерала Прицмана, руководившего карательной экспедицией. Именно Кузнецов сообщил все детали, касающиеся этой экспедиции, и дал возможность партизанам организовать засаду, в которую угодил генерал.
Под натиском наступающих советских войск все немецкие учреждения были эвакуированы из Ровно во Львов. Туда же перебрался и Пауль Зиберт, теперь уже не «обер-лейтенант», а «хауптман» (капитан). Это надо было для маскировки — ведь «обер-лейтенанта» уже давно искала немецкая полиция.
Во Львове Кузнецов совершил ещё один акт возмездия, на этот раз в отношении вице-губернатора Галиции Отто Бауэра. Кузнецов со своими помощниками расстрелял машину генерала и всех, кто там был. В некрологе фашистская газета написала: «Отто Бауэр погиб за фюрера и империю».
Дольше оставаться в немецком тылу Кузнецов не мог. Вместе с Беловым и Каминским он направился к линии фронта, чтобы встретиться с советскими войсками. Но в селе Борятин Львовской области им встретился отряд бандеровцев. Завязался неравный бой. Исчерпав все силы, разведчики подорвали себя гранатой.
После гибели Николая Кузнецова было прочитано письмо, хранившееся в запечатанном конверте с надписью: «Вскрыть после моей смерти». В письме говорилось:
«25 августа 1942 года в 24 часа 05 минут я опустился с неба на парашюте, чтобы мстить беспощадно за кровь и слёзы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа — германского тирана на Украине Эриха Коха.
Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я ещё очень молод, но если для Родины, которую я люблю как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.
Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты бессмертны.
„Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!..“ Это моё любимое произведение Горького. Пусть чаще его читает наша молодёжь…
Ваш Кузнецов».
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года Николаю Ивановичу Кузнецову было присвоено звание Героя Советского Союза.