Поэма — «большая лироэпика» в стихах… или прозе

Поэма — «большая лироэпика» в стихах… или прозе

Поэзия не в том, совсем не в том, что свет

Поэзией зовет. Она в моем наследстве.

Чем я богаче им, тем больше — я поэт.

Я говорю себе, почуяв темный след

Того, что пращур мой воспринял в древнем детстве:

Нет в мире разных душ и времени в нем нет!

Иван Бунин, из стихотворения

«Поэзия темна, в словах невыразима…»

Следующим шагом от лирики к эпике стал жанр поэмы, представляющий собой крупное стихотворное произведение с повествовательным или лирическим сюжетом. Поэма так плавно перетекла в эпос, что вплоть до Средних веков эпопею тоже часто называли поэмой. Эпопея была обширным циклическим собранием лиро-эпических сказаний и песен либо чрезвычайно «разбухшим» народным преданием или мифическим сюжетом, как «Илиада», «Махабхарата», «Песнь о Роланде», «Старшая Эдда» и другие авторские и народные шедевры.

Поэмы бывали героические или назидательные, сатирические или комические, романтические или лирикодраматические. Главным типом поэмы долгое время было национальное осмысление религиозной картины сотворения мира — «Энеида» Вергилия, «Божественная комедия» Данте, «Лузиады» Камоэнса, «Освобожденный Иерусалим» Тассо, «Потерянный рай» Мильтона, «Генриада» Вольтера, «Мессиада» Ююпштока, «Россияда» Хераскова и др.

Постепенно развилась также и романтическая поэма, чьими вершинами стали «Витязь в тигровой шкуре» Руставели, «Шахнаме» Фирдоуси и «Неистовый Роланд» Ариосто, представлявшие поэтические версии рыцарского романа. Со временем жанр поэмы нашел свой срединный путь, обратившись к нравственно-философским проблемам, находящимся между религиозно-вселенской и глубоко индивидуально-романтической картинами мира. Шедевр этого рода — конечно, «Фауст» Гёте.

В эпоху романтизма поэма расцвела как вершина лиро-эпического жанра, приобретя социально-философский и даже символический характер в «Паломничестве Чайльд Гарольда» Байрона, «Медном всаднике» Пушкина, «Дзя-дах» Мицкевича, «Демоне» Лермонтова или «Германии. Зимней сказке» Гейне.

Однако не надо думать, что поэма — это обязательно стихотворное произведение. Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, хотя планировал ее как трехтомное сочинение в совершеннейшей прозе. Однако «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух» — это, конечно, поэтические строчки.

Это парадоксальное сочетание лиризма и социальной остроты произведения расцвело в литературе с конца XIX века, когда увлечение жанром поэм пошло на спад. И тут Лонгфелло написал «социальную» поэму под названием «Песнь о Гайавате», а Некрасов — не менее общественно-политические «Мороз Красный нос» и «Кому на Руси жить хорошо». В XX веке эта социальная тематика в поэмах усилилась, примером чему стали, например, «Облако в штанах» Маяковского или «Двенадцать» Блока, где глубоко личные переживания даны в суровом революционном контексте. Эпоха социальных потрясений и войн естественно вернула к жизни поэму героическую: Маяковский написал «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!», Пастернак — «Девятьсот пятый год», а позднее Твардовский — «Василия Теркина».

Однако сложные времена XX века заставили творцов обратиться и внутрь себя, что дало новую жизнь экспериментам с формой. Параллельно футуризму развивался акмеизм Николая Гумилева и Георгия Иванова, пришедший из Франции символизм расцвел в творчестве Бальмонта, Брюсова, Белого, Блока и др. Сила альтернативного поэтического течения сознания даже в революционные годы была так велика, что в борьбе с ним поэт революции Маяковский вместо агиток вдруг взял и написал «Про это» — о любви:

…Эта тема ко мне заявилась гневная, приказала:

— Подать

дней удила! —

Посмотрела, скривясь, в мое ежедневное

и грозой раскидала людей и дела.

В тридцатые годы грозой людей и дела раскидывало уже иначе, и Осип Мандельштам писал: «За гремучую доблесть грядущих веков, // За высокое племя людей // Я лишился и чаши на пире отцов, // И веселья, и чести своей… // Уведи меня в ночь, где течет Енисей // И сосна до звезды достает, // Потому что не волк я по крови своей // И меня только равный убьет». А Анна Ахматова в те годы создала поэтическую сагу «Реквием», в предисловии к которой указала: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): «А это вы можете описать?» И я сказала: «Могу». Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».

Тем временем зарубежные поэты XX века увлекались модернизмом, экспрессионизмом и экзистенциализмом, сочиняя философские и исторические поэмы, в которых по-своему сочетали голос сердца и стихии мировых потрясений в лиро-эпическом жанре. Американец Фрост выразил себя поэмой «В бурю», француз Перс обозначил поэтические «Ориентиры», жителя Британии Элиота волновали «Полые люди», а великого путешественника Элюара — «Непрерывная поэзия». Чилиец Неруда сочинил «Всеобщую песнь», а любимец женщин турок Назым Хикмет приехал в СССР, где синтезировал свое видение века в поэме «Зоя».