САВВА БРОДСКИЙ

САВВА БРОДСКИЙ

Среди великих образов западной литературы, вошедших в мир людей, — гётевский Фауст, свифтовский Гулливер, шекспировские Джульетта и Ромео и, конечно, Дон-Кихот и Санчо Панса Сервантеса…

Дон-Кихот…

Мир прозрений, ярких, острых, необычайных своей легендарной реальностью.

Крупнейшие художники прошлого Оноре Домье и Гюстав Доре и наши современники великолепные мастера Кукрыниксы создали замечательные произведения искусства, они по-своему увидели и отразили это бессмертное творение гениального испанского писателя.

Талантливый график Савва Бродский — автор иллюстраций к «Дон-Кихоту», изданному недавно.

Мастерская художника… На мольберте один из этюдов, сделанных на испанской земле. На стенах гуаши, темперы, графические листы, своеобразные по своему почерку. Интересные и острые по форме, композиции, цвету.

«Не скрою, — сказал художник, — что с самых юных лет я мечтал нарисовать Дон-Кихота, но счастлив, что начал работать над Сервантесом уже в зрелом возрасте, обретя опыт иллюстратора. Я отлично чувствовал всю ответственность этого труда.

Ведь «Дон-Кихот» — это книга о жизни Человека…

Пять лет. Сорок один лист и сто двадцать шесть предглав-ных заставок — вот итог этого напряженного труда.

Это было нечто стихийное. Никакого строгого распределения времени я не знал.

Просто рисовал, рисовал с утра до вечера.

И мне кажется, работа двигалась потому, что я вынашивал свою мечту об иллюстрировании «Дон-Кихота» почти всю жизнь… Рыцарь Печального Образа и его верный оруженосец. Дон-Кихот и Санчо Панса. Многие считают, что они антиподы.

Думается, что это далеко не так…

Прав был Тургенев, противопоставляя Дон-Кихота Гамлету: это действительно полярные характеры. Дон-Кихот же и Санчо Пансо по-своему едины. Они оба мечтатели.

Один грезил о почти небесной справедливости, другой — об иной, более земной благодати, и, несмотря на зримое полное несоответствие характеров, они все же не могли существовать друг без друга…

Мне хотелось с самого начала ввести читателя в реальный и одновременно фантастический мир творения Сервантеса.

Художник неторопливо снимает этюд с мольберта и достает большую папку.

… Рыцарь готовит доспехи, помышляя о великих подвигах. Весь мир кажется Дон-Кихоту ареной для романтических турниров и сражений с легендарными силами…

О, как он после был горько разочарован этим земным-земным миром!

Начало… Идальго движется навстречу огромному солнцу. Ему видятся миражи. Сказочные рыцарские замки встают из клубящихся облаков… Но вскоре жестокая реальность вернет его на землю.

После битвы Дон-Кихот возвращается домой. Разбитый. Взваленный на осла. Но непокоренный.

Пока он один. Рядом нет Пансы.

Второй выезд… Вьются вымпелы бессмертия.

Пусть Дон-Кихот и Санчо не вернутся с победой, а рыцарь скоро скончается.

Но оба героя с этого мига будут жить вечно…

Начинается тяжелый путь. Битва с мельницами, бой с символами вечной людской круговерти. И снова сражение — с овцами, с непреодолимым равнодушием, победить которое очень трудно. Острый серп месяца озаряет фигуру изможденного идальго…

Офелия.

Колышется пламя свечи, озаряя страшную битву Дон-Кихота с бурдюками — этими очередными воображаемыми силами зла… Летит в воздух Санчо под хохот шутников и проказников с постоялого двора.

Долог, долог путь героев. Будто выжжен безлюдный мир, бездушный и жестокий… Дульсинея в звездах мечты… и грязное тряпье проезжей таверны.

Неохватен, непостижим мир Сервантеса.

Свадьба… Звучат кастаньеты, гудит земля Испании под каблучками красавиц…

Бездонна черная тьма пещеры Монтесиноса. Сверкают марионетки в бродячем райке. Изысканны и жутковаты образы герцога и герцогини, страшен их двор, полный сладких пыток и надругательств над духом Человека…

Наставление простодушного Дон-Кихота своему другу Санчо перед принятием сана губернатора. Санчо-губернатор…

Весы Фемиды.

Гогочущие хари титулованной черни… Вопреки суровой прозе будней наши герои летят к звездам. Они парят в галактике духа…

Рядом лист — битва с котами. Бескрайнее море тучных свиных туш, давящих копытами доспехи рыцаря, а над ними, как жалкий кузнечик, безумный идальго.

