«История одного города» как книга о современности
«История одного города», по собственному выражению Салтыкова-Щедрина, – книга о современности. Писатель считал, что это книга о его собственной современности; он писал «на злобу дня» и не стремился к славе «в веках». И тем не менее его книга и в наши дни представляется актуальной.
Писатель выбрал прием литературной пародии, чтобы яснее выразить свою мысль. Особенно это заметно в его «Обращении к читателю», которое написано от лица последнего архивариуса-летописца, а также в «Описи градоначальников».
Объектом пародирования здесь являются тексты древнерусской литературы, и, в частности «Повесть временных лет». Древнерусские летописи дали богатый материал для переосмысления. Все в книге Щедрина как будто бы выдуманное, но, читая знакомые фразы, характерные для русских летописей, понимаем, как все это соотносится с нами. Пародия – особый литературный жанр, и Щедрин выказывает себя в нем истинным художником. То, что он делает, он делает тонко, умно, изящно и смешно.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и преподобный тот корень, от которого знаменитое сие древо произошло и ветвями своими всю землю покрыло». Так начинается глуповская летопись. Величественный текст «Слова о полку Игореве» писатель переиначивает таким образом, что он вызывает смех. Салтыков-Щедрин, используя современные ему имена историков Костомарова и Соловьева, литературоведа Пыпина, добивается удивительного эффекта. Пародируемый текст придает всей глуповской летописи некое достоверное псевдоисторическое звучание, почти фельетонную трактовку истории. Особенно смешно звучит слово «ущекотать». В древнерусском языке оно означало «восславить», но в современном воспринимается как нечто, связанное со смехом, щекоткой.
«Повесть временных лет» также дала материал для щедринской пародии. В высшей степени забавны головотяпы, которые «обо все головами тяпают», а также галерея гущеедов, долбежников, рукосуев, куралесов. Это намек на полян, «живущих сами по себе», радимичей, дулебов, древлян, «живущих по-скотски», звериным обычаем, и кривичей из «Повести…».
Историческая серьезность и драматизм решения о призыве князей: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами» – становятся у Щедрина исторической несерьезностью, ибо мир глуповцев – это мир перевернутый, зазеркальный. И история их зазеркальная, и законы ее зазеркальные действуют по методу «от противного».
Князья не идут владеть глуповцами. А тот, кто наконец соглашается, ставит над ними своего же глуповского «вора-новатора».
История города Глупова – смешанная, гротескная и пародийная оппозиция действительной жизни, опосредованно, через летописи, высмеивающая саму историю. Но тем не менее историческая последовательность угадывается в ней хорошо, здесь чувство меры не изменяет автору. Ведь пародия как литературный прием позволяет, исказив и перевернув реальность, увидеть ее смешные и юмористические стороны. Но никогда Щедрин не забывает, что предметом его пародий является серьезное.
Пародия обладает одним свойством: она приближает пародируемый предмет к современности, и поэтому «История одного города» может быть воспринята даже как пародия на современное государство. Образованный фельетонист не преминет назвать бюрократа «Органчиком», а о некоторых высокопоставленных лицах так и хочется сказать, что они «въехали в город на белом коне и упразднили науки».
Книга Салтыкова-Щедрина показывает очень явственно, что, в конечном счете, со времен создания этой великолепной пародии мало что изменилось. В России до сих пор положение в стране напрямую зависит от личности правителя. Какая придет ему фантазия – так и будет выглядеть государство. Хорошо еще, если на троне окажется какой-нибудь Грустилов – по крайней мере места общественного отдыха украсятся лишними беседками. И беда, если придет новый Угрюм-Бурчеев. Тогда уже и Щедрина, фельетониста полуторавековой давности, читать придется с опаской.