3. Глобализация: по-американски или по-китайски?

3. Глобализация: по-американски или по-китайски?

Принимая во внимание неуклонный рост экономической массы Китая и перспективы сосредоточения в КНР около половины мировой экономической массы к 2020 г., упорствование западных держав в курсе на глобализацию может иметь только один результат: Китай установит контроль над рынками США и ЕС. Поэтому такое упорствование имеет определенные границы. Налицо ситуация, когда “собравшиеся по шерсть” вполне могут “вернуться домой стриженными”. Но реально дело до этого все же не дойдет. Где-то около 2010 г. западные державы откажутся от курса на глобализацию ввиду создаваемых ею проблем и неспособности западных экономик конкурировать с китайской экономикой. Характерно, что если в 2003 г. политик Збигнев Бжезинский все еще с восторгом пишет о глобализации, усматривая в ней инструмент распространения влияния США по всему миру, то финансист Джордж Сорос в своей последней книге “О глобализации” занимает уже двойственную позицию: он “за” глобализацию, но при этом он предлагает основательно скорректировать программу глобализации, и чувствуется, что он испытывает по поводу этого предприятия и его исхода большие сомнения, даже если не принимать во внимание Китай.

К сожалению, нельзя исключить в конце концов возникновения такой ситуации, когда на практике программа глобализации сведется к полному лишению России экономического суверенитета. Такие планы уже существуют. Из последней книги Зб. Бжезинского мы можем узнать, как будет выглядеть глобализация применительно к России на практике. Во-первых, Украина должна интегрироваться с Европой, а не с Россией (что и предусматривала программа Ющенко в период выборов осени 2004 г.). Во-вторых, Кавказ, разумеется, должен быть освобожден от российского влияния. В-третьих, Сибирь должна быть интернационализирована. Запад будет вкладывать в Сибирь капиталы, а Китай – рабочие руки.

Обратим внимание: никто, и в том числе Зб. Бжезинский, не предлагает “интернационализировать” ледяные просторы Канады и Аляски (последняя еще менее заселена, чем Сибирь), не идет речь и об “интернационализации” Австралии (по европейским меркам незаселенной), или слабозаселенной зоны тропических лесов бассейна р. Амазонки (тоже многие миллионы квадратных километров), или просто пустыни Сахары, или Аравийской пустыни.

Не касаясь пока политической реализуемости планов “интернационализации Сибири”, посмотрим, как обстоят дела с экономической стороной. Во-первых, еще в советский период все сливки в Сибири были сняты (за исключением нефтегазового сектора, добычи алмазов и никеля, но совокупные продажи алмазов и никеля относительно невелики), легкодоступные массивы строевого леса давным-давно вырублены. Во-вторых, создание любых новых мощностей в добывающей промышленности (и в материалопроизводящих отраслях) Сибири предполагает огромные капиталовложения в транспортные сети и инфраструктуру, многократно превосходящие финансовые возможности развитых стран. Это при том, что в США нет денег для обновления собственной городской инфраструктуры и почти так же обстоит дело и в Европе.

Единственная страна, которая в состоянии вкладывать деньги в “сибирские пустыни”, – это Китай. Но пока для Китая более перспективны и более выгодны капиталовложения во внутренние районы Китая, которые и поглотят в ближайшие 5–10 лет капиталовложения, исчисляемые многими триллионами долларов и даже (считая по покупательной силе инвестиционного юаня) – десятками триллионов долларов.

А вот после 2020 г. Китай может серьезно заинтересоваться Сибирью, но вовсе не для того, чтобы “делиться” с США и ЕС.

Рассмотрим, как скажется на России членство в ВТО с учетом наличия китайского фактора.

Во-первых, надо иметь в виду, что в современных условиях защита отечественных производителей почти во всех странах осуществляется не посредством тарифной политики (таможенное обложение экспорта и импорта), а посредством политики валютного курса. В развивающихся странах и вообще в странах со слабыми экономиками курс занижает стоимость национальных денежных единиц в среднем в 3 раза. То же примерно и в России. Конкурентоспособность российских производителей реально зависит не от уровня таможенных пошлин (он и так незначителен), а от курса рубля. Падение курса рубля после дефолта 1998 г. поэтому привело к увеличению конкурентоспособности промышленности России, если не на мировом, то на собственном рынке, и соответственно – к росту промышленного производства России.

В этой ситуации промышленность развитых стран конкурентоспособна на мировом рынке только в тех отраслях, где она является монополистом или где фактор технологического превосходства в состоянии осязаемо повлиять на качество производимой продукции.

