Подарок на тезоименитство
Подарок на тезоименитство
Григорий Григорьевич Орлов (1734–1787) — знаменитый фаворит Екатерины II еще с тех времен, когда она была не императрицей, а просто великой княжной Екатериной Алексеевной, супругой наследника престола Петра Федоровича (будущего Петра III). Происходил Орлов из старинного легендарного рода стрельцов. Это его неукротимый и мужественный предок, стрелец Иван Орлов, произнес на эшафоте фразу, прошедшую сквозь века. В то хмурое далекое утро стрелецкой казни именно Иван Орлов бесстрашно отодвинул от помоста молодого царя Петра, лично наблюдавшего за расправой: «А ну посторонись, государь! Здесь не твое — мое место!» И Иван Орлов мужественно шагнул на плаху, положив под топор свою повинную голову.
Такое бесстрашие и удаль молодецкая столь поразили юного Петра, что он приказал немедленно поднять обреченного и помиловал его. С тех пор служил род Орловых царям Романовым верой и правдой. Ну а служба пятерых внуков Орлова — Ивана, Григория, Алексея, Федора и Владимира — пришлась на Екатерининское время. Братьев недаром звали орлами — все они были статны, красивы, страстно обожали молодую Екатерину, участвовали в дворцовом перевороте, который и привел ее на российский престол. Но Екатерина выделила Григория — влюбилась в этого силача и красавца-поручика с первого взгляда. Случилось это конечно же весной. Шел тогда 1759 год.
И вплоть до 1772 года всесильный фаворит царствовал в ее постели и сердце. Екатерина даже подумывала о свадьбе (ведь у них родился сын Алексей Григорьевич, получивший фамилию Бобринский). Но все имеет свой конец. Буйный нрав Григория Орлова утомил государыню. Конечно, она помнила все его заслуги — пожаловала ему графский титул, всевозможные ордена и медали, вотчины и дворцы, позже и высочайшие военные чины. Однако Екатерина помнила и всех потаенных любовниц своего «ветреного орла», не смирившего свою разудалую натуру даже ради государыни всея Руси.
В начале 1773 года при дворе уже начали поговаривать о том, что старшего ветреного брата в спальне «матушки» заменил третий из «орлов» — Алексей, тоже статный красавец и невероятный силач. Он мог спокойно поднять карету с пассажирами и двумя пальцами в лепешку раздавить яблоко. Однако речи, кои вела с ним государыня, были не о любовных страстях, а о военных походах, ведь Алексей был умным, хитрым и чрезвычайно храбрым полководцем. За выигранную у турок морскую Чесменскую кампанию он стал народным героем и получил титул Орлов-Чесменский. Между прочим, это он в 1775 году сумел окольными путями доставить в Петербург авантюристку, называемую княжной Таракановой, которая выдавала себя за дочь Елизаветы Петровны и «истинную наследницу» русского престола.
Впрочем, все сплетни о том, что и Алексей Орлов побывал в постели государыни Екатерины, быстро смолкли, ибо стала видна правда.
В начале 1772 года Григорий Орлов был направлен Екатериной на переговоры с турками. Посольство снарядили богато — триста человек, роскошно одетые, частью в золоченых каретах, частью на вороных скакунах, напоминали скорее выезд царского двора, нежели посольство на переговорах. Самому Григорию Орлову было «сшито несколько золотошитых кафтанов», самый парадный из которых был сплошь расшит бриллиантами и стоил ни много ни мало — миллион рублей. То есть Екатерина не поскупилась на своего любимца. Вот только на переговорах Орлов не проявил ни грана дипломатического таланта. Он то громогласно обвинял турков, то грозил всевозможными карами, а то и вовсе буянил, не «смогши смирить гордыни и гнева опосля бурных возлияний» (проще говоря — после попойки). Ну а 18 августа буян просто бросил переговоры и ускакал в Яссы, где стоял штаб русской армии генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева.
Словом, к концу августа Екатерина получила донесение о «непотребном поведении» своего любимца. И терпение ее лопнуло — ведь от переговоров зависело так много, а буйный Орлов не сумел сдержать свой гордый норов!
Третьего сентября императрица отослала лично Григорию Орлову рескрипт с повелением сложить полномочия и поступить под команду Румянцева. Орлов был шокирован, но тут из Петербурга пришло письмо от его братьев о катастрофе, которая настигла его уже в Санкт-Петербурге.
Оказалось, что в отсутствие Григория Орлова императрица влюбилась — и опять с первого взгляда. Летом 1772 года сорокатрехлетняя Екатерина жила в Царском Селе. Там в карауле она и увидела двадцатишестилетнего красавца-корнета Александра Васильчикова. Молодой и статный атлет поразил сердце государыни. Она даже приказала пожаловать его золотой табакеркой «за содержание караула». Ну а повечеру бравому корнету предстояло явиться к Екатерине с благодарностью.
После пылких благодарений образ Орлова померк в глазах венценосной любовницы. Да и то — мало ли она с ним намучилась! Он не только оказался не готов к серьезным государственным деяниям (брал пример хотя бы с братца Алексея!), но и постоянно компрометировал ее, открыто слывя «сердцеедом и изменщиком». Даже галантный французский посланник в России граф Беранже отписал на родину: «Этот русский открыто нарушает законы любви по отношению к императрице; у него в городе есть любовницы, которые не только не навлекают на себя гнев императрицы за свою угодливость Орлову, но, по-видимому, пользуются ее расположением. Сенатор Муравьев, накрывший с ним свою жену, едва не сделал скандала, прося развода. Царица умиротворила его, подарив земли в Ливонии».
