ТРЮК С ПИАНИССИМО

ТРЮК С ПИАНИССИМО

Один из самых надёжных способов снова пробудить у слегка утомившейся публики интерес к музыке — это, как и в театре, внезапное уменьшение силы звука. Этот феномен известен практически каждому: как только в большой компании за столом кто-то начинает говорить тихо-тихо, едва слышно, — шумная беседа сразу затихает, и все внимательно вслушиваются, чтобы уловить хоть что-нибудь из сказанного.

Так же в музыке. Уменьшается сила звука — почти автоматически возрастает внимание. Все напряжённо слушают, стараясь ничего не упустить. Лично для меня тишайший звук, пианиссимо, — самое прекрасное в музыке. В этом звуке есть нечто таинственное, ведовское, он говорит о столь многом, что мне не остаётся ничего другого, как зачарованно слушать. Без громких, энергичных звуков не обойтись, но содержания в них нередко значительно меньше, чем в мягких, сдержанных пассажах. Само собой разумеется, композиторы всегда знали об особом воздействии смены громких и тихих звуков и весьма плодотворно использовали этот контраст в своих сочинениях. Иногда, словно вспоминая о публике, впадающей временами в дремоту, делали это с юмором, даже некоторой насмешкой. Самый известный тому пример — «Симфония с ударом литавр» Йозефа Гайдна: сначала оркестр играет всё тише и тише, а затем тишину внезапно взрывает фортиссимо удара литавр. И все в мгновение ока стряхивают с себя сонное состояние.

Такой же эффект можно встретить в «Эрцгерцог-трио» Бетховена, во время перехода от медленной, напевной части к финалу. Бетховен вдруг стучит кулаком по клавишам, и убаюканные музыкой, уже готовые вздремнуть слушатели сразу пробуждаются. Можно сказать словами Шиллера: старые мастера знали, с кем имеют дело. Хотя концертная публика в те времена вдохновлялась музыкой, да и в своей значительной части понимала в ней толк, сосредоточенно её слушали далеко не всегда. Даже Гёте, воистину великий любитель музыки, согласно свидетельствам очевидцев, во время придворного концерта в Веймаре громко разговаривал с одной знатной дамой, пока Карл Мария Вебер фантазировал за фортепьяно. Это напоминает признание Оскара Уайльда в его опубликованном в 1890 году романе «Портрет Дориана Грея»: «Музыку Рихарда Вагнера я люблю больше, чем музыку любого другого композитора. Она такая громкая, что можно всё время говорить, не боясь, что другие тебя услышат».