* * *

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

* * *

Одним из очевидных результатов эпохи постмодернизма стало бедственное и жалкое положение философии, которая почти полностью утратила возможность оказывать влияние на общественную жизнь. Едва ли была еще эпоха, когда философия была столь далека от практики. И это при том, что вся эпоха Нового времени прошла под лозунгами, призывающими к практике, изменению и преобразованию окружающего мира. Как это часто бывает, вопли о новом практическом, антисозерцательном статусе философии были симптомом совершенно противоположного положения вещей. Философия 16 — 20 вв., в отличие от античности и средневековья, находится в полной изоляции от власти, не имея возможности воздействовать на жизнь общества. При Ътом она стремительно утрачивала и продолжает утрачивать место в системе образования, которая сама по себе некогда и возникла именно благодаря философии. Позитивистская трактовка философии как вспомогательной деятельности по упорядочиванию данных частных наук окончательно оставила философию не у дел, наложив запрет на построение собственных теорий. Убогий характер современной популярной институтской философии, нежизнеспособные программы министерств образования, заимствованная писанина университетских работников способствовали массовому признанию безжизненности и непрактичности философии. Постмодернизм, который на первый взгляд представляется исключением из правила, в действительности умело уводит философию от важнейших жизненных проблем. Ставя якобы в острой форме проблемы власти, постмодернизм на деле культивирует такой тип философии, которая никогда не сможет воплотить классический платоновский идеал разумного и практичного политика. Такой политик и не нужен в эпоху борьбы за власть между олигархическими кланами, которые предпочитают выдвигать на политическую арену жалких марионеток. В этой связи уместно вспомнить эпоху эллинизма, когда к власти в Римской империи стали приходить рабы-вольноотпущен- ники. Например, Нерон назначал их на ключевые административные посты вместо представителей аристократии. В отличие от аристократов, которые отказывались выполнять приказы, противоречащие их убеждениям, бывшие рабы готовы были делать все что угодно. Подлые, хитрые и жестокие вольноотпущенники были прообразом современных правителей, для которых существуют только прагматичные интересы, борьба кланов и псевдо-элит, у которых нет ни малейшего сомнения в иллюзорности духовных принципов и неприменимости морали к политике. Для такого типа человека постмодернизм является удобным типом мировоззрения, заменяющим не только настоящую философию, но и религию. Это удобство состоит в том, что все духовное объявляется игровым полем, на котором можно произвольно и безнаказанно играть в любые игры. Постмодернизм позволяет рассматривать философию как нечто несерьезное, далекое от реальной жизни, как принадлежащее сфере искусства. В таком виде философия утрачивает малейшие возможности воздействовать на жизнь, превращаясь в объект насмешек обывателей, которые прекрасно понимают, что в современном обществе все определяется животными меркантильными инстинктами.

В теории Р Рорти постмодернизм классифицируется как “наставительная” философия. Он проявляет скепсис в отношении классической философии, которую Рорти именует “систематической” критикуя ее претензии на универсализм и вечные истины. Для нее характерны ирония, сатира, высмеивание традиции и рациональной картины мира. Для “наставительного философа” нет ничего серьезного, так как он не верит в то, что слова должны соотноситься с реальностью. Говоря нечто, наставительный философ считает, что такое высказывание может быть просто участием в разговоре, а не выражением взглядов относительно обсуждаемого предмета. Таким образом, постмодернизм узаконивает болтовню, пустословия, ложь, лишая речь философа возможности на выражение истины, обесценивая и превращая ее в интеллектуальный мусор.

