Приданое инфанты и свадебные платья немецких принцесс

Приданое инфанты и свадебные платья немецких принцесс

А синий алмаз, которому, казалось бы, суждено было навсегда оставаться в монастырской сокровищнице, вновь оказался в королевской казне. Веласкес увидел его в 1660 году, когда Филипп IV решил выдать одну из своих дочерей, инфанту Марию Терезу, за молодого короля Франции Людовика XIV и поручил организацию этого чрезвычайно важного для Испании торжества своему любимому художнику. Причем даже аргументировал это: «Мой дон Диего слишком большой молчун, чтобы проболтаться обо всех сюрпризах, и слишком нелюдим, чтобы назначить на денежные места своих людей!»

Веласкес действительно все сделал сам. Сам создал и фасон свадебного платья инфанты, и цветочную декорацию барки, на которой невеста должна была переплыть реку Бидассоа, по которой проходила граница Испании и Франции, и эскиз обивки кареты в виде сказочного грифона, «на котором испанская красавица воспарит в Фонтенбло». Филипп во всем положился на любимца. Но драгоценности для приданого они отправились выбирать вместе.

Хранитель королевской сокровищницы уже ждал их, склоняясь в нижайшем поклоне. Кованые сундуки были распахнуты, и в свете многочисленных факелов драгоценные камни искрились всеми цветами радуги. Главные сокровища короны были выложены на специальном столе, затянутом фиолетовым бархатом. Король поднял на художника тяжелый взгляд: «Каков ваш выбор, дон Диего?»

Художник склонился в низком церемонном поклоне (нельзя же просто так говорить с «его католическим величеством»!) и начал, тщательно подбирая слова: «Вот этот жемчужно-бриллиантовый гарнитур из двадцати семи предметов — любимец инфанты. Конечно, она должна взять его с собой. А вот этот набор из тридцати подвесок восхитил посла Франции. Тот даже сказал, что в его стране нет ничего подобного. Значит, надо включить в приданое и его — хорошо утереть нос французам. А вот это… — Голос Веласкеса дрогнул. — Неужели это алмаз невест? А говорили, что он утерян…»

Филипп ткнул пальцем в темно-синий камень: «Он и вправду вечно теряется, но всегда находится. Правда, в последний раз он не терялся. Я тайком отдал его двоюродной сестрице в качестве вклада в монастырь Мадре де Диас. Думал, она станет Христовой невестой. Но сестрица оказалась бунтовщицей. Мало того что в монастырь пришлось тащить ее силой, так она еще и умерла, не дождавшись пострига. Вот монахини и вернули камень».

Веласкес поежился: бедная девушка стала жертвой интриг, а Филипп говорит об этом как о само собой разумеющемся. Сколь жесток королевский двор! И что стало бы с самим Веласкесом, узнай король, что его художник нарисовал обнаженной даму из королевского семейства? Казнь? Пытки? Хорошо, что жена надежно спрятала крамольный портрет…

«Раз этот камень считается драгоценностью невест, — выдавил он, — не отдать ли и его в приданое инфанте?»

Король тяжело вздохнул: «Вообще-то я думал об этом. Но уж больно алмаз красив. Да и к тому же брак Марии Терезы с Людовиком — династический. Сколько ни посылай алмазов, вряд ли они принесут счастье. Но скоро подрастет моя любимица — инфанта Маргарита — та самая, которую ты так часто рисуешь. Мне особенно нравятся твои «Менины». Там запечатлены все, кого мне приятно видеть. Ты сам, со своими кистями, мои смешные карлики, фрейлины-менины — любимицы королевы. Даже твой родственник дон Хосе в дверном проеме. Ну и конечно, мы с королевой, отраженные в зеркале. А в центре — наша золотоволосая Маргарита. Тогда ей было шесть лет. Теперь уже девять. Скоро и ее сосватаем. Вот тогда и отдадим синий алмаз. Пусть принесет ей счастье!»

Король знал, что говорил. Брак «короля-солнца» с Марией Терезой оказался хоть и долгим, но несчастливым. Королевские фаворитки сменялись как перчатки, и законная супруга выплакала все глаза. А вот младшая дочь Филиппа IV, золотоволосая Маргарита, в конце 1666 года вполне удачно вышла замуж. Любимого живописца короля, Диего Веласкеса, к тому времени уже не было в живых, так что свадьбу пятнадцатилетней инфанты и двадцатишестилетнего императора Священной Римской империи Леопольда I Габсбурга, бывшего еще и королем Венгрии и Чехии, оформлял уже новый художник.

