Сборник историй, роман-калейдоскоп, роман
Сборник историй, роман-калейдоскоп, роман
Мефистофель
Поспоримте! Увидите воочью,
У вас я сумасброда отобью,
Немного взявши в выучку свою.
Но дайте мне на это полномочья.
Господь
Они тебе даны. Ты можешь гнать,
Пока он жив, его по всем уступам.
Кто ищет — вынужден блуждать.
…Он отдан под твою опеку!
И, если можешь, низведи
В такую бездну человека,
Чтоб он тащился позади.
Ты проиграл наверняка.
Чутьем, по собственной охоте
Он вырвется из тупика.
Мефистофель (один)
Как речь его спокойна и мягка!
Мы ладим, отношений с ним не портя.
Прекрасная черта у старика —
Так человечно думать и о черте.
Иоганн Вольфганг Гёте, «Фауст»
в переводе Бориса Пастернака
Как вы уже, наверное, догадались, роман получается из сборника новелл, рассказов или повестей, в идеале завязанных сюжетно в цикл или несколько циклов. При этом для построения «большой вещи» можно выделить три метода. Первый и самый очевидный — ступенчатый, когда вы последовательно излагаете серию новелл про одного героя. Так написан «Робинзон Крузо» Дефо и книжки Туве Янссон про Муми-троллей.
Во-вторых, можно включить в одну новеллу массу вставок, перебивающих основное повествование. Так я сделала в своем романе-калейдоскопе «Джем», где главного героя вы видите названным и проявленным лишь в нескольких историях из 55 новелл, эссе и поэтических врезок. Вещь можно читать по частям, а можно смаковать отдельные рассказы из каждой части, которых семь — по числу нот, из которых составлена эта литературная «джем-сейшен».
Однако как калейдоскоп составляет из маленьких пластинок законченные картины, так и роман-калейдоскоп, прочитанный («перевернутый») так или иначе, дает разные гармонические картины, составленные из отдельных новелл, эссе или стихов. В классической романной форме история-врезка существует давно: ее использует, например, Толстой в «Войне и мире», перемежая основное повествование совершенно аналитическими эссе о технологии войны, или Пушкин, вставляя сон Татьяны или сельские зарисовки в историю «Евгения Онегина».
Третий способ — параллельно развивать истории нескольких групп персонажей, чьи действия составляют отдельные линии повествования. Этот прием очень подходит для абсурдистских пьес о разрозненности мира (дальше мы еще поговорим об этой традиции, включая шедевр «В ожидании Годо» Беккета), а также — для сборников эссе вроде «Опытов» Монтеня или для путевых рассказов, когда вы переезжаете с места на место, и прежние герои регулярно заменяются новыми, как мы обсуждали в главе 2, посвященной дневниковой прозе писателя. Самый яркий пример группировки историй отдельными блоками в рамках единого литературного продукта — это журнал, каждый номер которого редакция строит вокруг некоей темы, но в следующем и тема иная, и герои сменяются на новых, ибо нельзя же все время печатать одних и тех же людей.
«Декамерон» Боккаччо или «Кентерберийские рассказы» Чосера постепенно развивали сквозной сюжет и композицию, приближая литературу небольших новелл к большой форме. Конечно, и большая, и малая истории существовали с древних веков параллельно, ибо они просто выражают разные состояние и взгляд. Малая ближе к лирике, а большая — к эпике. Лироэпику мы обсудим в следующей главе, а пока давайте разберемся с романом, который уже не малая форма. И тем важнее знать, где проходит граница между малым и большим в литературе.
Роман — это литературный жанр, как правило, прозаический, — хотя, как мы помним, «Евгений Онегин» — это, по Пушкину, тоже роман. Этот жанр дает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя или группы героев в кризисный период его (их) жизни. Сам термин возник в середине XII века и относился поначалу к рыцарскому роману: старофранцузское слово romanz произошло от позднелатинского наречия romanice, что значит — «написанное на романском языке», который тогда был народным, бытовым.
Проще говоря, романтические истории на языке обычных людей о земных героях возникли в противоположность суровой историографии и религиозным видениям, которые писали строго на латыни. Поэтому «романом» вначале называли прицельно «не-латинские» произведения, первыми из которых стали «Роман о Ренаре», противопоставленный басне, и «Роман о Розе», отстраивавшийся от видений.
В XIII веке на смену исполняемому устно стихотворному роману пришел прозаический роман для чтения, с полным сохранением рыцарской авантюрной тематики и любовных сюжетов. И вплоть до произведений Ариосто и Эдмунда Спенсера, которые сегодня считают поэмами, все большие любовные истории современники резонно называли романами. В обратном переводе на латынь роман назывался «romanticus», отчего в европейских языках и взялось прилагательное «романтический», которое до конца XVIII века значило именно что «присущий романам», которые в те времена обычно повествовали об истории возвышенной любви. Позднее это слово стало синонимом понятия «любовный» и дало начало названию романтизма как литературного направления.
В XII–XIII веках слово «roman» стало еще и синонимом слова «estoire», что значило «изображение» или «иллюстрация». Поэтому примеры текстов художников в этой моей книге — это своего рода подарки от большой формы для писателей малой прозы и поэзии. Художник мыслит цельным единовременным образом — иначе он бы не смог нарисовать обложку к роману, а мы, читая его словесные описания картин, можем учиться технологии живописного взгляда и с точки зрения образности, и с позиций построения большой вещи «на одном холсте».
