Глава 11. БЕСЫ САМОНЕНАВИСТИ
Глава 11. БЕСЫ САМОНЕНАВИСТИ
Каким лекарством исцелиться от извращения “смердяковщины”
У нас нет совсем мечты своей родины... Жалит ее немец. Жалит ее еврей. Жалит армянин, литовец. Разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол. И в середине всех, распоясавшись, “сам русский” ступил сапожищем на лицо бабушки-Родины.
В.В. Розанов
Оборотной стороной русского индивидуализма является весьма необычное качество – отсутствие в повседневной жизни этнической солидарности. Русские, если они не в экстремальной ситуации (а порою и в экстремальной), слабо ощущают племенным инстинктом, где “свой”, а где “чужой”, способны на сомнение и отрицание, недоверие по отношению к “своему” и ему в ущерб. В отличие от обществ европейских, и особенно американского, мы невероятно разобщены. (Реальный тому пример: если кто-то из вас оказывается в сложной ситуации, много ли людей приходит на помощь?) Этот крайне низкий уровень этнокорпоративной культуры, беззащитность по отношению к чужакам, к сплоченной силе иноплеменников проявляется и в современной провинции, а не только в мегаполисах, где окончательно похоронены общинно-артельные формы самоорганизации и люди превратились в отдельные социальные атомы.
Имеет этот недостаток и политические последствия. Мы даже через пятнадцать лет после краха СССР так и не избавились от аллергии на любые формы общественной активности. А вот граждане США объединены в десятки тысяч всевозможных организаций и ассоциаций различной численности и влиятельности. Мы же пока не способны создать то, что на Западе называют “гражданским обществом”, и поэтому его в России конструируют для нас в основном отставные офицеры ЦРУ, переквалифицировавшиеся в “политологов” и “представителей неправительственных организаций”. Неудивительно: то, что сегодня выдает себя за “гражданское общество” (всевозможные экологические, правозащитные и прочие организации, получающие международные гранты, активно создающие видимость деятельности и репутацию в средствах массовой информации), во многом контролируется все теми же “специалистами”.
Однако наиболее жуткое и разрушительное действие имеет этот недостаток в области идеологии. В России сложился целый слой людей, в том числе обладающих большим общественным влиянием, которые руководствуются идеологической противосолидарностью по отношению к своим согражданам и своей стране. Понятно, что многие представители этого слоя по крови и по культуре люди нерусские, но дело не в этом. Дело в том, что такая идеология и логика чрезвычайно распространена в современной России. Остановимся на ней подробнее.
Корнями своими русское самоотрицание, нигилистический антипатриотизм уходят довольно глубоко: первые его яркие проявления можно видеть в Смутное время в заявлениях многих бояр, атаманов, перебежчиков к самозванцам и полякам. Русские люди нередко не только восприимчивы к чужой культуре и иноплеменному духу, но и увлекаются ими, пленяются чужим. Это приводит к перерождению личности – естественный патриотизм и этническая солидарность меняются на нечто противоположное: презрение к Отечеству и соотечественникам, желание переделать их на чужой лад, а если не получится – проклясть.
Самоненависть может проявляться в более благородных формах (обвинение Чаадаева в адрес России как исторического пустоцвета, “русское западничество”) и в формах глумливых, отвратительных (русофобские выступления в прессе, например, многие высказывания В. Новодворской, А. Коха, А. Черкизова). Наиболее выпукло и последовательно образ этой “самоненависти” был дан Достоевским в “Братьях Карамазовых”, где изображен одержимый бесом самоненависти Смердяков, незаконнорожденный сын отца-Карамазова. Ублюдок русской истории, возненавидевший Россию и всех русских, эту “нацию весьма глупую-с”.
Наиболее выпукло образ “самоненависти” был дан Достоевским в “Братьях Карамазовых”, где изображен одержимый бесом самоненависти Смердяков, незаконнорожденный сын отца-Карамазова. Ублюдок русской истории, возненавидевший Россию и всех русских…
Позднее Достоевский говорит о той же проблеме уже на языке публицистики: “Как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас же начнет и он нас самих уважать. И действительно: чем сильнее и самостоятельнее развились бы мы в национальном духе нашем, тем сильнее и ближе отозвались бы европейской душе (…) Став самими собой, мы получим наконец облик человеческий, а не обезьяний. Мы получим вид свободного существа, а не раба, не лакея, не Потугина; нас сочтут тогда за людей, а не за международную обшмыгу, не за стрюцких европеизма, либерализма и социализма. Мы и говорить будем с ними умнее теперешнего, потому что в народе нашем и в духе его отыщем новые слова, которые уж непременно станут европейцам понятнее. Да и сами мы поймем тогда, что многое из того, что мы презирали в народе нашем, есть не тьма, а именно свет”.
Самоотрицание, самоненависть, попустительство этой самоненависти, приведшие к разрушению державы, – единственная достойная причина для народного покаяния. Вообще же призывы к национальному покаянию следует воспринимать с подозрением. Протоиерей Георгий Вахромеев справедливо замечает: “Нам надо остерегаться тех, кто громко кричит о покаянии, а в глазах имеет ненависть к “оппонентам”. Когда христианину предлагают покаяться за вымышленное злодеяние перед другими народами, он столь же твердо отвечает: а вот себе подобным каяться вообще не принято, и, кроме того, это у них есть больше оснований покаяться перед населением России, а если хотят, они могут к этому приступить незамедля. “Мы согрешили перед Творцом, – скажут православные, – а перед православными согрешили, и очень много, все прочие”.