Желая представить постмодернизм в качестве маргинального, периферийного явления, Рорти называет систематическую философию “основным руслом” развития философии. Однако в современную эпоху “периферийной” и критикуемой является именно систематическая философия, которую смело обличает любой невежда, а якобы “маргинальная” наставительная философия образует “основное русло”, пользуется колоссальным спросом и является прибыльным товаром. Понятно, что сам Рорти относит себя к “наставительным” философам, а не к систематическим. Это, среди прочего, дает ему право “иронизировать”, т. е. делать любые безответственные заявления или высказывать противоречащие друг другу утверждения. Однако “ирония” Рорти не простирается бесконечно. Как он сам открыто признает, пределы иронии установлены интересами и ценностями сообщества, в котором он живет. Удобная постмодернистская ирония легко превращается в догматичный конформизм, если этого требуют обстоятельства.

По признанию Рорти, современный философ все больше напоминает не ученого, а адвоката, который использует любые приемы для победы в споре. Образ философа-адвоката заставляет вновь вспомнить о софистах, для которых умение победить в споре любой ценой было одной из главных задач философии. Философия превращается не просто в игровое поле, а в ярмарку тщеславия, где можно стяжать славу, авторитет и богатство, жонглируя перед толпой, как софисты, малопонятными многозначительными туманными словами и концепциями.

Средневековая философия получила немало упреков за то, что она имела статус “служанки теологии” Такой же “упрек” можно адресовать античной философии, для которой религиозные вопросы в иной форме также имели фундаментальное значение. Современная философия, которая приложила огромные усилия для освобождения от церковных институтов, религии и теологии, получила в результате небывало никчемное, рабское положение в жизни общества. Она также является служанкой, однако служит уже не благородной идее богопознания, а интересам корпораций, олигархических кланов, массовой культуры. Идеал философии как незаинтересованного неутилитарного поиска истины, характерный для античности и средневековья, сменяется идеалом философии, которая лезет из кожи вон, чтобы хотя бы как-нибудь привлечь к себе внимание власти, по- лакейски услужить естествознанию, идеологии, массовым припадкам квасного патриотизма, самодурствующим спонсорам. Постмодернизм занимает в этом процессе ведущее место, пользуясь необычайно широким признанием и популярностью даже среди тех, кто не интересуется философией. Это и понятно: для того, чтобы быть постмодернистом, не требуется значительной траты времени и сил. В отличие от классической философии, изучение которой требует напряжения, значительных волевых усилий, постмодернизм предлагает продукт быстрого питания, для переваривания которого требуются минимальные навыки.

Платон определял софистику как призрак подлинной философии, как видимость серьезных размышлений. Эта характеристика целиком применима и к постмодернизму, который подменяет собой философию, вытесняет из учебных заведений курсы по классической философии, собирая вокруг себя карьеристов, которые быстро и бойко научаются рассуждать о “ризоме”, “логоцентризме”, “различии” и т. д., переливая из пустого в порожнее в бессвязных статьях о “конце философии” и “преодолении метафизики” На философских факультетах современных университетов студенты, в духе прискорбного конформизма, предпочитают идти по пути наименьшего сопротивления, бросаясь на модные и доступные постмодернистские подделки, обменивая, подобно неразумным аборигенам, золото на стеклянные бусы. Классическая философия целенаправленно искореняется, изгоняется из учебных программ и курсов, заменяется “коммуникацией”, “синергетикой” “гендерными исследованиями”, “культурологией” “методологией науки” которые плавно перетекают в “европейский менеджмент” “маркетинг” и “рекламное дело”

На смену поколению диалектического и исторического материализма, которое с неиссякаемым энтузиазмом обличало “реакционный” идеализм, приходит приобретшее светские привычки поколение постмодернистов. Что же обличает это новое поколение? Все те же... Идеализм, платонизм, метафизику. Величайшими врагами человечества для тех и других являются проповедники разумного, доброго и вечного. Поколение диалектического материализма уже сделало свое дело, его “достижения” известны. Его представители продолжают поносить идеалистов и восхвалять материализм, теорию отражения, дарвинизм, атеизм, сводя все цели человеческой жизни к экономическому развитию. Несложно предсказать, что постмодернизм как “недиалектический материализм”, восходящий к материализму софистов, стоиков и номиналистов, также оставит свой разрушительный след в истории.

