* * *

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

* * *

Несмотря на утверждение идеологов постмодернизма о том, что постмодернизм порывает с предшествующей философией, несмотря на проводимую им критику философии Просвещения, постмодернизм близок различным вариантам просвещения, существовавшим в западноевропейской философии. Существует особое сходство в представлениях о мире, стиле мышления и философской тематике между античными софистами и постмодернизмом. Древнегреческое просвещение, связанное с деятельностью софистов, во многих моментах носило столь же нигилистический и циничный характер. Софисты, как и представители постмодернизма, низвергали любые догматические и систематические учения, отрицали рациональный характер устройства мироздания, распространяли скептицизм и атеизм, критиковали разум и подчеркивали в человеке чувственные моменты, акцентируя разнообразие желаний и вожделений, определяющие его поведение.

Движение софистов, возникшее в эпоху низвержения законов, традиций и социальной иерархии классического полиса, рассматривало общество, законы, знание, религию и мораль как результат субъективной деятельности человека. Обосновывалось это текучим и изменчивым характером материи мира, не допускающей ничего абсолютного, вечного, неизменного. В результате знание лишалось онтологического содержания и превращалось в мнение, миф, игру, а язык рассматривался как набор произвольно устанавливаемых знаков. Именно у софистов, как и в постмодернизме, логика была заменена риторикой, отыскание истины созданием видимости истины. Религия рассматривалась как механизм запугивания безнравственных людей, идеологическая выдумка, не достойная внимания. Субъективизм проявлялся и в представлениях о физических свойствах мира, например, в понимании времени как мысли у Антифонта. Субъективными трактовками времени в современной культуре увлечены не только постмодернисты, феноменологи и хай- деггерианцы, но и отдельные представители физики.

Субъективизм софистов наиболее ярко выразился в последовательном утверждении морального релятивизма, отождествлении добра с пользой и проповеди права сильного. По определению софиста Фрасимаха, справедливость представляет собой полезное для сильнейшего. С похожим утверждением выступает в диалоге Платона “Гор- гий” софист Калликл. В духе Ницше он рассматривал законы общества как изобретение слабых, направленное на подавление сильных и уравнивание их со слабыми. Такой моральный релятивизм, получивший в постмодернизме еще и историцистское обоснование, утвердился сегодня как в философии, так и в сознании обывателя. Позитивистский постмодернист Р Рорти, который называет свою позицию “постмодернистским буржуазным либерализмом”, не просто ставит моральные ценности в зависимость от эпохи и конкретного сообщества, но и выделяет привилегированное сообщество “североатлантическую либеральную интеллигенцию” Оно и является тем “сильнейшим” который определяет содержание понятия “справедливость” Воззрения софистов способствовали слому аристократических традиций и обесцениванию моральных и общественных законов, открывая доступ к власти богатым ремесленникам и землевладельцам, создавая условия для олигархических и тиранических режимов. Таким же образом критика разума, релятивизм и субъективизм постмодернистов служат оправданию иррациональной власти денег, вожделений и инстинктов в современном обществе. Философия постмодернизма является идеологическим инструментом борьбы против любых попыток преобразования мира в соответствии с законами разума. Раз нет истины и лжи, справедливости и несправедливости, добра и зла, то нечего и беспокоиться о судьбе вселенной: все происходит правильно и не может подвергаться объективной критике.

Отказываясь от исследования фундаментальных философских проблем, софисты, подобно многим современным специалистам, направляли свои усилия на разработку гуманитарных наук антропологии, культурологии, социологии, психологии, лингвистики, эмпирической истории. На место серьезных размышлений натурфилософов пришел поверхностный интерес к пестроте человеческой жизни. Аналогичные тенденции наблюдаются и в постмодернизме. Достаточно вспомнить работы М. Фуко “Безумие и неразумие. История безумия в классический век” “Рождение клиники. Археология взгляда медика”, “Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы” “История сексуальности”, для которых характерен избыточный социологический эмпиризм, попытки из многочисленного количества фактов и мельчайших нюансов делать как совершенно тривиальные, так и излишне радикальные выводы. Патологическое увлечение психоанализом пронизывает практически все постмодернистские концепции, широкой популярностью пользуются исторические, этнографические, психологические и социологические изыскания. Точно так же софист Гиппий составлял разнообразные родословные и списки победителей на Олимпийских играх, Критий писал о различии пьянства у спартанцев и лидийцев, об особенностях обычаев, одежды и мебели в разных городах.