Напрасно утешает его Санчо…

«Я к смерти поспешаю…» — восклицает рыцарь.

Звонит одинокий колокол, напоминая о неминуемом конце. Быстротечно время, но вечно продолжается круговерть жизни…

Вращаются крылья мельниц.

Дон-Кихот умирает.

Но на потрескавшейся от бесчисленных потрясений матери-земле лежит, как вызов Вечности, железная перчатка рыцаря…

Горит, горит одинокая звезда его души. И… звонят, звонят бесчисленные колокола, и звучит, как бессмертный набат, душа Дон-Кихота — чистая, полная веры в свет и в могущество Человека…

Две маленькие фигуры почти расплавлены светом солнца. Но они неистребимы, ибо металл, из которого они созданы, — могущество правды…

Мастер снимает с мольберта последний лист… Московский зимний серебристый свет возвращает нас в студию.

Иллюстрация к «Дон Кихоту»

— Когда я окончил эту работу, — продолжает рассказ Савва Бродский, — мне показалось, что прошла целая жизнь. Так объемен и тяжек был этот труд. Потом вышли эти два тома…

Шло время.

Я начал работать над новыми иллюстрациями к Мопассану. Но вот однажды из почтового ящика достал конверт с письмом из Испании. Вот что я прочел:

«Сеньор дон Савва Бродский!

Твои иллюстрации меня восхитили и наполнили благодарностью мою душу, когда я увидел, что русский художник является одним из лучших иллюстраторов нашего Сервантеса.

С восхищением обнимаю, брат по искусству Хуан де Авалос».

Мне рассказали, что Хуан де Авалос — один из крупнейших современных скульпторов Испании, член Королевской академии изящных искусств «Сан Фернандо» в Мадриде… Знал ли я, что не пройдет и полугода, как я получу еще одно письмо из Испании!

Художник показывает мне письмо. Вот его текст:

«Сеньор дон Савва Бродский!

На чрезвычайной сессии, которая имела место в Королевской академии в Мадриде, Вы были выбраны академиком-корреспондентом нашей академии. Я имел удовольствие сообщить Вам об этом. Не сочтите за труд направить нам свое согласие…

Генеральный секретарь Королевской академии.

Федерико Сопенья Ибаньес».

— Понятно, — говорит, улыбаясь, Бродский, — что я был приятно удивлен, получив это любезное послание… Через некоторое время за письмом последовало приглашение от Королевской академии посетить Испанию с выставкой.

И вот в конце прошлого года с рисунками к «Дон-Кихоту» и произведениям испанских классиков XIX–XX веков я выехал в Испанию.

Не буду описывать посещения замечательных музеев и картинных галерей, великолепные памятники архитектуры и искусства, торжественные и весьма приятные встречи в Мадриде.

Легко понять, как я стремился увидеть края, где жил и странствовал герой Сервантеса… И вот наконец я на земле Дон-Кихота.

Ласочка.

Ламанча…

К счастью, я не путешествовал по туристским обычным маршрутам, а попал в добрые, дружественные руки энтузиастов из Общества ламанчских сервантистов…

Это очень разные люди, но все они глубоко и самоотверженно занимаются Сервантесом.

У каждого из них, кто бы он ни был — алькальд из Тобосо, родины бессмертной Дульсинеи, или содержатель лавки, простой ремесленник, или цирюльник из Алькасар-де-Сан-Хуа-на, — у каждого из них свое пытливое и радостное желание постичь, узнать все, что касается любимой ими темы.

Они исследуют доподлинный маршрут идальго и его оруженосца. Об этом спорят города — Эскивиас (город, где Сервантес женился на Каталине) с Алькасар-де-Сан-Хуаном, который называют сердцем Ламанчи. Дискуссии идут о том, откуда выехал Дон-Кихот со своим Санчо…

В каждом из этих городов есть свои ворота, которые, по мнению темпераментных спорщиков, являются единственными и истинно подлинными… Бенто — так называются постоялые дворы. Их много. Но каждый хозяин бенто считает, чтр все неповторимые события, связанные с Рыцарем Печального Образа, происходили именно у него…

Земля Ламанчи. Я сразу узнал ее.

Хотя раньше она мне лишь снилась.

Я «жил» на ней пять лет, пока работал над серией, и… я ее увидел именно такой.

Красной. Потрескавшейся от невыносимого палящего солнца.

Я увидел эти стада, неспешно вышагивающие по убогим пастбищам… Суровая земля. Бесконечные просторы выжженной почвы. Пустынно.