Что ж, Екатерина терпела, сколь могла — делала вид, что ничего не знает, улаживала скандалы, оплачивала выходки мил-друга Гришеньки. Но сколь можно?! Чаша любого терпения когда-нибудь переполняется…
Д.Г. Левицкий. Екатерина II — законодательница в храме Правосудия. 1783 г.
Тем паче что молодой Александр Васильчиков нрава был тихого, сам скромен и любезен. Не богат, но родовит. И главное, несмотря на отличные военные отзывы, обучен самым изысканным манерам и пьет в меру, никогда не теРяя контроля над собой. Так что новый фаворит быстро п°шел в гору. В августе ему был пожалован чин камер-юнкера, в сентябре он уже — камергер двора Ея Величества. Больше того, в отсутствие Орлова Васильчиков занял его покои во дворце непосредственно рядом с императрицей. Заботливая «матушка», опасаясь, что Григорий Орлов, прознав про «эдакое», при своем буйном нраве может неожиданно вернуться и напасть на соперника, приказала дворцовому караулу денно и нощно нести вахту около дверей «Сашеньки».
Впрочем, Орлов по возвращении буйствовать не стал. Уехал, как повелела «матушка», в Гатчину. Вел себя там тихо. В Петербург к братьям наезжал редко. На глаза Екатерине старался не попадаться. Да та и не звала…
Двадцать четвертого ноября 1773 года столичный Петербург пышно праздновал именины матушки-государыни Екатерины II. Сама именинница, хоть и роскошно разодетая, увешанная бриллиантами, старалась превратить празднование в домашнее отмечание. В «круг» были призваны только самые близкие. Как ни странно, появился и Григорий Орлов, даже любезно раскланялся с Васильчиковым, давая понять, что принимает нынешнее положение дел.
Несмотря на позднюю осень, почти уж зиму, приглашенные явились с огромными букетами. Потом дарили подарки, стараясь перещеголять друг друга. Один только мрачный красавец Григорий ничего не преподнес. Окружающие уже начали тихонько шептаться по углам, что прежний фаворит «кажет свой норов». А коли так — зачем вообще явился?! А ну как государыня осерчает? Так и до беды-опалы недалеко — тут и братья могут не помочь…
Вон сидит «орел», насупившись как сыч. У государыни Екатерины праздник, все веселые с богатейшими подарками. Только хмурый Григорий Орлов с пустыми руками. Недаром юркий дипломат, прусский посланник граф Виктор фон Сольмс, подошел к бывшему фавориту — этот скандал за версту чует.
Однако никакого скандала не последовало. Григорий Орлов сбросил маску роковой угрюмости и хлопнул себя по лбу, как делают люди, забывшие нечто важное: «Что же это я? Прости, матушка! У тебя праздник, а я, старый дурень, совсем запамятовал. Ну не серчай, не припас пода-рочка… Хотя, впрочем… тут у меня кой-что завалялось. Может, сгодится? Не откажи, прими!..»
И Григорий протянул Екатерине небольшую коробочку. Императрица открыла и ахнула. На синем бархате переливался гранями алмаз, да такой огромный, какого и во всей сокровищнице государственной не сыщешь! А ведь закрома российских императоров полны-полнехоньки. Но такого нет…
«Угодил, угодил… — проговорила императрица и кокетливо погрозила Орлову пальчиком. — Ох, проказник!»
«Проказник» же думал: «Авось верну былую благосклонность! Ну а нет, так хоть разойдемся миром. Без обид с враждою…»
Фавора Григорий, конечно, не вернул. Впрочем, и Васильчиков его не удержал. Куда им всем! На горизонте Екатерины Великой уже маячил ее мил-друг «великий Гришенька» (и к имени новому привыкать не пришлось!) — Григорий Потемкин, позже светлейший князь, а пока что 35-летний генерал-поручик. Ох уж эти поручики!..
Впрочем, алмазный подарок все же сделал свое дело — продлил благоволение императрицы к Орлову на всю его жизнь. Более того, когда Екатерина узнала, что Орлов выкупил сей алмазный подарок (а на то время камень занимал третье место в мировой иерархии алмазов) за 400 тысяч рублей в кредит с выплатами на семь лет, она приказала внести ежегодную сумму выплат в статью своих личных расходов. И когда Григорий Орлов собрался выплатить за алмаз первый взнос, оказалось, что положенные 75 тысяч уже уплачены. И даже когда Григорий Орлов женился по любви на своей двоюродной сестре, что по тем временам было весьма шокирующе по причине родства, Екатерина дала согласие на этот брак. Как ни посмотри, помог алмаз — умаслил сердце государыни.
Она даже хотела носить драгоценность постоянно. Но ювелиры не смогли вставить его ни в кольцо, ни в ожерелье — уж очень большим был камень. Переогранить же сокровище Екатерина, восхищенная его светом, не решилась. В 1774 году она повелела называть сей алмаз «Орловым» и вставить его в навершие своего государственного скипетра. С тех пор легендарный камень и находился сначала в казне российских императоров, потом, с советских времен, в Государственном Алмазном фонде в Московском Кремле.
Поразительно, но если предположить, что «Орлов» и есть «Великий Могол», то он какими-то неведомыми путями оказался в Москве, то есть там, где, считается, скончался и его первооткрыватель — французский купец-путешественник Жан-Батист Тавернье, который и привез камень в Европу. Словом, круг замкнулся…