«Дом человеческий и дом гражданский в повести В. Распутина „Живи и помни“

Скоро уже 60 лет с момента начала Великой Отечественной войны, но правда о том грозном и судьбоносном времени стала прорываться к нам лишь в последние годы. Наконец-то опубликован роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», снова вернулась к нам книга Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», стал доступен читателям роман А. И. Солженицына «В круге первом». Тема войны далеко не исчерпывается просто героизмом и патриотизмом советских людей. Нет! Все значительно сложнее. Вот эту сложность обстоятельств и характеров, высвеченных Великой Отечественной войной, с большим писательским мастерством показал Валентин Распутин в повести «Живи и помни».

Зима, 1945 год. Деревня Атамановка на берегу Ангары. Тридцать дворов. И вот в один из этих дворов приходит горе – дезертирует с войны муж Настены Андрей Гуськов. Его судьба – это своеобразный тупик. Обратной дороги нет. Гуськов укрывается в зимовье на берегу Ангары. Настена, эта совестливая женщина, учится врать, чтобы спасти мужа. Тяжелы ее думы: «...Вот и научилась ты, Настена, врать, научилась воровать». Но мы не спешим осуждать Настену, ведь она выполняет свой человеческий долг – остается верной мужу, преданной ему. Более того – героиня искренне жалеет Андрея, видит глубину его страданий: «Человек должен быть с грехом, иначе он не человек. Но с таким ли? Не вынести Андрею этой вины...»

Андрей Гуськов совершает преступление не только против государства и народа. Он совершает страшное преступление против своих ближайших родных, против Настены. С потрясающей силой показывает Валентин Распутин трагическое отъединение Настены от других жителей Атамановки. «Настена же таила такое, что почему-то касалось всех и было против всех, с чем каждый из них к сегодняшнему вечеру ни пришел, – против Надьки, и против Василисы Премудрой, и даже против Лизы. Она, эта тайна, соединяла их вместе и отделяла от них Настену; ее еще по привычке принимали за свою, а она уже была чужой, посторонней, не смеющей отзываться на их слезы и радости и не решающейся вторить им в разговорах и песнях».

И виновник всего этого – Андрей Гуськов. Да, преступна, оказывается, жажда жизни любой ценой, ценой предательства.

Та жажда, которая приводит Гуськова в укромное зимовье на Ангаре. Настена и муж-дезертир ищут возможный способ «оправдания» происшедшего. И способ этот один – ребенок. «Ребенок спасет тебя от зла. Да разве есть во всем белом свете такая вина, чтобы не покрылась им, нашим ребенком! Нету такой вины, Настена».

Все тяжелее становится Настене ладить с самыми близкими людьми. Семеновна изгоняет несчастную женщину из дома, подозревая ее в неверности Андрею. Но нет уже Настене дела до себя. Цель ее одна: «спасти его, ребеночка, не дать ему тронуться страданием, которое выпало ей...». Ради Гуськова и своего будущего ребенка героиня готова оклеветать себя. Увы! Безжалостные деревенские слухи не щадят материнских чувств Настены. Все чаще приходят к ней грустные мысли. «Нет, сладко жить; страшно жить; стыдно жить».

Трагичен финал жизни Настены. Она выбирает стращный путь для выхода из своего положения–самоубийство. Здесь, мне кажется, автор наводит читателя на мысль о некоей «заразе», передающейся, как болезнь. Ведь Настена, убивая себя, убивает в себе дитя–это двойной грех. Значит, уже страдает третий человек, пусть еще не рожденный. Ангара, в воды которой бросилась героиня, становится символом вечного успокоения и высшей правды. Бабы «предали Настену земле среди своих, только чуть с краешку, у покосившейся изгороди. После похорон собрались... у Надьки на немудреные поминки и всплакнули: жалко было Настену». Вот так! Чужие люди пожалели, оплакали. Они сохранят в своих сердцах горькую память о Настене.

А Гуськов? Он обречен на забвение. Интересно, что в заключительных главах повести никто не вспоминает о нем, кроме Настены. Он, нарушивший не только гражданский, но и человеческий долг, остается жить.

Наказание ему – его собственная память. Слова Настены: «Живи и помни»,–будут до конца дней стучать в его воспаленном мозгу. Живи и помни!