МЕТАЯЗЫК
МЕТАЯЗЫК
понятие постмодернистской философии Р Барта (см.), разработанное в границах его стратегии имманентного анализа текстовой реальности. Осмысление М. было осуществлено в работе Барта “Литература и метаязык” (1957), где состоялось категориальное разграничение феноменов “язык-объект” (см.) и М.
Согласно Барту, если “язык-объект — это сам предмет логического исследования” то под М. понимается “тот неизбежно искусственный язык, на котором это исследование ведется” Осмысление М., по Барту, выступает условием того, что “отношения и структура реального языка (языка-объекта)” могут быть сформулированы “на языке символов (метаязыке)” По убеждению Барта, именно посредством М. возможно создавать аналитики такового явления, как литература: “писатели в течение долгих веков не представляли, чтобы литературу (само это слово появилось недавно) можно было рассматривать как язык, подлежащий, как и всякий язык, подобному логическому разграничению” Как полагал Барт, классическая “литература никогда не размышляла о самой себе (порой она задумывалась о своих формах, но не своей сути), не разделяла себя на созерцающее и созерцаемое; короче, она говорила, но не о себе” Лишь в контексте становления неклассической культуры, по убеждению Барта, “литература стала ощущать свою двойственность, видеть в себе одновременно предмет и взгляд на предмет, речь и речь об этой речи, литературу-объект и металитературу”
В качестве этапов осмысления движения литературы на основании эволюционировавшей идеи “М.” Барт выделял:
1) предысторию М., т. е. “профессиональное самосознание литературного мастерового, вылившееся в болезненную тщательность, в мучительное стремление к недостижимому совершенству” (фигура Г. Флобера);
2) формирование неклассической, модернистской (см. Классика Неклас- сика Постнеклассика, Модернизм) установки на неразрывность феноменологически понятой литературы и ее языковой ткани: “героическая попытка слить воедино литературу и мысль о литературе в одной и той же субстанции письма” (фигура О. Малларме);
3) оформление традиции, позволяющей “устранить тавтологичность литературы, бесконечно откладывав самое литературу на завтра, заверяя вновь и вновь, что письмо еще впереди, делая литературу из самих этих заверений” (фигура М. Пруста);
4) разрушение классической идеи референции, когда “слову-объекту стали намеренно, систематически приписывать множественные смыслы, умножая их до бесконечности и не останавливаясь окончательно ни на одном фиксированном означаемом”-
5) построение парадигмы так называемого “белого письма”, ставящего своей целью “создать смысловой вакуум, дабы обратить литературный язык в чистое здесь-бытие” (фигура А. Роб-Грийе).
Термин “М.” с точки зрения Барта, отражает в постмодернистском мирови- дении то обстоятельство, что в “наш век (последние сто лет)” поиски ответа на то, что являет собой литература “ведутся не извне, а внутри самой литературы” По его мысли, постмодернистская критика представляет собой не что иное, как “лишь метаязык” Однако, по убеждению Барта, М. не должен рассматриваться в качестве “вторичного языка... который накладывается на язык первичный (язык-объект)”. По Барту, М. должен быть способен (в силу таких своих свойств, как “связность” “логичность” и “систематичность”) в максимальной степени “интегрировать (в математическом смысле)” (“вобрать в себя” или “покрыть собою”) язык того или иного осмысливаемого автора или произведения. При этом, по Барту, сама литература разрушается как язык-объект, “сохраняясь лишь в качестве метаязыка”
Концепт “М.” можно полагать связанным с такими базовыми категориями философии постмодерна, как:
1. “Симулякр” (см.): по мысли Барта, “истина нашей литературы ...это маска, указывающая на себя пальцем”.
2. “Трансгрессия” (см.): по М. Фуко (см.), язык открывает свое бытие только “в преодолении своих пределов” Согласно же позиции Барта, метаанализ литературой собственной языковой природы может осуществляться лишь “на самой ее грани, в той зоне, где она словно стремится к нулю, разрушаясь как объект-язык и сохраняясь лишь в качестве метаязыка”
По убеждению Барта, современная литература ведет своего рода перманентную “игру со смертью” и в этом отношении она “подобна расиновской героине (Эрифиле в Ифигении), которая умирает, познав себя, а живет поисками своей сущности” С точки зрения Барта, такое положение дел с са- морефлексией современной литературы выступает предпосылкой того, что “сами поиски метаязыка становятся новым языком-объектом” тем самым конституируя новый горизонт возможностей его бытия.
А. А. Грицанов