Особого внимания заслуживает характерное для софистики демагогическое, эристическое и риторическое использование языка. Оно было направлено на достижение прагматичных целей, например, победы в судебной тяжбе, манипуляцию сознанием отдельного человека или целой толпы, создание видимости поиска истины. Аналогичная прагматическая трактовка языка как инструмента коммуникации и приспособления к окружающему миру позволяет упомянутому Р Рорти считать философию просто “поддержанием разговора” При этом совершенно не важно, что именно говорится важен сам факт такой беседы, напоминающий болтовню психоаналитика и пациента, мошенника и жертвы, бюрократа и просителя. Язык служит инструментом снятия напряжения, манипуляции, игры, представляет собой имитацию подлинного разговора. Такое применение языка получило распространение в постмодернистских интерпретациях классических текстов в духе Р Барта и Ж. Деррида, когда в “игре означающих” обнаруживается абсолютно любой смысл. У современных постмодернистов, как и у античных софистов, риторика подменяет логику, пустая форма скрывает отсутствие содержания.

Как и в постмодернизме, у софистов на первый план выходила проблема языка. Увлечение языковой проблематикой, характерное для философии 20 в., является подлинным возрождением софистики. Закономерно, например, что в манифесте неопозитивизма “Научное миропонимание” его представители прямо сравнивают себя с софистами и противопоставляют платоникам. Противопоставление платонизму и увлечение софистическими концепциями, в том числе языковыми, характерно для большинства современных философских течений, в том числе и для испытавшей сильное влияние позитивизма философии постмодернизма. Ж. Делёз в программной работе философии постмодернизма “Различие и повторение” видит задачу современной философии в низвержении платонизма. В целом, для философских концепций постмодернизма и софистов характерны следующие общие моменты:

• Анархическая концепция мира — отрицание разумности и целесообразности природы, общества и человека.

• Материализм признание существования только чувственного, телесного, рассмотрение духовного как лишенного субстанциальности, как свойства или функции материального.

• Эмпиризм нездоровое внимание к чувственному опыту, единичным фактам, мелким деталям, увлечение частными науками, презрение к теории.

• Релятивизм — признание изменчивости и относительности человеческих представлений, которая вытекает из изменчивости и непостоянства материи.

• Нигилизм низвержение вечных истин и ценностей, отрицание различия истины и лжи, добра и зла.

• Номинализм — отрицание духовного бытия в любых формах, приоритет единичного, чувственного и телесного, признание конвенционального характера языка.

• Просветительская установка упрощение знания и его утилитарная ориентация.

• Интерес к нефилософским исследованиям языка — разработка филологии и лингвистики.

• Прагматизм стремление к установлению выгодных отношений с окружающим миром с помощью языка.

По-настоящему неклассическая философия античности расцветает в эпоху эллинизма, особенно раннего (4 в. до н. э. 2 в. н. э.). Это эпоха глобального кризиса ранних эллинистических государств, возникших после распада империи Александра Македонского. По многим характеристикам эпоха раннего эллинизма напоминает современность. Ей также были присущи тенденции глобализации, техницизма, гиперурбанизма, индивидуализма, бурного развития экономики, отдельных частных наук и техники, утраты веры в систематическую философию и интерес к частным несущественным исследованиям. Как и в случае софистов, активный интерес к языку в эпоху эллинизма является одним из несомненных симптомов кризиса и упадка философии.

Все три течения эпохи раннего эллинизма — стоицизм, эпикуреизм и скептицизм близки по духу философии 20 в. Их объединяет телесное, чувственное понимание мира как порождения неведомой причины или стечения случайных обстоятельств. Постмодернизм испытывает влияние в первую очередь стоицизма, который вообще имел огромное значение и для западноевропейского средневековья, и для философии Нового времени. Наряду с этим постмодернизму близок скептицизм и, конечно же, эпикурейский культ чувственности.

В центре внимания стоиков находилась языковая проблематика, неразрывно связанная с разработкой логики. Учение стоиков оказало влияние на формирование позитивизма и различных вариантов структурализма и постструктурализма. Стоическая концепция языка, в которой вводится характерное для структурализма различие обозначаемого и обозначающего, была частью логики, неразрывно связанной с риторикой и грамматикой. Область обозначаемого рассматривалась как сфера чистого смысла, не сводимого ни к словам, ни к физическим предметам. Такое учение близко логицизму и феноменологии Гуссерля. Чистый смысл, который охватывает собой сферу знания, обозначался термином “лектон” Для лектона характерна полная независимость от физического мира, нахождение вне пределов истины и лжи, бытия и небытия. Это смысл, выражаемый предложением, который определяется связями с другими предложениями. Лектон представляет собой нечто нейтральное и безразличное, не обладающее реальным существованием и не способное воздействовать на мир. Такой чистый смысл дает только внешний рисунок, формальную структуру реальности, но не раскрывает ее действующих причин, описывает, но не объясняет. Как и в современной философии, увлеченной различного рода “феноменологиями” познавательная деятельность отождествляется у стоиков прежде всего с описанием, а не с объяснением. В рамках стоической доктрины это является признанием бессилия разума и духовного мира.

