Помечтаем о бессмертии

Помечтаем о бессмертии

Передача черт и свойств по наследству — несомненно одно из самых удивительных проявлений живой материи. Ведь таким путем организм имеет возможность пережить свою смерть и как бы обеспечить себе бессмертие. Однако, подобное (относительное) бессмертие никого особенно не радует. Вот если бы… Да, мечты о реальном бессмертии человечество лелеяло всегда. Но тут следует уточнить, как говорится, некоторые существенные детали. Об этом хорошо говорили в своей беседе, опубликованной в «Технике — молодежи», советский космонавт Виталий Севастьянов и американский писатель-фантаст Фредерик Пол:

В. Севастьянов. Мы подошли к интереснейшей теме — к бессмертию. Для нас, космонавтов, тут особый, «профессиональный» интерес. Если можно продлить жизнь неограниченно долго, значит, земной человек (а не только машина) может отправиться к другим звездным мирам. Конечно, я говорю о наших далеких потомках…

Ф. Пол. О неограниченном долголетии мечтали уже в древнем Вавилоне, Шумере, Египте. Но ее величество природа строга и беспощадна, она повсеместно действует по принципу необходимости. Все живые существа смертны — значит, так надо природе. Чем была бы жизнь без смены поколений? Тем же, чем Земля без смены времен года. И потом, что значит продлевать жизнь до бесконечности? Вместе с болезнями? Со старческими недугами? Мне вспоминается любимая притча великого ученого средневековья Роджера Бэкона о некоем сицилийском пахаре, который нашел на своем поле зарытый в землю золотой сосуд, содержащий превосходный напиток, бессмертный дар неба, как подумал пахарь. И он пил его, и омыл им лицо, и его рассудок и тело изменились чрезмерно, и из деревенского пахаря он стал мальчиком на побегушках у короля. Такого ли «бессмертия» жаждем все мы?

В. Севастьянов. Мне тоже припомнилась древняя притча о некоем пленнике сарацинов, получившем чудодейственный эликсир. Снадобье продлило жизнь пленника на пятьсот лет, однако, увы, не избавило ни от старости, ни от тягот плена…

Ф. Пол. Несколько лет назад один американский ученый высказал предположение, что все мы могли бы жить бесконечно, если бы того захотели. Достать но незадолго до смерти заморозить человека при достаточно низкой температуре. Потом его можно оживить — хоть через 200 лет, хоть через 5000. Можно не сомневаться, что к моменту оживления земная медицина достигнет таких высот, что «оттаявший» человек будет практически бессмертен. Признаться, я как фантаст восхищен подобными намерениями, хотя слабо верю в успех столь «строгих» научных экспериментов. Тем же восьми подопытным, которые уже рискнули в глыбах льда отправиться в путешествие к вечности, я по-человечески желаю счастливого пути.

По-моему, и так достаточно ясно, что человеческая жизнь уже продлена весьма значительно: за последние 500 лет она возросла в среднем почти вдвое. Я не знаю, есть ли пределы этому росту, но кто поручится, что уже наши дети или внуки не будут жить по 150–200 лет?..

Ну а как же с нашей мечтой о бессмертии? Мне очень хочется познакомить читателей с мыслями нашего видного биолога Василия Феофиловича Купревича, который возглавлял Академию наук Белоруссии. В 1968 году он написал для «Литературной газеты» статью — «Долголетие: реальность мечты». Вот ее содержание.

Смерть противна натуре человека. Мечту свою о вечной жизни люди воплотили в мифы о бессмертных богах. Вероятно, человек интуитивно понимал, что века, на протяжении которых шла эволюция, потрачены зря, если жить ему всего пятьдесят — семьдесят лет.

Откуда следует, что каждое существо обречено умереть? Обычно отвечают: из наблюдений, опыта. Но опыт ежедневно убеждает нас, что Солнце обращается вокруг Земли… Маркс оставил нам великий принцип: все подвергай сомнению. В применении к науке это означает — проверять время от времени те общепринятые, «очевидные» истины, на которых она покоится. Организмы утратили способность обновлять «изнашивающиеся» клетки не потому, что те в силу своей природы не могут размножаться безгранично. Просто способность эта была утрачена в результате естественного отбора, и жизнь гипотетически бессмертной особи сокращалась как раз на тот срок, в течение которого она уже бесполезна для вида.

Смерть — явление историческое она существовала не всегда, а появилась на определенном этапе развития жизни и сразу же стала важнейшим двигателем эволюции: смена поколений сделала возможным появление (и сохранение в результате естественного отбора) как раз тех организмов, которые лучше были приспособлены к окружающей среде.

Человек — существо биологическое и социальное. Он прямой потомок высших животных, для которых срок жизни — это примерно столько времени, сколько нужно, чтобы оставить после себя жизнеспособное потомство. Однако с возникновением общества человек вышел из-под власти естественного отбора. Организм его сложился в далеком прошлом, и, по-видимому, на долгие времена. А смерть? Она стала в данном случае историческим анахронизмом.

Как фактор, способствующий улучшению природы человека, она не нужна. С точки зрения общества, она вредна. Исходя из задач, стоящих перед человечеством, просто нелепа. Кто же захочет закрепить эту нелепость на вечные времена? Жизнь возникла исторически, а значит, может быть отодвинута в принципе на любое число лет. Мы многого не знаем, нам неизвестен даже тот предельный возраст, до которого когда-либо доживал человек. Одни геронтологи полагают, что предел этот сто двадцать лет, другие демонстрируют нам старца, перешагнувшего за сто пятьдесят. Были ли люди, прожившие дольше, например, двести — триста лет?

Но в конце-то концов дело не в том — сумеем ли мы найти подтверждения мифов о долгожителях. Важнее другое. Для того, чтобы получить «инструмент» продления человеческой жизни, нужно познать причины старения организма. Для того, чтобы установить предел возможной ее продолжительности, нужно узнать первопричину смерти. Тот механизм ее, который, повторяю, был порожден в процессе эволюции.

Неизбежность старения и смерти живого существа не может быть теоретически обоснована. И то и другое (как и сама жизнь) — явления не количественные, а качественные, имеющие свою особую, не временную размерность.

Что же отмеряет время жизни высших животных? Еще И. П. Павлов ставил собак в нервирующие условия, ломая их психологический стереотип. Такие животные умирали раньше. Вероятно, процессы старения и смерти связаны как-то с нейроном — нервной клеткой. Создается впечатление, что важнейший признак старения проявляется в прогрессирующем снижении степени упорядоченности жизненно важных процессов и падения их интенсивности.

Стареет, изнашивается нервная система. Однако надо думать, что в недалеком будущем наука о психической деятельности человека будет воссоздана на новой основе, тогда, вероятно, появятся принципиально новые методы и средства психотерапии, способные защищать от износа и обновлять нервную систему.