Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»
Но в этом мире случайностей нет,
И не мне сожалеть о судьбе...
В. Гребенщиков
Несколько слов эпиграфа бывают, как правило, призваны намекнуть читателю на что-то особенно важное для автора.
Эпиграф романа «Мастер и Маргарита», по сути дела, является краткой формулировкой основной идеи дальнейшего повествования, заключенной в констатации бессилия человека перед высшим законом судьбы и неизбежностью справедливого воздаяния всем живущим относительно их мыслей, эмоций и поступков. Образы, возникающие в сюжетно-философской картине романа, вписываются в нее столь органично, что не возникает сомнений в их достоверности.
Во всех аспектах существования, представленных в романе, идея фатализма и всеобщей «подсудности», заявленная в эпиграфе, постоянно доказывается фактически, меняя свой художественный и сюжетный облик в зависимости от задействованных образов.
Так, Бездомный, отказавшийся принять логику зависимости событий человеческой жизни от фактора судьбы, изложенную Воландом в самом начале романа, вскоре сам стал ее жертвой.
Другое доказательство подчиненности поворотам судьбы возникает из многочисленных предсказаний будущего людей как следствия их прошлого и настоящего и игнорирование их большинством. Ярким примером тут служит предсказание смерти Берлиоза в деталях, психушки для Бездомного или разговор об «истине» и «добрых людях» между Иешуа и Понтием Пилатом. В то же время на самого разного рода надувательства люди крайне охотно «покупались». «Сеанс черной магии с полным ее разоблачением» в варьете, дурачества Коровьева и Бегемота в «Грибоедове», отправка в Ялту Степы Лиходеева и многое, многое другое, устроенное свитой Волан да для увеселения их господина, вызывало среди людей больше интереса и удивления, чем проявление вселенских закономерностей.
В отношении «высоких чувств» тоже существует система объективной оценки. Система эта, при всей своей справедливости, не щадит, однако, человеческих мелочных слабостей. «Без драм, без драм!» – говорит раздраженный Азазелло Маргарите в Александровском саду, меньше всего задумываясь о ее переживаниях. Истинное искусство также было оценено по достоинству. Тут выясняется, что люди не в состоянии даже придумать достойную награду, что она неизбежна, как и наказание, и имеет те же источники. «Исполнитель» в лице Аза зелло в результате вынужден предлагать эту награду так, чтобы не было вообще никакой возможности отказаться.
Носителем и воплощением идеи бесстрастного судьи в романе выступает Воланд. Он имеет право наказывать и награждать, определять соразмерность причины и следствия, учитывая индивидуальность героев или ее отсутствие. Такие, как Маргарита, эти испытания выдерживают; такие, как Римский, Варенуха, Аннушка, Тимофей Квасцов и многие другие, – нет...
Манера поведения Воланда происходит отнюдь не от «доброты душевной». Он сам подвластен закону, вершителем которого является, только в значительно меньшей степени, чем все другие персонажи. «Все будет правильно, на этом построен мир», – говорит он, намекая на то, что и судьба сатаны должна в итоге вписываться в это построение.
Исполнение желания Маргариты о прощении Фриды – неожиданное исключение, случайность непредусмотренная и малозначительная – свидетельствует о том, что даже дьявол не способен предвидеть все.
Преимущество Воланда – в его признании верховенства закона жизни над всеми и соответствующей оценке своих возможностей. Отсюда и некоторая афористичность речи и непререкаемо-утвердительные интонации. Его реплики звучат как аксиомы: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас, сами предложат и сами все дадут», «...зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?»
В итоге становится очевидно, что философская сущность эпиграфа, рассмотренная со многих различных позиций в действии романа, получила фактическое подтверждение в эпилоге. Факты, явившиеся результатом «исполнения приговора» (покой Мастера и Маргариты, освобождение Пилата, переоценка ценностей Бездомным, переполох среди московских обывателей), лучше всего доказывают верность мысли, заключенной в строках эпиграфа.