В широком смысле проект постмодернизма рассчитан на современного городского псевдоинтеллектуала, который слишком ленив, чтобы всерьез вникать в философские проблемы, и слишком безволен, чтобы рассматривать философию как способ трансформации жизни. Ему необходим такой духовный продукт, который оправдывал бы его нигилистическое и псевдо-иро- ничное состояние, подкреплял бы его веру в то, что его жизнь проходит в уникальную и исключительную эпоху, позволяющую объективно и отстра- ненно оценивать глупые иллюзии прошлого. Такой псевдоинтеллектуал, дорываясь до преподавания философии, пафосно рассуждает перед студентами о морали, ответственности, необходимости сохранения философских традиций. Выйдя же из аудитории, он ловко плетет интриги и получает свои тридцать сребреников. Ли к чему не обязывающая в плане духовных принципов философия постмодернизма требует от своих приверженцев только одного: умения себя продавать.

Ставит ли постмодернизм перед собой какие-либо высокие цели? Желает ли он преобразовать человека, общество, вселенную? Нет, он оставляет все, как есть, и даже подчеркивает полное бессилие разума в новых условиях. Дает ли он образование, открывает ли новые горизонты знания? И это вопрос риторический, так как бесконечная ирония, “игра” — в бисер, классики и т. д. не содержат ничего серьезного, создавая лишь иллюзию причастности к чему-то великому.

Что же может служить альтернативой постмодернизму? Конечно же, классический тип философии, который в предшествующие эпохи всегда приходил на смену эклектике, скептицизму и нигилизму. Софистика сменилась платонизмом, неклассические эллинистические течения привели к возникновению неоплатонизма, падение схоластического номинализма породило попытки возрождения платонизма в эпоху Ренессанса. Каждый раз на месте руин неклассической философии происходило возвращение к классической философии в духе пифагорейско-платоновской школы. Такая идея может показаться слишком наивной и слишком оптимистичной, основанной на вере в неумолимую божественную логику истории. Однако и античный скептицизм, отрицавший любые догматические учения, неосознанно содействовал завершению эклектичной философии эллинизма и наступлению эпохи возрожденной классической философии неоплатонизма. Так и постмодернизм своим нигилизмом, эмпиризмом и номинализмом ведет к самоотрицанию, к формированию потребности в классической философии.

Кроме того, несмотря на всю ущербность и бездуховность современной культуры, современный человек, в отличие от предшествующих эпох, в потенциальном виде обладает историческим самосознанием, которое могло бы дать возможность в значительной мере отстраниться от убогого духовного состояния нынешней эпохи и проповедовать иные, классические, идеи и ценности. Русская религиозная философия 19 в. ныне почти забытая даже в самой России, увлеченной желанием конформистского соответствия западным стандартам, является достойным примером такого противостояния. Неспособность воспользоваться этим потенциалом является всего лишь проявлением слабости современного человека, который слишком зависит от мнения “сообщества” слишком подвержен конформизму и прагматизму или просто слишком увлечен собственными ощущениями и переживаниями для того, чтобы по-настоящему заниматься поиском истины и разумным преобразованием мира. Упадок духа в современную эпоху по своим масштабам сопоставим с варварскими временами, наступившими в Европе после падения Западной Римской империи. Об этом свидетельствует и стремление ряда мыслителей характеризовать нынешний этап как эпоху “нового варварства” Для “последнего римлянина” Боэция античная философия служила последним утешением и единственным проблеском духа в варварском государстве Теодориха, возникшем на руинах Римской империи. В условиях полного обесценивания слова, превращения знания в “информацию” товар, массовой графомании и солипсизма “языковых игр” классическая философия также остается единственным способом утешения и противостояния варварству постмодернизма.

А. В. Филипповичу В. Н. Семенова