Уильям Гэзлитт
Уильям Гэзлитт
(1778—1830 гг.)
философ, публицист и критик
Без помощи предубеждений и обычаев я бы заблудился даже в собственной комнате.
Говоря правду женщинам, которые в самом деле красивы, мы учимся льстить остальным.
Даже если мир ни на что другое не годен, это все же прекрасный предмет для рассуждений.
Дефо говорит, что в его время нашлась бы сотня тысяч отважных англичан, готовых не на жизнь, а на смерть сражаться против папизма, не зная даже, что такое папизм – человек или лошадь.
Друга я больше всего люблю за его недостатки, о которых можно поговорить.
Едва ли нужно обязательно быть поэтом, чтобы быть критиком; но, чтобы быть хорошим критиком, нужно не быть плохим поэтом.
Единственный грех, который не может быть отпущен, – это лицемерие. Раскаяние лицемера само по себе лицемерие.
Если бы человек больше думал, он меньше бы действовал.
Есть люди, которые дают обещания ради удовольствия нарушить их.
Занятие критиков – следить за поэтом, но следить за критиками – не занятие для поэта.
Искусство доставлять удовольствие состоит в том, чтобы самому быть довольным.
Лишь те заслуживают памятника, кто в нем не нуждается.
Любовь к славе обычно лишь другое название для любви к превосходству; или же это стремление к высшему превосходству, утвержденному наивысшим авторитетом – авторитетом времени.
Малейшая боль в мизинце тревожит нас больше, чем убийство миллионов наших ближних.
Мы всегда готовы рассказать одну и ту же историю дважды – но не услышать ее дважды.
Мы говорили бы мало, если бы не говорили о себе.
Нам мало быть правыми; нам нужно еще доказать, что другие совершенно не правы.
Нет человека без недостатков – и слава богу, потому что такой человек не имел бы друзей.
Ни один юноша не верит в то, что когда-нибудь он умрет.
Никто не лицемер в своих снах.
Обсуждение слабостей и причуд наших общих друзей – великое удовольствие и цемент дружбы.
Общественное мнение – страшный трус: оно боится само себя.
Остроумие – соль разговора, но отнюдь не его пища.
Позволь человеку восхищаться собой, и непременно найдется множество простаков, которые будут восхищаться им.
Прозвище – наиболее трудноопровергаемый аргумент.
Разделение труда существует даже в пороке. Одни лишь размышляют о нем, другие применяют на практике.
С той высоты, с которой смотрит на мир величие, все люди кажутся равными.
Самые прочные монументы, несомненно, те, что сооружены из бумаги.
Свой новый дом на первый год отдай врагу, на второй – другу, а на третий въезжай в него сам.
То, что уже не вызывает споров, не вызывает и интереса.
Только невежество творит страшилищ и монстров; наши знакомые всегда самые обычные люди.
Тот, кто ведет войну со всеми, едва ли в мире с самим собой.
Тот, кто приходит к мысли о собственном величии, имеет очень невысокое понятие о величии.
Умные люди – это орудия, которыми делают свою работу дурные люди.
Я бы с удовольствием провел всю свою жизнь в заграничных путешествиях, если бы мог прикупить еще одну жизнь, чтобы провести ее дома.
Я люблю время от времени навещать друзей, просто чтобы взглянуть на свою библиотеку.
Благоденствие – это великий учитель, но несчастье – учитель величайший. Богатство изнеживает разум; лишения укрепляют его.
В зависти, среди прочего, заложена и любовь к справедливости.
В хороших делах мы раскаиваемся ничуть не реже, чем в дурных.
Ведущий войну с другими не заключил мира с самим собой.
Всем нам свойственно низкопоклонство.
Удочка – это палка с крючком на одном конце и дураком на другом.
Если бы человечество стремилось к справедливости, оно бы давно ее добилось.
Если хочешь доставить удовольствие, научись его получать.
Если человек в состоянии существовать без пугала, значит, он по-настоящему благовоспитан и умен.
Женщина хорошеет на глазах, глядя на себя в зеркало.
Здоровый желудок не принимает дурную пищу, здоровый ум – дурные взгляды.
Излюбленная мысль – богатство на всю жизнь.
Истинное остроумие свойственно простым людям, а не образованным.
Любовь к свободе – это любовь к людям; любовь к власти – это себялюбие.
Мир хорош хотя бы тем, что он – отличная тема для размышлений.
Мода – это аристократизм, убегающий от пошлости и боящийся, что его догонят.
Молчание – особое искусство беседы.
Мы обладаем в душе ровно столькими достоинствами, сколько можем видеть в других людях.
Наше самолюбие протиснется в любую щель.
Нельзя считать идею пошлой только потому, что она общепринята.
Нет более ничтожного, глупого, презренного, жалкого, себялюбивого, злопамятного, завистливого и неблагодарного животного, чем Толпа.
Ни один по-настоящему великий человек никогда не считал себя великим.
Перестав быть спорной, мысль перестает быть интересной.
Никогда не жалейте людей, с которыми поступили дурно. Они лишь ждут удобного случая так же дурно поступить с вами.
Откровенная неприязнь всегда подозрительна и выдает тайное родство душ.
Предрассудок – дитя невежества.
Разум! Когда же кончится столь долгое несовершеннолетие твое!
Самые лицемерные люди чаще других остаются в дураках.
Слова – это то единственное, что остается на века.
Счастье – по крайней мере однажды – стучится в каждую дверь.
Стремление к власти так же присуще человеку, как и преклонение перед властью над собой. Первое свойство делает из нас тиранов, второе – рабов.
Те, кто громче всего жалуются на несправедливое обращение, первыми же его провоцируют…
Те, кто любит бороться за правое дело, правдой, как правило, не злоупотребляет.
Толпа, ведомая вождем, его же и ненавидит.
Тот, кто боится нажить врагов, никогда не заведет истинных друзей.
Человек – единственное животное на свете, способное смеяться и рыдать, ибо из всех живых существ только человеку дано видеть разницу между тем, что есть, и тем, что могло бы быть.
Чем больше человек пишет, тем больше он может написать.
Я всегда боюсь дурака. Никогда нельзя поручиться, что он вдобавок не плут.