Но вот на мировом рынке вслед за новыми индустриальными странами с относительно небольшими объемами производства в технологически продвинутых отраслях появляется Китай, который, с одной стороны, проводит политику заниженного курса юаня, а с другой – высокими темпами увеличивает производство высокотехнологичной продукции и в ближайшие 3–7 лет войдет в число крупнейших ее мировых производителей (смотря по тому, какие отрасли относить к высокотехнологичным), а затем, видимо, займет в этом отношении первое место в мире. При этом, развивая производство высокотехнологичной продукции, Китай не прекращает производить в огромных масштабах низкотехнологичную продукцию, производство которой перебрасывается из приморских во внутренние районы КНР и из городской промышленности в промышленность волостного и деревенского уровня.

Налицо ситуация, когда принцип эффективности международного разделения труда оказывается, по крайней мере на перспективу, неприложимым к мировой экономике после прихода на мировые рынки Китая. Китай в состоянии производить почти все. С мирового рынка он будет брать во всевозрастающих масштабах нефтегазовое сырье, цветные металлы, железную руду, продукцию нефтехимии. В этой ситуации балансировка экспорта-импорта развитых стран и КНР при работе мировой торговой системы в либерализованном режиме оказывается невозможной.

Таким образом, после прихода Китая на мировой рынок неотвратимой становится делиберализация торговли, по крайней мере США (НАФТА) и ЕС.

Можно представить себе Североамериканскую зону свободной торговли, отгороженную от китайских производителей высокими таможенными барьерами. Но нельзя представить сохранение на перспективу даже в 10-15 лет свободного движения товаров и услуг в глобальных масштабах.

В 30-е годы система мировой торговли была делиберализована в результате всеобщего экономического краха. Ныне она с течением времени будет неизбежно делиберализована в связи с появлением на мировом рынке гигантской китайской промышленности.

Как пойдет процесс, показывают попытки США (кстати, в экономическом плане вполне оправданные) уже сейчас навязать КНР систему торговых квот и тем самым ограничить присутствие Китая на американском рынке.

Соответственно ВТО из организации, призванной обеспечить свободное движение товаров, вполне может превратиться с течением времени в организацию, занятую регулированием движения товаров и услуг на основе распределения квот на рынках, то есть она может превратиться в мегакартель.

В этой ситуации вступление России в ВТО не имеет никакого смысла, если только оно не имеет целью обеспечение максимизации торгового присутствия Китая в российском экономическом пространстве ценой вытеснения российской промышленности и промышленности всех прочих стран, включая развитые.

В России для западных инвесторов и без ВТО установлен привилегированный режим. Вступление России в ВТО не имеет никакого смысла, если только оно не имеет целью обеспечение максимизации торгового и инвестиционного присутствия Китая в российском экономическом пространстве ценой вытеснения российской промышленности и промышленности всех прочих стран, включая развитые.

В связи с проблемой эволюции Всемирной торговой организации нужно иметь также в виду, что брэнд “ВТО” не отражает в полной мере реальное содержание тех ограничений, которые членство накладывает на ее участников. ВТО возникла на базе ГАТТ (организации, действительно занимавшейся исключительно торговлей и тарифами) путем ее переименования. Но марка была изменена не случайно. В своем современном качестве ВТО занимается не столько либерализацией движения товаров и услуг, сколько либерализацией движения капиталов. Членство в ВТО ныне предполагает фактически национальный режим для иностранных инвесторов. Если, например, инвестором является полугосударственная или даже чисто государственная (унитарная) компания Китая, то и она пользуется национальным режимом в странах – членах ВТО.

Широкая публика обычно не улавливает этого обстоятельства, по инерции считая, что ВТО занимается лишь тарифами.

КНР, которая все еще имеет репутацию чистого импортера капитала, уже превратилась в его довольно крупного экспортера, причем экспорт капитала из Китая быстро растет.

Налицо перспектива превращения КНР в крупнейшего в мире экспортера производственного капитала или его приобретателя (за счет скупки активов), способного очень чувствительно потеснить западные ТНК во всех секторах мировой экономики. То есть западные ТНК начнут вытесняться из мировой экономики китайскими ТНК, что соответствует и ныне действующим целевым установкам экономической политики КНР.

Нетрудно предвидеть, что, как только конкурентная активность китайских ТНК в сфере мировых производственных инвестиций станет обременительной для Запада (через 5–10 лет), Запад вновь изменит правила игры на мировом рынке капиталов – на этот раз таким образом, чтобы поставить пределы расширению зоны экономического влияния Китая. Но может оказаться и так, что это будет сделано слишком поздно.

Вывод: в связи с появлением на мировом рынке гигантского эквивалента экономики развитых стран в виде экономики КНР, ВТО в качестве организации, созданной в свое время вовсе не для обеспечения интересов КНР, а для обеспечения интересов США и ЕС, в течение 5-10 лет претерпит крупные метаморфозы и в основном утратит функции инструмента обеспечения свободного движения товаров, услуг и капитала в глобальных масштабах.