В чем же может заключаться национальное покаяние русских, всего христианского населения России за безобразия ушедшего столетия? В том, что противно воле Божьей позволили разрушить великую христианскую страну. Разрушить собственную державу, создававшуюся, кстати, Вселенской Православной Церковью на протяжении веков. А затем позволили разрушить хоть и безбожный, но все-таки унаследовавший многое из добрых традиций России Советский Союз. Вместо того чтобы исправить его, обновить, приблизить к истокам, дали его развалить и оплевать. Действительно, есть в чем каяться. И это обязывает христианина возложить на себя обязательство восстановления страны и державы. Бог не требует у России оправданий. Он требует служения, которое невозможно без созидательной жизни.
Тема русского самоотрицания, “чужебесия”, “самоненависти” широко обсуждалась в нашей философской мысли и публицистике (начиная от В.В. Розанова и заканчивая И.Р. Шафаревичем и диаконом Андреем Кураевым). Однако нам хотелось бы обратить внимание на одну разновидность этой самоненависти, а именно: “патриотическую”.
Дело в том, что среди тех, кто представлял ценности для России глубоко традиционные, глубоко русские, созидавшие Россию: православие, монархию, империю, мессианизм, – тоже встречаются бесноватые. Люди, начинавшие с проповеди православия как духовной основы русской жизни, приходят не к тому, чтобы русскую жизнь приводить в соответствие с этой основой, а к тому, что если на этой основе не все стоит прочно, то, значит, уже погибла Русь, лучше ей и не быть, чем быть такой. “Если Россия не православная, то пусть погибнет… Если Россия не монархическая, то пусть погибнет… Если Россия не империя, то пусть погибнет… Если Россия не антилиберальная, то пусть погибнет…”. “Почвенные” ценности приводят этих людей к такой же разрушительной исступленной ненависти, как и импортные.
Одним не нравился советский период истории, другим петербургский, третьим московский, одним казалось, что Россия недостаточно похожа на православную Византию, другим – на евразийскую Чингисханову империю… Претензии “во имя высших ценностей” были разные, а рефрен всегда один: “Пусть погибнет Россия”. Одни страстно ненавидят советский период за то, что он был недостаточно “модерным”, за “совок”, противопоставляемый “правильной” жизни на Западе. Другие, напротив, ненавидят советский период за слишком высокую степень модернизации по сравнению с “Россией, которую они потеряли”. Но точно так же петербургский период ненавистен как тем, кто видит в нем “западный псевдоморфоз” оригинальной культуры Московской Руси, так и тем, для кого петербургская Россия “недоразвита” по сравнению с Европой и миром. Даже по отношению к Святой Руси находятся те, кто склонен занимать “реакционную” позицию с опорой на язычество.
Казалось бы, что может быть возвышеннее и чище среди государственных идей, чем идея Русской державы? Но нет, вместо того чтобы говорить о восстановлении ее целостности и силы, вместо того чтобы вернуть в руки Русского государства выпавший меч Удерживающего, апелляцией к имперским началам и “имперской” демагогией пользуются для того, чтобы эту государственность подрывать. Когда Россия стремится к внутренней консолидации, дающей внешнюю силу, ту самую силу, которая и созидает империи, ее упрекают в том, что она отступает от “имперского интернационализма”. Во имя “имперских начал”, во имя “миссии” отказывают России в праве на всякую политику, которая обращена на соблюдение ее интересов. Во имя православия сделают все возможное, чтобы оно не смогло стать зиждительной силой национального возрождения – еще бы, ведь если такое возрождение состоится, то нельзя будет “во имя Православия” осуждать и смешивать с грязью сегодняшнюю Россию…
Именно поэтому сегодня любая – самая высокая, самая верная, самая благородная, самая исполненная духа – ценность должна быть взята на подозрение и тщательно обследована: не сидит ли в ней “кика-бес” самоненависти. Исходя из логики самоненависти целостный русский консерватизм сегодня и немыслим, поскольку, защищая одну традицию (скажем, имперско-монархическую), он должен бескомпромиссно отрицать другую (например, имперско-советскую). Подобный консерватор, утверждая свой консерватизм, вынужден сам пилить сук, на котором сидит. И до тех пор, пока мы не начертим единую схему нашей истории от “Ять” до “А”, осуществить национальный проект “Россия” в сколько-нибудь пристойном виде будет попросту невозможно.
Целостная история – это лекарство против заразы, распространяемой нашими самоотрицателями, которые хотят во что бы то ни стало вырвать и вычеркнуть из нашей истории тот или иной неугодный им период. Восстановление целостного взгляда на историю нации возможно и необходимо, с него мы и предлагаем начать исцеление этого сумасшествия, этого психоза самоненавистничества. По существу, в нашей истории был только один тип времен, которые мы должны изжить и более не допустить – это Смутные времена. Эти периоды – начала XVII века (1598–1613 гг.), “революционная” эпоха начала XX века (1905–1920 гг.), наконец новейшее Смутное время (1985–2000 гг.), последствия которого мы на себе ощущаем, являются чем-то вроде репетиций утраты истории, утраты исторического смысла России. В эти эпохи происходил временный перевес самоотрицания, и те, кто сегодня заявляет о неприкосновенности и незыблемости “ценностей” 90-х годов, вольно или невольно отрицают историческую Россию.