Император Леопольд был человеком весьма талантливым и разносторонним. Сочинял прекрасную музыку, разбирался в живописи и вместе с тем увлекался науками. Свою золотоволосую жену он полюбил страстно — заваливал подарками, развлекал концертами и даже подарил ей часы собственного изготовления. Правда, он отличался истовой набожностью и каждый день подолгу ^молился. Но это никак не смущало новобрачную — ведь при испанском дворе богослужение, казалось, и вовсе никогда не прекращалось. Так что юная Маргарита всегда знала, какими мечтами занять свое воображение, слушая очередную мессу.

Переехав из Мадрида в Вену, где находилась официальная резиденция Леопольда I, новоявленная императрица являлась на богослужения в дворцовой церкви одетая на испанский манер — в скромном глухом платье почти без украшений. Лишь только брошь, в центре которой сиял небесно-голубой алмаз, украшала ее левое плечо. Рядом с внешне не слишком привлекательным мужем Маргарита смотрелась настоящей красавицей. В общем, они дополняли друг друга и были счастливы вместе, хотя брак их оказался недолгим. Спустя семь лет после свадьбы императрица умерла при родах.

Небесный алмаз остался в сокровищнице Леопольда. А уже через три года император преподнес его своей новой невесте — немецкой принцессе Элеоноре. И та приколола его на корсаж свадебного платья.

Камень оправдал надежды — принес счастье и новой владелице. Леопольд стал ей верным мужем, нежным отцом их детей, в том числе и наследника — будущего императора Иосифа I. Однако уже лет с пятнадцати Иосиф начал доставлять родителям сплошные огорчения: во дворце не осталось ни одной придворной дамы или камеристки, не пострадавшей от его приставаний. Дошло до того, что благородные фамилии перестали отправлять к имперскому двору своих дочерей. Элеонора решила воздействовать на сына ранней женитьбой. И вот в двадцать один год он повел к алтарю красивую и веселую Амалию Вильгель-мину, дочь герцога Брауншвейгского. А чтобы заручиться благословением Небес, императрица собственноручно приколола в день свадьбы к ее платью волшебный камень невест. Церемония венчания прошла необыкновенно пышно. Леопольд I довольно кивал головой, слушая брачные обеты наследника. Наконец-то его сын образумится, и жизнь войдет в спокойное русло. Императрица даже прослезилась, когда невеста тоненьким голоском начала произносить слова своей клятвы: «Я, Амалия Вильгельмина…» — но в это время застежка на платье расстегнулась, и брошь со старинным алмазом с резким стуком упала на мраморный пол.

Амалия ахнула, но слова обета прервать не решилась. Потом вступил архиепископ, венчавший молодых. Когда же он произнес: «Скрепите свою клятву поцелуем!», принц Иосиф, неуклюже шагнув к невесте, наступил на камень. Алмаз чиркнул о мраморный пол, королева тихо вскрикнула: «Благослови нас, Боже!»

На другой день покореженную драгоценность показали лучшему мюнхенскому ювелиру. Тот, тщательно осмотрев ее, вынес вердикт: «Брошь, конечно, можно восстановить. Но на алмазе обнаружились три царапины. Прикажете огранить камень заново?»

Леопольд I вопросительно взглянул на жену. Та вздохнула: «Не стоит! Это знак Божий… Видно, брак нашего сына не будет удачным».

Все так и вышло. Жена не отвратила Иосифа от похождений на стороне. Напротив, он стал еще разнузданнее, особенно после того, как в 1705 году, после смерти отца, взошел на престол. Вдовствующая императрица Элеонора с грустью наблюдала, как ее непутевый сын менял фавориток. Ради них он опустошал казну, передарил им почти все драгоценности. Последняя пассия, шумная и вульгарная Марианна Пальфи, дочь венгерского богача, попыталась заполучить и главное сокровище — легендарный алмаз невест. Может, она и сама втайне надеялась стать будущей императрицей.

Как-то утром Иосиф бесцеремонно ворвался в спальню матери: «Прошу вас отдать мне тот старый алмаз!» Элеонора гордо вскинула голову: «Вы пьяны, сын мой! Выйдите вон!»

Иосиф подскочил к матери — то ли вознамерился ударить, то ли заломить ей руки. Но Элеонора оказалась проворнее, оттолкнув его. Иосиф упал. Боже, от постоянных попоек и венерических недугов он оказался слабее своей старой матери!..

Элеонора перешагнула через копошащуюся на ковре пародию на монарха и гордо покинула будуар. Нет уж, волшебный камень не достанется какой-то венгерской потаскушке! Вызвав личного ювелира, она приказала положить алмаз невест в банк на имя своей любимой внучки — эрцгерцогини Марии-Амалии. Пусть он принесет ей счастье!