В этом смысле современная философия есть реализация стоического идеала, так как она в лучшем случае описывает, ничего не объясняя. Не случайно, что культ феноменологического описания пронизывает не только современную философию, но и частные науки. В современном естествознании также преобладает описательный подход, ярким примером которого является квантовая физика, в философии — феноменология. Описательный подход является основой упрощенного эмпиризма, характерного для многих философских произведений постмодернизма.

Подробное исследование чувственности, желаний и удовольствий является характерной чертой эпикуреизма. Именно в этом течении происходит эстетизация чувственной стороны человека, выступает на первый план его телесность. Подобно всем остальным представителям животного мира, эпикурейский человек стремится к приятным ощущениям, ведущим к удовольствию, и избегает неприятных, вызывающих страдание. Философия позволяет указать путь к достижению постоянного состояния удовольствия, напоминающего блаженную безмятежность богов. Эстетический культ чувственности эпикуреизма совсем не случайно пользовался огромной популярностью в эпоху Возрождения и Нового времени. Для неклассической философии 19 — 20 вв. Эпикур также является кумиром. Увлечение эпикуреизмом молодого Маркса наложило отпечаток на его экономическую метафизику, которая видела способ достижения счастья в развитии производственной, т. е. телесной, части общества. Представители Венского кружка, пропагандисты психоаналитической программы разоблачения бессмысленности языка метафизики и программы структурного анализа, также открыто заявляли о своей близости софистам и эпикурейцам. Такое родство с эпикуреизмом признается и представителями постмодернизма, для которых культ чувственности и телесности становится основой объяснения жизни человека и общества.

Признание хаотичности и случайности мира позволяет эпикурейцам отрицать бессмертие души, которая рассматривается телесно и после смерти распадается на атомы. Такое понимание души призвано избавить человека от страха перед загробным наказанием за жизнь, прошедшую в поисках удовольствий. От страха перед высшими силами избавляет эпикурейская теология, согласно которой боги слишком погружены в состояние собственного удовольствия, чтобы обращать внимание на никчемные людские дела. Освобожденный таким образом человек более всего напоминает человека эпохи постмодернизма, который нигилистически низвергает все, что выходит за пределы его чувственности, что мешает ему солипсически играть собственными наслаждениями.

Античный скептицизм выступает с идеей вероятностного характера знания, которое требует постоянного подтверждения практикой. Отрицая возможность догматических представлений о мире, скептик, в то же время, ориентируется на обычаи и привычки своего сообщества, поведение других людей. Это напоминает учение о “языковых играх” которые Лиотар рассматривает в качестве “метода” постмодернизма. Не признавая ничего серьезного, постмодернист, в духе скептика, тщательно соблюдает правила игры своего сообщества, прежде всего из-за конформистских соображений собственной безопасности.

Для теории “языковых игр” характерно понимание знания как нестрогой системы верований, основанной на повседневной практике. Л. Витгенштейн, один из отцов концепции “языковых игр”, заимствовал такое понимание знания у Августина. Эта идея, авторами которой являются академические скептики Аркесилай и Карнеад, широко использовалась в раннехристианской традиции для обоснования приоритета слепой веры перед доказательным знанием. В рамках постмодернизма она служит удобным способом релятивизации любых представлений о мире, рассмотрению истины как продукта конкретной эпохи, сообщества, группы.

Несмотря на то что постмодернизм наследует многие черты неклассической античной философии, следует учитывать и принципиальные различия. Одно из главных состоит в том, что эллинистические течения отличаются от философии постмодернизма наличием ясной и четкой цели: достичь самодостаточности, внутренней свободы и безмятежности. Ничего подобного нет в постмодернизме и большинстве течений современной философии, которая лишена цели, избегает любой практики и существует лишь как нарциссическое любование собственными бытийственными играми. Эллинистическая философия, развивавшаяся в неблагоприятных исторических условиях, так или иначе стремилась сохранить классическую идею преобразования внутреннего мира человека в соответствии с законами разума. Постмодернизм лишает философию и этой возможности, отнимая у нее последние средства практического воздействия на жизнь.