Глава 7. ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7. ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Россия синтезировала “римскую” и “греческую” формы Удерживающего

После расстрела императора Николая II среди православных арабов Палестины, Сирии и Ливана прокатилась волна самоубийств – они думали, что наступает конец света[10].

В иудаизме, христианстве и исламе присутствует общее представление о силах вселенского хаоса, Гоге и Магоге, изгнанных Александром Македонским за стену Мировой Империи. Так же как Катехон, Гог и Магог не имеют постоянной историко-географической характеристики. Это не раса и не конгломерат раз и навсегда заклейменных этносов, а еще одна личина главного врага цивилизации – варварства. С Гогом и Магогом невозможно договориться, ибо там отсутствует понятие о договоре: варваров можно либо подчинить, либо оградиться от них. “Хотя они получают деньги, тем не менее они совершают набеги, – писал в VI веке Прокопий Кесарийский. – Ибо нет никакого иного средства заставить любых варваров хранить верность римлянам, кроме страха перед военной силой”. История Второго Рима – это история обороны от дикарей с запада, с севера, с востока. Царство Христиан служило надежной оградой, благодаря которой могли развиваться другие цивилизованные страны. Если бы не Ромейское царство, то бескрайние просторы Евразии имели твердый шанс вернуться к первобытному, “присваивающему” хозяйству.

В XX веке многие говорили о неспособности России “перенять византийскую эстафету”. В смысле образования они, вероятно, правы – плоды рафинированного эллинизма достались преимущественно флорентийским гуманистам, а не московским книжникам. Однако это лишь один, притом чисто светский параметр цивилизации Восточного Рима. В том же, что касается измерения религиозно-политического, Москва оказалась достойной преемницей не только Второго Рима – Царьграда, но и Рима Августа.

Можно уверенно говорить, что Россия – это долгожданный синтез “римской” и “греческой” форм Удерживающего, доминанта православного царства (империя Константина) и интерконфессиональное сверхгосударство (как империя Октавиана Августа). Синтезировав наследие предшественников, Москва явилась не просто Третьим Римом, но Римом в третьей степени, не повторяющим, но приумножающим миссии своих предшественников.

Оставшись единственной на планете суверенной православной державой, Россия в конечном счете вызволила из-под власти “агарянских царств” все (!) православные нации: Украина – при Алексее Михайловиче, Грузия – при Александре I, Греция – при Николае I, Сербия и Болгария – при Александре II. Катехон еще раз подтвердил свою религиозно-политическую состоятельность. А христианский Запад, ставивший ей палки в колеса, еще раз расписался в культурно-историческом эгоизме.

Уже в XVI веке стало ясно – по возможностям своего интегрирующего потенциала Москва намного превосходит Константинополь. Достаточно сказать, что русское миссионерство в отношении тюркской аристократии оказалось намного эффективнее греческого. Москва привлекла на свою сторону лучшие военные ресурсы Орды. Более того, русские выполнили то, что не удалось сделать ромеям, – создали православное царство, суверенитет которого распространялся не только на единоверцев, но и на представителей иной религии – ислама (начиная с возникновения Касимовского царства). Два века спустя примеру мусульман последовали буддисты, провозгласившие Белого Царя “чакравартином”, идеальным универсальным монархом.

Тот факт, что Россия не была подобно Второму Риму столь элитарна в культурном отношении, сослужил ей хорошую историческую службу. Отсутствие комплекса культурного превосходства помогало русским значительно более трезво, чем православным грекам, смотреть на политические достижения “варварских” народов, тех же монголов. К примеру, императорам Царьграда никогда бы не пришла в голову идея Александра Невского христианизировать и воцерковить в общем-то враждебную языческую Орду.

Отсутствие комплекса культурного превосходства помогало русским значительно более трезво, чем православным грекам, смотреть на политические достижения “варварских” народов, тех же монголов. К примеру, императорам Царьграда никогда бы не пришла в голову идея Александра Невского – христианизировать и воцерковить враждебную языческую Орду.

Поэтому русским, в отличие от ромеев, всегда удавалось найти общий язык как с воинственными соседями – ордынцами, так и с единоверными православными народами. Если Восточный Рим, приобщив к православию сербов и болгар, сразу же втянулся с ними в изматывающее военное противостояние, то русским удалось избежать сей печальной планиды. В то время как православные народы Балкан, как правило, не скрывали своего желания выйти из-под военно-политического (а на период Османского ига – церковно-административного) контроля греков, большинство наций “русской ойкумены” было вполне довольно своим положением.

Это уникальное качество Третьего Рима становится поучительным и вдохновляющим примером, “программной” средой современной русской цивилизации в ее предстоящем противостоянии “новому язычеству” Запада и “новому варварству” Юга. Очевидно, что кризис западного проекта с неизбежностью ставит вопрос о новом мировом лидере. Интеграционный потенциал русской цивилизации, о котором говорил в своей Пушкинской речи Достоевский, становится вновь востребован историей. Опыт наших предков, сумевших в близких к современным реалиям исторических условиях найти (или, лучше сказать, почувствовать) верное решение и сделать из вчерашнего “варвара” своего партнера по государственному строительству, становится необычайно актуальным.