Глухо… Одинокие старые мельницы. Особенно воздух старины ощущается в Кампо-де-Криптана, где мельницы истинно древние, с деревянными механизмами. Ветры Испании… Они уже не вращают деревянные крылья этих безмолвных свидетелей подвигов Дон-Кихота.

Бесконечно грустно стало мне в этом прозрачном воздухе, особенно чистом, в котором до стереоскопичности резко и четко рисуется реальный мир.

Эпические закаты… Они как будто напоминают нам о вечности, что веет от этой земли. Сервантес избороздил ее, собирая подати. Он видел горе и радость. И образы этой скупой и суровой земли и ее народа вошли в сердце…

Ночлег Франсуа Вийона.

Люди Ламанчи. Я увидел пожилых крестьян с лицами, изборожденными глубокими морщинами, подобно трещинам родной почвы, на них тоже лежит печать вечности…

Контрасты.

Ими полна Ламанча. Люди пашут на старых, как мир, волах. Рядом современная автострада с яркими бензоколонками и огромные щиты с черными быками — рекламой лучшего испанского коньяка «Осборн»… Но, конечно, самое глубокое впечатление у меня осталось от людей Ламанчи…

Доминго Пара Мартинес — парикмахер, солидный, похожий на профессора жгучий брюнет с ослепительной улыбкой.

В его цирюльне в Алькасар-де-Сан-Хуане рядом с ярчайшей хромированной мебелью в углу стоят деревянные раскрашенные скульптуры Дон-Кихота и Санчо Пансы.

Его второй кумир после Сервантеса — Федерико Гарсиа Лорка, и цирюльник, сам блестящий гитарист, устроил концерт, посвященный творчеству Лорки.

Позвал хитано — испанских цыган.

Сам декламировал и играл. Все пели и танцевали огненное фламенко. А на стене цирюльни красовалась огромная карта с маршрутом странствий Дон-Кихота по земле Ламанчи.

Так реальность и легенда жили рядом. А потом Доминго подарил мне эмблему цирюльни — медный тазик, такой же послужил Дон-Кихоту шлемом Мамбрино.

Это был поистине бесценный подарок.

Вот он…

Рядом с тазиком на стене висела старая сбруя с позеленевшими от времени медными бляхами. Я спросил художника, откуда этот сувенир.

— В доме Каталины, — рассказывает Бродский, — где женился Сервантес, теперь живет простая испанская семья. Они свято берегут дом в первозданном виде.

Хозяин дома, узнав, что я художник из России, подарил мне «сбрую Росинанта», а впрочем, если говорить точнее, сбрую мула, правда, XVI века.

Мне довелось познакомиться еще с одним сервантистом — Анхелем Лихеро Мостоли, владельцем скобяной лавки. Голубоглазый, румяный, полнокровный, бурного темперамента, мажорный, он чем-то был похож на Санчо Пансу…

Когда я пришел к нему, он тут же пригласил меня зайти за прилавок в маленькую каморку, где стал открывать одну за одной папки, исследования жизни и творчества Сервантеса, которые он публикует в разных странах мира.

Должен признаться, что в современном западном мире, сложном, полном социальных контрастов и прагматизма, такие, подобные ламанчским, встречи с чуткими, умными и на первый взгляд даже чуть чудаковатыми людьми, влюбленными в старину, романтику своей земли, в классиков своей культуры, оставляют глубокое, неизгладимое впечатление.

Все это было очень волнующе и незабываемо.

«Ночлег Франсуа Вийона» — иллюстрация к Роберту Стивенсону, острая, экспрессивная, полная движения. Застывшая в своем неизбывном горе безумная «Офелия» из шекспировского «Гамлета». Очаровательная игривая «Ласочка» из «Кола Брю-ньона» Ромена Роллана — лишь небольшая толика того, что создал Савва Бродский.

Ведь его кисти, перу, резцу принадлежат превосходные сюиты к творениям Бальзака, смело трактующим глубоко психологические образы героев «Человеческой комедии», «Спартаку» Джованьоли — дерзкому освещению мира античного Рима, вдохновенные листы к литературным грезам Александра Грина, новеллам Стефана Цвейга. Он иллюстрировал романы Флобера, Мопассана, их рассказы. И многое, многое другое…

Последним его трудом была серия рисунков к «Шинели» Гоголя. То было интереснейшее, объемное, крайне своеобычное прочтение этой трагедии маленького человека.

Савва Бродский — живой, остроумный, полный замыслов, внезапно ушел от нас…

Автопортрет в меховой шапке