В XVII–XVIII веках «авантюрный» роман трансформируется в роман «реалистический» и «психологический». В Англии ввиду этих перемен за «старыми» романами оставили название romance, а «новые» романы с середины XVII века стали называть novel, от того самого итальянского слова «novella», которое породило новеллический малый жанр. Кстати, в горячей Испании слово romance с самого начала относилось к певческому поэтическому жанру — к романсу, а все разновидности романа искони называются novela. Так круг замкнулся, и в XIX веке Европе стало ясно, что малый реалистический формат имеет ту же природу, что и большой, и предполагает лихой сюжет с интересной развязкой, ярких героев и хороший стиль писателя, а в идеале — еще и существенное общественное звучание, как социальное, так и психологическое.
Между тем, конечно, по своей технологии роман противоположен «левополушарной» сюжетной новелле-развязке. Роман «правополушарен»: он дает читателю многоплановый узор сюжетов и образов, которые можно отложить — и наблюдать, как затем они притянут вас обратно. В искусно созданном «для правого полушария» романном образе нас увлекает его внутреннее развитие, а не просто внешний сюжет: вы ведь не стремитесь поскорее узнать судьбу героя, а хотите прочувствовать ее в деталях? Уэллс говорил, что все романы Диккенса, как они ни длинны, кажутся ему слишком короткими, и отмечал, что если французских писателей отличает стремление к исчерпывающему анализу, то в Англии романы тяготеют к последовательному и многостороннему описанию.
Больше того, говорил Уэллс, в Британии «роман — это произведение, не допускающее… явного вымысла. Автор берет на себя задачу показать вам обстановку и людей не менее реальных, чем те, которых вы постоянно видите… Но почти всегда… у читателя остается впечатление не только от описываемых событий, но и от поступков, которые представлены в привлекательном или непривлекательном свете… Чем выше мастерство, чем убедительнее приемы, тем большую пищу для размышлений дает автор… Роман — это не просто изложение вымышленных событий, но и авторский разбор, эмоциональная и нравственная оценка этих событий, а также мыслей и идей, которые вызвали эти события к жизни, поэтому… роман, как и драма, служит могучим орудием нравственного воздействия. И в этом заключается истинная и все возрастающая ценность романа… и писателя в жизни современного общества».
В итоге в англоязычной критике со временем более древний, но привязанный к однообразным романтическим сюжетам romance стал некой структурно-сюжетной разновидностью жанра novel. А кроме того, с конца XVII века, когда епископ Юэ в поисках предшественников романа впервые применил этот термин к ряду произведений античной повествовательной прозы, в Европе этот вид литературы тоже стал называться романом.
Зачем роман как жанр нужен специалисту малой прозы? Затем, что он — тоже novel, и все описанные выше свойства и достоинства романа в эпоху постмодернизма можно использовать в малой прозе и поэзии. Чтобы увидеть это, прочтите набросок неосуществленного романа из записных книжек Марка Твена, занимающий три абзаца. И вы увидите, что этот новеллический эскиз можно развернуть и в занимательный рассказ, и в приличную повесть, и в тяжелый романический двухтомник. Итак, «живут внутри айсберга. Жилище прекрасно устроено; утварь с погибшего корабля (а откуда берется тепло?). Рождаются дети. Толстый прозрачный лед в окнах. Их находят мертвыми и замерзшими через сто тридцать лет. Айсберг движется по широкому кругу, и так год за годом. Каждые двадцать три года они видят вдалеке обломки своего корабля.
Айсберг — двенадцать миль в длину, восемь в ширину, горы, долины, плато. Придумывают развлечения. Дети рождаются, вырастают, женятся. Пытаются разъяснить им, что такое жизнь на земле, в другом мире. Те не могут понять, они знают только свой айсберг. Приручают стада животных и стаи птиц, питаются ими. Может быть, у них нет огня. Тогда едят все сырым. Дети не видали огня, не знают об угле.
Это должен быть дневник женщины, он начат уже после кораблекрушения; как они туда попали, не сказано. У них нет воскресенья. Оба семейства знают, что им не спастись. Не хотят внушать детям несбыточную мечту и потому говорят им, что они родились здесь, на айсберге; ничего другого не знают. Откуда же ножи и другие металлические предметы? Их, оказывается, нашли в яйце оугоупа. Дети часто принимаются искать гнезда этой воображаемой птицы. Она рассказывает о юной девушке, душевнобольной, которая дожила до восьмидесяти. Посещает могилу мужа, умершего лет тридцать назад. Он лежит в ледяном склепе, не тронутый тлением, молодой, а она состарилась и поседела».
К чему это я привела? А к тому, что сейчас мы будем учиться делать «большую вещь» в любом размере. Ибо «романный» масштаб произведения — не в количестве знаков, а в сильном сюжете с интересной развязкой, которым учатся на новеллах, привлекательных героях с психологично описанной интересной внутренней жизнью, что свойственно рассказу, и в хорошем языке повествования, характерном для выдающихся повестей. И, как мы знаем, мера романа — это степень изменения героя, в первую очередь — лирического героя автора. В идеале надо, чтобы эта перемена имела какое-то социальное звучание, т. е. происходила не только внутри, но и вовне. Тогда наступает «на земле мир, в человецех благоволение».
Вот и давайте попробуем это сделать.